Сергей Калашников - Своё никому не отдам

— Так что, Миш, по-прежнему у вас и кипит работа? Ни вздохнуть ни охнуть некогда?

— И не говори. Камень подвезли, раствор известковый лучшего качества, а боярин, которого прислали за стройкой надзирать, весь день на ногах — ни на минуту не присядет и другим не даст. Во всё лезет, повсюду тычется.

— А слух был, государыня нынче к Званску подалась, встречают там кого-то с корабля.

— Может и подалась, а может и нет. Уследи поди. Ни свиты при ней, ни охраны. Одета как все бабы. Уж сколь раз было, присядет наш неугомонный, дух перевести, а вечером она возьми да спроси — что же ты, родимый, плотников так поздно послал леса переставлять? Так что в Званск она поехала или к вам на карьер — это мы завтра узнаем, когда она возы с песком пересчитает, да у тебя — бригадира — спросит, куда подевались три недостающие?

Парни заржали. Посыпались шуточки на счёт того, что даже вот этот незнакомец, что смотрит в окно, может оказаться государем, или человеком от него.

Ехать искать Наташку больше было не нужно. Задачку за него решили эти работники. Напомнили непутёвому своему царю, что самая страшная угроза — неизвестность. Поэтому следует и ему, и Наташке, и ближникам их взять за правило бывать запросто повсюду, среди других людей ничем не выделяясь. Тогда или за руку поймают нерадивых распорядителей, или страха на них нагонят. Тут главное не специально отправляться для проверки ряженым, а жить такой жизнью, чтобы быть естественным и неотличимым от остальных.

Скажем, у папеньки это не получится — за многие годы публичного утверждения своего высокого статуса и походкой и позой и манерой речи, он потерял способность раствориться в толпе. Но есть они с Натальей, или Федот, или Тимоха, да тот же Агапий уже наловчился сливаться с фоном. Маловато их, конечно, будет для такой большой страны. Стоит подумать, как увеличить количество людей, которым он спокойно доверил бы, может и не всё государство, но заметное влияние на его судьбу.

А пока Гриша взялся за записи.

— Эй, а что ты записываешь? Фискал, что ли?

— Т-т-то есть поедешь в карьер спрашивать про те возы песк-к-ка? — это Миша первым справился с обуявшим всех весельем. Почти справился.

Гриша улыбнулся:

— В другой раз. Недосуг мне нынче.

Хохотали до тех пор, пока не пришла пора выходить. Пресс — это интересней песка. Только к месту работы над ним попасть не удалось. Крепкие руки сильных мужчин доставили его прямиком к руководителю строительства, на правёж.

— Вот, господин, подозрительный тут такой с нами ехал. По сторонам смотрел и всё записывал. Когда спросили — царём назвался, — Миха положил на стол книжицу.

Хозяин кабинета, не поднимая глаз от бумаг, велел двоим остаться для присмотра, и дочитал письмо до конца. Потом составил ответ и велел отнести его какому-то Курдюку. Покосился на государя, безучастно ожидающего продолжения событий, и принялся листать его записи.

Кажется, это занятие боярина увлекло, потому что время от времени он просил объяснений. Тут всё-таки не связное повествование, а рабочие пометки. Этот пожилой, немало повидавший человек, не особенно разглядывал наброски устройств и приспособлений. Соображения о том, каким государству быть волновали его значительно больше.

— Что не шпион ты засланный, это, паря, понятно. А вот заумь твоя — она от недостатку опыта, потому что разумности в этих задумках изрядно. Так вот: люди, они для себя стараются, своё приумножают. Ты же желаешь, чтобы они о государстве в первую очередь пеклись. Вроде как — а сами мы как-нибудь.

Скажем, пусть ты царь, и царство, получается, твоё. А на Вельям-острове княжеская вотчина имеется у тебя и рода твоего. Тогда, если всем брать с тебя пример, выходит, что спервоначалу надо подумать о собственном достатке, о детях и родне, а уж потом о стране и народе, и о нас, боярах верных.

— Спасибо, господин, надоумил, — Гриша непринуждённо забрал со стола свой поминальник, и принялся заносить в него новые соображения. Как ни крути, а с собственностью на землю придётся разбираться до конца. Она ведь пока главный кормилец.

— Привет, Гриня, — Наталья вошла. — Это я настрожила обитателей здешних, чтобы береглись любопытных, что тайны оружия нашего пожелают выведать.

Она прекрасно выглядит в коротком камзоле поверх сорочки — такие в последнее время часто шьют для мастеровых, которые стоят на вещевом довольствии. Правда, вместо брюк на ней просторная юбка немаркого цвета, из-под которой виднеются тупоносые яловые башмаки на шнуровке. Платок, повязанный «по-бабски» дополняет образ царицы. Она тут смотрится гармонично и естественно. Он уже видел, что здешние женщины похоже одеваются.

