Тьма. Том 3 - Лео Сухов
Но как объяснить свои знания? И как доказать свою правоту? Я всего лишь девятнадцатилетний парень, которого никто всерьёз не примет.
Оставалось наблюдать, как Ишим погружается в хаос, параллельно продумывая пути отступления. Главное — успеть вытащить семью, когда начнётся настоящая мясорубка. А чтобы в решающий момент не оказаться беспомощным, я вгрызался в учёбу, как голодный волк в глотку добычи.
Я даже сумел выпустить свой первый «огненный шар». По размеру он больше напоминал детский кулачок, да и летел как-то медленно…
А что хуже всего, встреча с первым же препятствием закончилась со счётом 1:0, и не в пользу шара. Он не дал жару, а просто бессильно вспыхнул и исчез.
— Фёдор Станиславович, а почему я никак не могу ускорить свой снаряд? — после одного из занятий я не выдержал и подошёл к преподавателю по атакующим плетениям, Тихомирову Фёдору Станиславовичу.
— Федя, а тебе зачем? — удивился тот.
— Ну… Чтобы, например, нельзя было от него увернуться! — объяснил я, выразительно скосив взгляд на обложку учебника, где сверкала золотом надпись «Атакующие плетения».
— Этот шарик огня, который мы делаем на уроке, всё равно бесполезен! — улыбнувшись, качнул головой Тихомиров. — Всего лишь способ потренировать способности.
— А что надо сделать, чтобы он стал полезен? — упрямо стоял на своём я.
— Температуру внутри поднять до тысячи градусов. И плотность увеличить. — усмехнулся преподаватель. — Вот только у тебя на это, Федь, жгутиков не хватит. Плетение получается очень сложным. Вот смотри…
Он выставил вперёд руки, а я сразу переключился на теневое зрение. Преподаватель начал плести уже известный мне огненный шар, жгутиками накручивая на него всё больше элементов. И да, в какой-то момент ему пришлось соединять сразу с десяток «основ»…
— Вот этот шар будет поджигать почти всё, до чего долетит. Если хочешь, к тому же, его ускорить, придётся накручивать новые «основы» движения. Однако надо понимать, Фёдор, что каждое новое добавочное движение будет обходиться дороже и дороже.
— Чувствую себя безруким со своими пятью жгутиками… — вздохнув, пробормотал я.
— Есть один способ ускорить снаряд! — с понимающей улыбкой сказал Тихомиров. — Но тогда противник увидит, что ты собираешься этот снаряд запустить. И даже поймёт, куда именно ты метишь.
— Это как? — тут же оживившись, уточнил я.
— Если сплетёшь огненный шар на кончиках пальцев или на ладони, а стихией наполнишь его в момент рывка твоей руки — полетит быстрее, да. Но учти: любой опытный боец сразу раскусит, что ты делаешь.
Совет оказался дельным. Я потом проверил. Жаль, мой боевой арсенал всё равно был удручающе мал и беззуб. Единственное, что хоть как-то радовало — щиты. Их я оттачивал до автоматизма. Научился выстраивать отражающие барьеры вокруг тела, прикрывать отдельные участки бронебойным слоем теньки, создавать локальные защитные пластины…
Но всё это были детские шалости. Нужен был качественный скачок. Иначе первая же серьёзная стычка с однокашниками превратится в позорное фиаско. С таким-то арсеналом — огненные горошины, стеклянные шипы и карманные смерчики — о победах можно было и не думать.
Однако я и так уже выжимал из себя по максимуму. Между учёбой, тренировками и подработками не оставалось иногда и свободных десяти минут…
Зима в Ишиме обычно приходит к концу октября. Сначала с каждым днём становится всё холоднее, а потом идёт первый снег. Но в этом году она пришла слишком внезапно и удручающе рано. Первого октября ещё светило солнце, воздух прогревался градусов до семнадцати-двадцати — а уже восьмого числа пошёл первый снег.
Это было очень неожиданно. Всё-таки октябрь — это не тот месяц, когда ждёшь снегопадов. На пробежку я, в итоге, не вышел: не было у меня тёплого костюма для занятий спортом. Вместо этого решил просто пройтись, чтобы нагулять аппетит для завтрака. А ещё мне надо было чуть-чуть взбодриться. Три часа сна — это всё же очень мало.
— Федя, а ты чего так рано? — сонным голосом удивился Семён Иванович, заметив меня.
Он теперь ночевал в специальной комнатке под лестницей. Её только недавно закончили делать рабочие. Вообще, ремонт в корпусе шёл на всех парах, но исключительно в те моменты, когда учащиеся были на занятиях.
Пока что обновляли стены, пол, батареи, но в скором времени обещали добраться и до наших комнат.
— Да вот… Проснулся и решил пройтись, — поздоровавшись, кивнул я.
— Ну как знаешь! — не оценил моего энтузиазма Семён Иванович, выглядывая в окно. — Я бы вот лучше в тепле посидел…
Я бы тоже! Только в тепле я усну, и вся недолга.
А вслух, конечно, ответил другое:
— Да я вроде бы и раньше рано уходил.
— Ну тогда-то ты сразу говорил, что по делу! — покачал головой смотритель, открывая тяжёлую входную дверь. — Кто ж гуляет-то спозаранку, да в такую погоду…
Снег был мокрый, плотный, он хрустел под ногами. За моей спиной оставались тёмные следы, в которых скапливалась вода. Кажется, я был слишком оптимистичен, выбирая одежду для прогулки, но так вышло даже лучше. Организм, потрясённый издевательством над собой, быстро приходил в рабочее состояние.
Рядом со зданием администрации я заметил дорогую машину. показавшуюся мне знакомой, но где её видел — вспомнить не удалось. А когда проходил мимо столовой, оттуда показалась Малая. И под ручку её поддерживал сам Вёрстов, грозный ректор всея Васильков.
Они, видимо, о чём-то спорили, но осеклись, заметив меня.
— Доброе утро, господин ректор и госпожа проректор! — приветствовал я.
— Федя? — удивилась Малая. — Ты чего в такую рань?
— А-а-а-а! Фёдор! Узнал! — обрадовался ректор. — А сейчас утро, да?
— Если верить часам на моей трубке, то да, Дмитрий Всеволодович, — ответил я.
— Раз уже утро, то я поеду в ишимское отделение! — ректор посмотрел на Малую, насупился и предупредил, видимо, продолжая какой-то разговор: — И не возражай! Так надо!
— Дмитрий Всеволодович! — возмутилась Малая.
— Машка, я предупредил! Никаких возражений! — грозно пошевелил бровями ректор. — Там и место есть, и обустроено всё! Так что заканчивай спорить…
После чего махнул ей рукой и, высоко поднимая ноги в щегольских ботинках, чтобы не забрать в них снега, поспешил к той самой знакомой машине.
Проходя мимо меня, Вёрстов прищурился и усмехнулся.
— Плохо учишься, Федя! — неожиданно заявил он. — Мало!
—