Убей-городок. Книги 1-2 - Евгений Васильевич Шалашов
Надежда взглянула на меня как-то по-новому.
— Вы меня отговариваете?
Конечно, отговариваю, дурёха ты этакая, подумал я. Но вслух так отвечать было нельзя. Плавали — знаем. Упоминание о том, что сотрудник милиции отговорил кого-нибудь от подачи заявления рассматривается прокуратурой чуть ли не как укрытие преступления от учёта со всеми вытекающими последствиями. Поэтому я ответил так:
— Я просто предлагаю вам хорошенько подумать.
Глава восьмая
Пик «Череповец»
С утра бегал по адресу, проверял — имеется ли криминальная составляющая черепно-мозговой травмы? Гражданин Моденов (нетрезвый, само собой) поступил в травмпункт в два часа ночи с рассечением головы. К счастью, не черепной коробки, а только кожи. И не на «скорой» доставлен, а товарищи привели. На ногах гражданин держался, сильного кровотечения не было, поэтому медсестра, вышедшая к пациенту, осмотрев страждущего, просто приложила салфетку и велела ему сидеть, и ждать. Он тут не один такой, доктор как раз осматривает другого несчастного, выпавшего из окна и сломавшего нос.
Группа сопровождающих с этим не согласилась — дескать, умирающему следует помогать без очереди, поэтому пришлось вызывать наряд и отправлять их в медицинский вытрезвитель, чтобы они не мешали прочим больным получать квалифицированную медицинскую помощь согласно очереди.
Госпитализировать Моденова не стали, не было надобности, просто наложили несколько швов и отправили домой. Врач, разумеется, интересовался — кто это его так? Но гражданин отмолчался. И медики записали в свои учёты: избит неизвестными. Лучше бы он сразу соврал, нам бы легче. А так, из травмпункта информация о травме пришла в отделение, а наше дело — проверить. А вдруг бедолагу ограбили, а то и просто избили неустановленные личности, которых мы срочно должны установить и отловить?
Должен был бежать инспектор уголовного розыска, но послали меня. Дескать — Моденов проживает на твоем участке, а уголовный розыск, в полном составе, занимается раскрытием квартирных краж. Ага, раскрывают они, как же.
Моденов, благоухающий перегаром и свежей зеленкой, встретил меня неласково и сумрачно, как и положено человеку, который еще не успел опохмелиться из-за пресловутых одиннадцати часов, а пока еще только девять. Но сказал, что травму получил сам, неосторожно наткнувшись макушкой на грабли в сарайке. По морде видно, что по башке его долбанул кто-то из собутыльников, но допрашивать человека с пристрастием я не стал. Если он настаивает на собственной версии получения травмы — его право, а нам работы меньше. А тут еще и супруга высунула из-за плеча мужа опухшую физиономию (видимо, вместе и пили), сообщила, что муж сам споткнулся и упал при выходе на улицу, ей-ей, сама видела.
Решив, что лучше придерживаться версии потерпевшего (вернее — пострадавшего, потому что никакой он не потерпевший), я, как порядочный участковый провел-таки небольшую профилактическую работу, посоветовав гражданину заходить в сарай осторожнее, лучше — при свете, в строительной каске, а на грабли не наступать (интересно, где у него грабли и та сарайка?), заполнил объяснение, дал на подпись и поскакал на опорник, где меня ждали более «увлекательные» дела.
Бумажные, чтобы им пусто было!
Но предварительно всё равно пришлось заскочить в дежурку, чтобы сдать объяснение, без которого травма Моденова продолжала считаться не обслуженной.
На опорном я, словно муравей, трудился в кабинетике, а Александр Яковлевич, опять-таки пришедший ни свет, ни заря, изучал прессу. Именно так, потому что он не пропускает ни редакционных передовиц, ни коротеньких заметок. Заметки-то еще ладно, но кто читает передовицы? Нет, сам иной раз читал, особенно, если приходилось выступать на партийных собраниях. А что тут такого? Берешь передовую статью из «Правды», выписываешь несколько самых ударных строчек, а потом начинаешь свое сообщение именно с них. А в конце добавишь только, что в соответствии с вышесказанным, и мы все углубим, уширим, поднимем и снизим и вообще сделаем так, что преступный элемент сократит свою антисоциальную деятельность. Тут главное не зарываться, и не обещать искоренить преступность, потому что до сих пор это еще никому не удавалось. Иной раз, все выступление сводилось именно к пересказываю. Но выступать на партийных собраниях мне довелось раза три, а может четыре за все пятнадцать лет моего партийного стажа, соответственно, и передовые статьи я читал не чаще. Так что, до Котикова мне еще расти и расти.
Знаю, что как все прочтет, начнет и меня просвещать. Наверно, Александр Яковлевич, в свое время ошибся при выборе вуза. Надо ему было не в институт имени Лесгафта поступать, а пойти на политработника. В крайнем случае — на истфак, что в наше время одно и тоже. Но замполит бы из Котикова получился такой, каким показывают их в фильмах и описывают в книгах — правильный, честный, а самое главное — очень надежный. Впрочем, как мне говорили фронтовики, подавляющее большинство комиссаров-политруков-замполитов, именно такими и были. Были, конечно, и трусы, встречались и шкурники, но очень редко. А уже в более поздней моей жизни популярной стала издевательская загадка: чем замполит отличается от командира? Командир говорит: делай, как я, а замполит — делай, как я сказал. Порой в самую точку.
Ну вот, так и есть. Председатель вошел ко мне с пачкой газет. Усевшись на стул для посетителей, уставился на меня с немым укором. Я же, оторвав взор от бумаг — второй раз переписываю список потенциальных элтэпэшников — неразборчиво, видите ли в прошлый раз составил, и Рита, дознаватель и наша палочка-выручалочка, если надо что-нибудь напечатать, не хочет брать, а отдать нужно до обеда! Ведь знаю, что фамилию принято писать печатными буквами во избежание недоразумений, а поди ж ты, поленился и попал Рите на зубок, как лопух. Глядя на Котикова, нетерпеливо кивнул — мол, чего там? Хотя, не такой уж и большой у меня список, я его переписал уже, но изобразить занятость — первое дело.
— Алексей Николаевич, — назидательно сказал Котиков, — понимаю, что ты человек работящий, но помимо работы нужно еще и событиями в мире интересоваться.
Эх, старшие товарищи. Мало вам, что беспокоитесь о моей личной жизни, так вам еще и мой политический кругозор не дает покоя. Но Котикова я очень люблю и искренне уважаю.
— А что там в мире-то произошло? — вяло поинтересовался я. А что там
