Елена Горелик - Стальная роза
Корить себя за длинный язык Яна не стала: уговор есть уговор, а про короткоствол она рассказала господину тысячнику – тогда ещё сотнику – с самого начала. Бывалый воин посоветовал отложить реализацию этого проекта до лучших времён, пока производство длинноствольных орудий не встанет на поток и не будет более-менее отработана технология. Совет оказался мудрым. Начни Яна продвижение огнестрела с пистолетов, возможно, на этой же стадии оно бы и умерло. Ведь с фузеями она столько не возилась, как с этими капризными пистолями. Да ещё вякнула про кремнёвый замок, теперь и его следовало изготовить самолично, дабы представить господам чиновникам из оружейного ведомства действующий прототип.
Сейчас перед ней лежали три ствола, с виду как будто не слишком друг от друга отличавшиеся. Все различия заключались в методе ковки. Теперь недостаточно будет просто зарядить их порохом, забить пыж, засунуть пулю и выстрелить. Нужно посадить их, желательно с помощью толстых железных скоб, на деревянные ложа с заранее пропиленными выемками и отверстиями под спусковой механизм. К механизму Яна имела лишь опосредованное отношение: она начертила примерную его схему, а изготовлением занимался мастер, которого господин тысячник привёз из Чанъани. Немногословный и молодой, но с золотыми руками, этот мастер буквально был рождён для тонкой работы по металлу. Теперь его изделия следовало совместить с её поковками одной деревянной конструкцией.
«Как не хватает моего ящичка с инструментами… – в который уже раз сожалела Яна, аккуратно подрезая деревяшечку, чтобы как можно ровнее уложить механизм в выемку. – Да ладно – ящичка. Сейчас в самый раз бы пришёлся самый обыкновенный штангенциркуль. А то делаем замеры шнурком, получается с точностью до миллиметра плюс-минус лапоть. Приходится доводить до ума вот так, при сборке…»
– Мамочка, а я тебе обед принесла.
Юэмэй после болезни как-то незаметно, неуловимо, но изменилась. Раньше это был беззаботный ребёнок, любивший поиграться в куклы и не любивший домашнюю работу. Сейчас дочка вела себя так, словно взрослый человек решил поиграть в ребёнка. Можно было поспорить, что рис она сварила сама, без участия Хян или старой Гу Инь. Можно было так же поспорить и выиграть, что сварила она три порции, две из которых, как полагалось, сразу отнесла отцу и брату, и только потом пошла к матери, работавшей в отдельной комнатёнке при кузнице. Наскоро умывшись, Яна понаблюдала, как она стелет на краешке стола чистую тряпочку и выставляет из корзинки чашку с ещё тёплым рисом.
Ну, как было не умилиться этой картине?
И, разумеется, ничего вкуснее этого риса Яна в жизни не ела.
Пока она ела, дочь поставила корзинку на лавку, и, пискнув: «Мамочка, я сейчас», – куда-то убежала. «В кузницу, наверное, – мелькнула мимолётная мысль. – За чашками папы и братика». Рано у неё пробудилась хозяйственная жилка. Сама она, помнится, впервые начала готовить лет в пятнадцать, и весьма посредственно поначалу. Юэмэй тоже не шедевр создала, но ей-то всего шесть… На миг Яна попыталась представить, какой станет её дочь лет через десять… и испугалась собственного воображения, которое нарисовало сразу огромное множество вариантов.
– Мамочка, – дочь с лукавой улыбкой всунулась в комнатушку. – Ты ещё работать будешь?
– Да, солнышко. Спасибо, очень вкусно было.
– А я тебе тут принесла…
Только сейчас Яна заметила, что малышка держит руку за спиной. Вот сейчас покажет что-то, на её взгляд, интересное и скажет: «Сюрприз!» Жаловаться нечего, сама дитё научила. И Юэмэй показала свой сюрприз. От которого у мамы чуть инсульт не случился.
Дитятко, хитро прищурившись, протягивало ей штангенциркуль.
– Откуда у тебя это? – шёпотом спросила Яна, чувствуя себя, как говорил отец, «ударенной пустым мешком из-за угла». Даже на колени опустилась перед дочкой. – Опять?
– Нет, мам, это было не так, как тогда, – Юэмэй, увидев страх в глазах матери, перестала улыбаться. – Тогда это случайно получилось. Сегодня ты думала, что тебе очень нужна эта штука. Я пошла туда, где она есть, и принесла тебе… Мамочка, я тебе помочь хотела…
«Боже мой… – сейчас Яна узнала, что такое „парализующий страх“. – Я только подумала… Я только подумала…»
Способности дочери пугали, и это мягко сказано. Нет, сожжение на костре малышке не грозило. Всего лишь дознание, не чёрное ли колдовство то, что она делает. Если, конечно, не удастся скрыть от общественности её нетривиальные возможности. Рассказать ребёнку, что пусть это будет «большим-пребольшим секретом», и, можно сказать, половина дела сделана. Но сейчас, именно сейчас, Юэмэй действительно вела себя так, словно взрослый актёр – надо сказать, хороший актёр – играл роль ребёнка.
