Авантюрист - Матвей Геннадьевич Курилкин
А дальше нас привели в храм. Пирамида — неожиданно, если честно. Если я правильно помню, Карфагеняне не строили пирамид, их храмы похожи скорее на греческие, однако здесь была самая банальная пирамида. Ступенчатая, с плоской вершиной, построенная из красноватой глины. Не слишком высокая — метров тридцати в высоту. Возле входа две статуи — лежащие быки, только почему-то вместо голов у них просто шары. Чуть подумав я решил, что это солнце. То есть быки с солнцем вместо головы. Звучит так же глупо, как выглядит, и что это должно символизировать я так и не понял. Впрочем, может я ошибаюсь, и это не солнце вовсе. Долго рассматривать храмовые статуи нам не дали — ввели внутрь.
Помещение храма темное, освещено огнем. Стены украшены стеклом, поблескивают в неровном свете чадящих факелов. Забавный эффект — стоит только зайти, кажется, что тебя разглядывают тысячи красных, полных ярости глаз.
Глаза не сразу привыкли к темноте, а когда все-таки привыкли, я увидел статую местного бога. Высокий, полутораметровый мужик с шикарными бычьими рогами на голове. Взгляд у статуи неприятный — как будто живой. Баал сидит на троне, — как же еще! — руки на подлокотниках, только почему-то ладонями вверх. Статуя не слишком большая — пожалуй, Баал всего в полтора раза больше обычного человека, — но приковывает к себе взгляд. Мне с некоторым трудом удалось отвести глаза.
Рядом со статуей, по правую руку, на короткой толстой цепи, вмурованной в пол, сидит Пушок. Пес жалобно скулит, увидев знакомых, дергается, но вырвать кольцо не может.
Слева удерживаемая всего двумя жрецами стоит Кера. Вот и встретились. Вид у богини неважный. Во-первых, Кера тоже голая, причем, в отличие от нас — полностью. И голова у нее обрита. Все тело раскрашено какими-то значками и символами — сначала я подумал, что это татуировки, но приглядевшись, сообразил: краска. Такая же, как и та, которой покрыты жрецы. Только у них рисунки другие, и не так густо покрывают тела.
Встретившись с Керой взглядом, вижу только бессильное отчаяние. Значит, надеяться на ее помощь не стоит — как-то они смогли лишить ее сил. Ладно, посмотрим, ради чего нас сюда привели. Благо долго затягивать с представлением они не стали.
Жрецы подтолкнули нас ближе к трону, заставили опуститься на колени. И все замерли. Кажется, даже не дышат.
— Чего ждем? — не выдержал я через несколько секунд. Не то чтобы я так уж надеялся на ответ, просто хотелось разбавить пафос. Все такие гордые, торжественные. Даже спутники мои притихли и опустили головы. Моя реплика ожидаемо не понравилась — посыпались удары. Били сильно, но хотя бы тупыми концами копий. Видимо пока мы нужны им живыми. Вот чего я вылез? Мало мне доставалось?
Побои продолжались не долго, и прекратились резко. Статуя бога пошевелилась, повела взглядом. В тот же момент окружающие тоже повалились на колени, уткнулись головами в пол. Меня попытались согнуть, но я уклонился от тычков. Опустив голову ничего не увидишь, а мне было любопытно. И терять, похоже, уже нечего. Взгляд у Баала оказался неприятным. Нет, никакого давления я не почувствовал. Ничего сверхъестественного. Просто это был взгляд явно давно расставшегося с рассудком существа. Он смотрит, но такое ощущение, видит нечто совершенно отличное от реальности. Да и выражение лица… Легкое недоумение, интерес. Как у энтомолога, который увидел, как из куколки капустницы вдруг вылезло совершенно другое насекомое.
— Ты дерзок, чужак. Мне это нравится. — приветствиями бог себя не утруждал. — Хочешь знать, почему ты здесь?
При звуках его голоса чернокожие жрецы распластались по полу еще благоговейнее.
— Потому что меня сюда привели против воли, — буркнул я.
— Не играй словами. Ты будешь наказан за неуважение. Позже. Ты примешь наказание с удовольствием. Ведь ты здесь для того, чтобы возвыситься.
Бог, видимо, ожидал вопросов, но я промолчал. Смысл беседовать с неадекватным существом?
— Ты станешь чем-то большим. Большим, чем просто человек. Ты станешь моим первым жрецом. Моей правой рукой. Моим слугой. Ты станешь тем, кто низвергнет чистого бога. Во имя мое.
— Почему я? — мне все-таки стало любопытно.
— Потому что ты силен для смертного. Моим слугой может стать только самый сильный. Твоя воля велика. Боги этого мира до сих пор не имели над тобой власти, хоть и оставили свои печати. Ты ненавидишь чистого бога — мне приятна эта ненависть. Мне тоже не нужен этот чужак. Как только ты склонишься передо мной, я дам тебе силу. Очень много силы — сейчас ты даже осознать не можешь того могущества, которым станешь владеть. Ты легко уничтожишь чистого. Бросишь его к ногам моим. И тогда потомки тех, кто пытался меня уничтожить, станут моими рабами. Ты совершишь свою месть, а я — свою.
Я молчал. Терпеть не могу, когда меня к чему-то принуждают, хотя за возможность уничтожить чистого я готов на многое. И плевать мне, насколько он безумен или жесток. Но он ведь еще не все условия выставил.
— За мое покровительство ты будешь давать мне силы. Мне нужны жертвы — ты ведь понимаешь, что ничто в этом мире не дается просто так, — бог воспринял мое молчание, как готовность слушать дальше, — Самая ценная жертва — это та, которая дорога жертвователю. Когда-то те, кто принадлежал мне, отдавали мне своих детей. И я даровал им победу, даровал силы. Но они оказались слабы. Они считали, что бога можно обмануть. Они покупали рабов, и давали их мне, чтобы сохранить жизни своего потомства. Решили схитрить. Заменить истинную любовь деньгами. Ты знаешь, чем все закончилось. Они предали своего бога, и у меня не хватило сил, чтобы защитить своих недостойных слуг. Они все сгинули, и едва не сгинул я. Из-за них. Жаль, что у тебя нет детей. Но это не обязательно — главное, не степень родства. Главное — связь. Ты принесешь мне в жертву тех, кто пришел с тобой, одного за другим. Это горькая весть, я знаю, что ты сейчас думаешь. Ты сомневаешься. Вы, смертные, всегда сомневаетесь, когда приходится платить за помощь. Так вспомни о своей цели. Вспомни, против кого ты выступил, и подумай. Что для тебя важнее. Месть мерзкому пришельцу, могущество и возможность добиться счастья для всех. Спасти своих недостойных соплеменников. Или инстинкты животного, которое стремится сохранить то, что ему дорого во что бы то ни стало. Подумай, но не пытайся тянуть время. Я слишком долго искал такой возможности — и у меня больше нет терпения, чтобы ждать, когда смертный решится.
Один из жрецов поднялся
