Зарница - Сергей Александрович Милушкин
— Ты всегда уходишь. Исчезаешь. Даже когда мы совсем рядом, держимся за руки и вроде бы вот оно… — стоит закрыть глаза и снова открыть их… и тебя не будет. Так всегда…
— Я здесь, — тихо проговорил он. — Я точно здесь. И на этот раз никуда не денусь.
— Прошлый раз ты тоже так говорил, — грустно улыбнулась девушка. Она чуть задумалась, потом внезапно спросила: — Как думаешь, мы сейчас там тоже вместе?
Виктор откинулся на подрагивающую переборку вагона. Он не сразу понял, про что она спрашивает. Про какое — «там»?
— Ты имеешь ввиду…
— Да… сорок первый… ведь ты… наверняка что-то помнишь? Должен…
— Да, — вдруг признался он.
Он действительно «что-то» помнил.
Вагон немного тряхнуло и вдруг образы поплыли в его памяти с такой неумолимой силой, что ему стало страшно. В красноватых светофорах, стремительно проносящихся мимо на перегонах, он увидел всполохи артиллерийских залпов, в стоне железнодорожной колеи — гул какой-то мольбы, жуткой и непонятной, будто бы тысячи человек одновременно стонали от боли. Видение нахлынуло, и он едва успел поставить стакан с чаем на стол.
Глава 29
1941 год
— Какой же ты неуклюжий! — Лена аккуратно поддержала его руку.
Он встряхнулся, открыл глаза шире, но тьма не прошла, наоборот она еще больше сгустилась. А красноватые огоньки, которые он принял за железнодорожные светофоры оказались всего лишь угольками в печке.
Вокруг стояли и сидели люди, почему-то они были детьми, и вся эта обстановка никак не напоминал ему видение, только что нахлынувшее на него с такой силой, будто бы все это было на самом деле. Он где-то читал, что такое явление называется дежа-вю, переживание того, что уже когда-то или где-то происходило. До сих пор, как сказал диктор в той передаче, ученые не могут объяснить природу этого явления.
— Вот это да… — сказал он, пораженный видением.
Лена повернулась к двери, посмотрела на девочку, которая вошла в дом и недовольно сморщилась.
— Это ты про нее?
Витя очнулся, сфокусировался на происходящем и быстро покачал головой.
— Нет, нет! Я совсем не про нее… мне только что такое показалось… ты не поверишь… я будто бы увидел наяву…
— Что? — едва слышно спросила она.
Он мгновение помолчал, обдумывая, стоит ли говорить ей про такое, но все же решил, что стоит. Кому как не ей?
— Будто бы… — он наклонился к Лене понизил тон до шепота: — мы с тобой едем на поезде…
Лена, сначала скептически сжав губы, при слове «поезд» повернулась к нему и придвинулась ближе. На мгновение она даже забыла про девочку у двери, которая вполголоса разговаривала с Давидом. Это конечно же, была та самая странная велосипедистка, встретившаяся им у ручья.
— Мы? На поезде? Интересно… Я никогда никуда не выезжала из города… — призналась она.
— Да… и я… представь себе… — он сделал многозначительное лицо. — Мы там уже взрослые!
Ее глаза округлились.
— Ни фига себе! — вырвалось у нее запретное слово.
— Ага…
— А что это был за поезд? — глаза девочки загорелись, она даже потеряла интерес к происходящему у двери, хотя, судя по всему, своим появлением незнакомка разбудила всех ребят.
— Поезд? — Витя покачал головой, стараясь уловить ускользающий во тьме мираж — который был так прозрачен, так удивительно реален и одновременно хрупок, ненадежен, что ему показалось, будто одно только усилие с целью возродить в памяти угасающий перестук колес, бряцание ложечки о край стакана, ее глаза в темноте — все это рассыпится тотчас, как только он себе это представит с большей ясностью. — Очень длинный… желтый и… синий… а на его боку написано «Янтарь»…
— Как красиво… — тихо произнесла девочка и он почувствовал, что она будто бы тоже увидела этот поезд. Невероятно, конечно, — но ведь он почти ничего не сказал, чтобы можно было заключить, красивый поезд или нет. Значит — действительно увидела.
— Да…
— Здесь опасно оставаться, — долетел до них возглас девочки от двери.
— Да ладно! — ответил ей хрипловатый басок, принадлежавший, конечно же, Червякову. — Кто тут опасный? Ежики да белочки, что ли?
— Дурак он, — сказала Лена и тут же спросила. — А расскажи еще про поезд! Мы правда там были взрослые?
Витя одним ухом, прислушивающийся к разговору у двери, не сразу понял вопрос.
— А… да… сбила меня с мысли она. — Он кивнул в сторону незнакомки. — Зачем только ее впустили? Говорил же Илья Андреевич, никого не пускать. Ай… — видение потускнело, и он почувствовал одновременно и раздражение, и горечь. Сколько бы всего он мог рассказать Лене, если бы никто не сбивал… а теперь… впрочем, кое-что он еще помнил. — Да, точно взрослые. У нас уже есть паспорта, мы показывали их проводнице. А еще визы! Представляешь!
— Мы что ли заграницу едем? — ее глаза открылись так широко, что в них можно было утонуть.
Но, к сожалению, он больше почти ничего не помнил и даже то, что еще оставалось в памяти — было словно мираж.
— Не знаю… кажется… Литва… то есть, Литовская ССР… я, наверное, слегка отключился и все это приснилось. Там еще… была цыганка… страшная такая…
— С нами в поезде⁈ — ужаснулась Лена.
— Нет… она, кажется… была раньше… на вокзале. Она сказала, что я… — он смолк.
— Что?
— Она что-то сказала, и я проснулся…
— Если немцы сюда дойдут, они вас схватят и отправят в Германию, — сказала отчетливо незнакомка. Она постоянно оглядывалась на дверь, будто бы чего-то боялась.
— Я закрыл ее на засов, — сказал Давид. — Не бойся.
— Да что им засов… — ответила она.
— Какие еще немцы? — опять сунулся Червяков. — Что ты заладила, немцы, немцы! Мы же не дураки, мы из Москвы. Нас такими сказками не напугать. Какие еще немцы⁈
— Фашисты. — Девочка повернулась к темному углу, откуда раздавался голос Червякова. — Куда ушел ваш учитель? Где он?
— Он побежал за подмогой, — сказала Витя. — Мы должны ждать его здесь.
Девочка покачала головой.
— Вы его не дождетесь. Его схватят,