В чём это проявлялось, Яна не смогла бы дать вразумительный ответ. Может быть, в излишне твёрдом и сосредоточенном, совсем не детском взгляде? Или в выражении лица? Или всё это вместе с чутьём, вопиющем о некоем скрытом несоответствии? Неведомо.
– Доченька… – она с трудом выталкивала слова из горла. – Доченька… кто ты?
Если бы Юэмэй попыталась и дальше играть ребёнка, Яна была бы стопроцентно уверена, что она лжёт. Но дочь, слабо улыбнувшись, как улыбнулась бы взрослая, много повидавшая женщина, обняла её.
– Когда-то меня звали Ли Чжу, – тихо сказала она ей на ухо. – Ты не бойся, мама. Просто знай, что я вас с папой очень люблю. По-настоящему.
– Ты всегда была с нами, или…
– С самого начала это была я – если я правильно тебя поняла, – контраст между внешностью шестилетней девочки и интонациями ровесницы её матери был убийственным. – Я тебе всё расскажу, мама. Просто папе пока не говори.
– Почему? Разве он не должен знать, кто ты?
– Потому что он… потомок моего сына. Не знаю, готов ли он это принять… Мам, пойдём домой. Вряд ли ты сможешь сегодня работать.
– Это уж точно, – маленькая зацепка за реальность вывела Яну из самого натурального мозгового ступора. – Правда, дома нам не дадут поговорить спокойно.
– Дадут. Мы в гостевой домик пойдём. Скажем, что прибраться надо.
«Ли Чжу… – чужое имя вражеской армией вторглось в сознание и учинило там форменный разгром. – Кто она, эта Ли Чжу? Можно ли ей верить, как я верила Ли Юэмэй?..»
Они просто встретились взглядами. Мать и дочь. Или две ровесницы. Или и то, и другое.
С ума сойти.
Но лучше переварить это именно сейчас. Ведь неизвестно ещё, что она о себе расскажет.
Глава 7
Восток – дело тонкое
– Устойчивый коридор готов, господин.
– Кого отправишь?
– Я пойду сам, господин. Мы уже убедились, что в нашем случае нельзя полагаться на посредников, они всё портят.
– Логично. Но ты не был там больше десяти лет.
– Это не тот срок, за который всё может радикально измениться, господин.
– Будь на твоём месте другой, я бы велел ему постоянно быть на связи. Но тебя я таким приказом только оскорблю.
– Благодарю за доверие, господин. Я вернусь с ключом или не вернусь вовсе.
– Зная тебя, я в этом не сомневаюсь… Уверен, что твой соглядатай не упустит дамочку? Он не произвёл на меня впечатления умного человека.
– Ему достаточно быть… проницательным. В его случае отсутствие интеллекта, скорее, достоинство. Не станет нести отсебятину, как монах.
– А что с твоим монахом?
– За него я спокоен, господин. Дерьмо не тонет. Хотя если я ошибся, горевать по такой потере не стану.
Всё забылось.
Нет, не так: всё отошло на второй план. Даже проблемы в семье старшей дочки и поджимающие сроки по изготовлению прототипа пистоля. Она едва не забыла злополучный штангенциркуль на рабочем месте. Юэмэй, заговорщически подмигнув, забрала его со стола и, сказав: «Положу, где взяла», – просто шагнула в дверь… и пропала на несколько секунд. Вернулась уже без инструмента.
– Пойдём, солнышко, – Яна вымученно улыбнулась. Ответом ей была совершенно искренняя улыбка дочери.
– Пойдём, мамочка.
Запереть дверь и сообщить папе о плохом самочувствии было делом двух минут. Юншань при виде белого, как мел, лица жены забеспокоился и поинтересовался, не нужен ли лекарь. Яне пришлось «включать» все свои актёрские способности, чтобы более-менее беспечно заявить: мол, ей плохо, но не до такой степени. А ей действительно было плохо. Пусть не телу, а душе, всё равно ощущение было далеко не из приятных.
«Она – моя дочь, – в голове неотвязно крутилась одна и та же мысль. – Моя дочь…»
Гостевой домик, тот самый, в котором Яна с Ваней провели первые два месяца жизни в этом мире, в дополнительной уборке не нуждался. Хян даже обиделась, когда госпожа заявила, что хочет там прибраться.
– Там цисто, гаспаза, оцень цисто, – зацокала кореянка. У неё было такое лицо, будто сейчас заплачет.
– Вот и хорошо, что чисто. Ты молодец, что прибираешься и там. Скажи Ши, чтобы принёс туда угля, казанчик воды, черпачок, чайник и чашки. Будем чай пить. И чтобы нам никто не мешал.