Миха испуганно крестится, а боярин, кажется, возносит мысленно благодарную молитву Всевышнему, расположившему его к сдержанности. Хотя, это ведь тёртый калач. И умница, каких мало.

Глава 29. Доигрался

Первым доигрался Тыртов. Его пехотинцы, высадившиеся на Ростоц-острове для проведения учебных военных действий против реального противника, так досадили франам, что экспедиционный корпус сдался. Просто безо всяких условий подняли белый флаг и сложили оружие.

А что прикажете делать, если колёсные пищали торчат из-за каждого куста и валят любого, кто покажется. Это днём. Ночью всё значительно хуже. Проклятые рыссы из темноты стреляют короткими стрелами в часовых, выглянувших на шум. Попытка же атаковать пресекается залпами картечи из невесть откуда выкаченных пушек. А еще свои проклятые пищали они поставили не на два колеса, а на четыре, и запрягли в эту тележку лошадку. Отстреляются издалека, и уезжают. Гнаться за ними — это снова попасть под картечь. Пытаться обходить с флангов — самоубийство — кругом засады. Такое впечатление, что рысский котёнок с франской мышкой играет, а не война ведётся. За фуражом никуда не выберешься — никто из таких вылазок не возвращается. И ведь всегда первыми валят командиров.

Весь этот ужас усугублен полностью прервавшейся связью с внешним миром. Линейные корабли, попытавшиеся провести на родину караван судов, вернулись избитыми двумя неказистыми галиотами, дотянуться до которых из орудий не удалось ни разу. Они оказались довольно ходкими и сблизиться с собой не позволили ни разу, легко добрасывая ядра, пробивающие метровые дубовые борта. Некоторые из снарядов взрывались, причём на разный манер, но народу при этом секли — жуть.

Проворные скампавеи настигали малые суда, попытавшие счастья безлунными ночами. Кажется, их командирам что-то подсказывали с берега моргающие огоньки.

Когда много месяцев подряд не получилось ни одного удавшегося действия, счёт потерям кажется нескончаемым, а противник — неуязвимым, руки опускаются.

Вторая скампавейная эскадра, два артиллерийских корабля — Ласточка и Пичуга — и три роты морской пехоты не объединённых общим командованием, чётко выполняли поставленную государем задачу — беречь личный состав и тревожить неприятеля, используя для этого преимущество в вооружении. Хотя, совсем без потерь не обошлось.

Земли бывшего княжества Ростоцкого отошли в казну, поскольку недавний господин этой обширной вотчины совершил попытку мятежа — пришел с войском к столице в момент выступления бояр против государя. Вот так и закончил работать ценнейший полигон, где испытывались новые вооружения и опробовались свежие тактические задумки.

Вместо этого произошло массовое паломничество в столицу Ростоцких бояр, просивших о принятии их на службу царскую и подтверждении кормлений, ранее назначенных им князем. Взамен этого, Гриша предложил довольствие и жалование им и их детям и жёнам за надзор за сбором оброка. Довольствие и жалование — солдатские. Скромные.

Столица заволновалась. Одни полагали справедливым наказание слуг мятежного князя. Другие прозорливо углядели в этих действиях попытку разрушить старинный уклад и отменить обычаи. Затихший было муравейник, который государь старался не ворошить, снова забурлил и… Кикинский полк прибыл в город, а вслед за этим в порту стремительно высадились Тыртовцы. Приказных дьяков по утрам будили солдаты, препровождали к месту службы и зорко следили, чтобы не бездельничали они, и не болтали промеж себя пустого. А ещё — чтобы, ежели чего им приказано — исполнили в срок.

После этого в налаженном многолетним трудом документообороте возникла жуткая неразбериха. Перепутано оказалось всё, что можно, и что нельзя. У Кикина просто опустились руки, а папенька настолько огорчился, что обозвал Гришу олухом царя небесного. После этого начальников приказов выпороли прилюдно… и вернули на свои места, чтобы исправили ошибки подчинённых. Тех, кто отнекивался — пороли ещё раз. Делу это не помогло.

После этого такой же экзекуции подвергли и старших дьяков.

Кажется, до «обчества» дошло, что юный государь закусил удила и понёс. Вставать у него на пути — это очень больно. Документы, направляемые государеву письмоводителю пришли в порядок быстро, но распоряжения, рассылаемые для исполнения во все концы страны, ничего кроме гнева и горечи вызвать не могли. На этот раз работников самых отличившихся «учреждений» высекли поголовно. Через двое суток царский письмоводитель вздохнул облегчённо, а папенька посмотрел на сыночка… ну, как на взрослого.