Ступень третья. Часть первая [СИ] - Инди Видум
В сон Андрея Мальцева я попал сразу, причем в этот раз ему снилось, что он на пляже валяется на песке, подставляя солнцу уже прилично загоревшее тело. Себе во сне он изрядно польстил и казался настоящим атлетом, хотя и был узнаваем.
— Ты хотел меня видеть, — прогремел я голосом Варсонофия, в виде которого я перед ним предстал. — Ярослав мне передал.
Андрей подскочил с песка, который тут же посерел, а море так вообще исчезло, как будто мы внезапно оказались в пустыне. И вообще атмосфера сменилась с ласково-солнечной на колюче-недружелюбную.
— Я виноват, я раскаялся, уважаемый Варсонофий, — застрочил он с такой скоростью, как будто боялся, что я уйду, его недослушав. — Я пытался все исправить, но Ольга не хочет меня видеть. Прошу вас снять наказание. Я наследник клана, на мне лежит обязательство его продолжить.
— Так ты его уже продолжил, — напомнил я.
— Дед того ребенка вряд ли примет, особенно если он не будет иметь магии. Но я обязуюсь о нем заботиться. Оказывать любую запрошенную Ольгой помощь.
— Сам-то планируешь на Ждановой жениться?
— Их поддержка нашему клану не помешает, — уклончиво ответил Андрей. — Анастасия — хорошая девушка.
Тоска, прозвучавшая в его голосе, показывала обратное, но противоречить Мальцеву-старшему даже в собственном сне Андрей не пытался. А ведь его дед прав: нет в нем стержня. Но это не моя проблема. Я возложил руку на плечо Андрея и торжественно сказал:
— Властью, данной мне богами, я снимаю с тебя наказание, Андрей. Но не думай, что я не буду присматривать за тобой, за Ольгой и за вашим ребенком. Не разочаруй меня.
Слушать его благодарность я не стал, тут же вышел из его сна и попытался попасть в сон Валерии. Это тоже оказалось несложным. Во сне Валерия, в отличие от Андрея, не расслабленно валялась на пляже, а вовсю целовалась со смазливым парнем, лицо которого показалось мне знакомым. Над своей внешностью во сне она изрядно поработала: грудь больше, талия тоньше, попа тоже прошла через улучшения.
— Мужу изменяешь? — прогремел я и развеял статиста.
Любая лишняя персона в чужом сне — дополнительный риск. Конечно, Валерия ничего не знает про снохождение, но она менталист, а значит, даже неосознанно может доставить неприятности, используя людей из своего сна. Снохождение всегда давалось легче людям со склонностью к менталу. Вот и сейчас Валерия не испугалась, поправила подол платья, удлинив его на пару ладоней, облизала губы, отличавшиеся большей полнотой, чем в реале, и высокомерно сказала:
— Это просто сон. Во сне я имею права быть, с кем хочу. А ты кто такой? Не припомню в своем окружении грязных вонючих старикашек.
Я положил ей руку на плечо таким же жестом, как недавно Андрею Мальцеву, заставив застыть на месте. Она не могла не только двигаться, но и говорить, поэтому в глазах наконец появился страх. Любой человек, как только понимает, что больше не властен над собственным сном, пугается, она исключением не стала.
— Это не просто сон. Это сон возмездия. Ты оскорбила моего ученика, Ярослава Елисеева. Ты должна попросить у него прощения. Чтобы ты поняла, чем рискуешь, я лишаю тебя голоса до вечера. Весь день ты не сможешь говорить, а как только появится голос, сразу поедешь к Ярославу и принесешь извинения. В противном случае останешься без голоса надолго, если не навсегда. Слово мое крепко.
Я отпустил Валерию и вышел из ее сна. Для нее самым большим наказанием будет унижение. А что для нее унизительней, чем извинение перед тем, кого она ненавидит?
Интерлюдия 8
Глазьевы, отец и сын завтракали вдвоем, как это частенько бывало в последнее время. Слишком рано они вставали, чтобы остальные члены семьи успели присоединиться. Роман тоже выглядел невыспавшимся и явно не отказался бы пару часов подавить подушку, но вместо этого он подавил зевок и вполне светским тоном протянул:
— Говорят, вчера у Лазаревых скандальчик случился?
— Случился, — кивнул Егор Дмитриевич, который не только завтракал, но и просматривал распечатки, поданные ему на подносе вместе с кофе. — Не сказать чтобы выдающийся, но значимый. Кажись, Елисеев с Лазоревыми разругался. Потому что Кирилл пытался его остановить, но Ярослав все равно ушел. И кажись, здорово разозлился.
— Почему так думаешь?
— К нему вчера опять пытались залезть в квартиру. Так он бандитов не только выпотрошил, но и убил.
Роман, который тоже как раз пил кофе, поперхнулся, закашлялся и выдавил:
— Что, прямо так взял и убил? Он же отпускал за штраф?
— В этот раз тоже отпустил. И убили их уже за пределами квартиры, как значится в полицейском рапорте «неустановленные лица». Но мы-то сложить два и два можем. Выпад Валерии Лазаревой его здорово разозлил, нужно было на кого-то выплеснуть — и выплеснул.
— Думаешь, ему бы спустили убийство? — недоверчиво спросил Роман.
Егор Дмитриевич повел плечами.
— Их юрист к нему сразу прискакал после взрывов. А денег у Елисеева теперь много. В том числе и нашими стараниями. Император ему благоволит, опять же.
— Благоволит, не благоволит — убивать просто так на улицах у нас никому не позволено, — нервно сказал Роман, прикидывая, как ему повезло, что вызвали Лазаревых, когда он вляпался в елисеевскую ловушку. — Это беспредел. За него такие, как Елисеев, должны отвечать.
— Должны, — кивнул Егор Дмитриевич и сделал знак лакею, чтобы ему налили вторую чашку кофе. — Если удастся доказать. Мою уверенность к делу не приложишь, а улики могли подчистить.
Они помолчали некоторое время. Егор Дмитриевич продолжил изучать распечатка, а Роман — размышлять о том, что только что услышал.
— А что хотели сделать те, кого он убил? Поди, на мать покушались? Тогда я его даже понять могу.
— Стоматологическую установку хотели выкрасть.
— Э-э-э… — недоуменно протянул Роман. — На фига? Так рисковать ради чего? Их же полным-полно в любой стоматологической клинике воруй не хочу. И защита там будет не в пример слабее.
— А там особенная, артефактная. Ермолина же рассказывала. — Егор Дмитриевич, вспомнив несостоявшуюся невестку, поморщился. — Кстати, отправил бы