Сделай и живи спокойно 1 - Вадим Демидов
Пока я чутка отвлёкся, на свои, сугубо личные переживания. Товарищ Шкато Семён Семёныч, очень коротко и сжато, описал эпический подвиг Вилора Тихого. Если опустить всякие там: «аки лев», «защитил честь молодой мамы» и «настоящий комсомолец», то вышло что я, теперь, как минимум должен жениться на Бартолье и никак иначе. Нафига, тогда, спрашивается защищал её? Это же надо было так выступить нашему бригадиру, что я сам себя почувствовал героем. Вот это Шкато зажёг — не по детски прям.
После таких слов, вся толпа с большим интересом стала поглядывать, на бледного меня. Пришлось, чтобы не разочаровывать народ, как-то подсобраться и сделать вид, что я вполне себе готов к труду и обороне. Встал со скамейки (мысленно сжав зубы), как и все похлопал в ладошки. Не знаю, что сыграло роль, но… блин. Я вдруг понял, что могу пойти работать. Не то чтобы боли не было, просто её можно было терпеть. Через силу и скрипя зубами — но, до конца смены, я продержусь. Надо — это обдумать. Пришлось опять плюхнуться на лавку. Может быть этот — мой рабочий порыв, в будущем, чем-то аукнется и отзовётся. Может быть, впоследствии, я буду жалеть о том, что не ушёл с работы. Не знаю. Но, сегодня я должен остаться и хотя бы морально поддержать Машу. В конце концов, ведро раствора с горем пополам принесу.
Следующим, на импровизированную трибуну, в виде лавочки, забрался товарищ Иванов. Его, между прочим, никто не звал! Этот небезызвестный прораб светлого будущего, имел свою точку зрения на происшествие. Но, для начала, как и бригадир Шкато, предупредил всех, о скором окончании обеденного перерыва. А далее, в короткой речи, буквально за пять минут, обвинил меня во всех смертных грехах, начиная с пьянства на рабочем месте и заканчивая откровенным саботажем политики партии. Сказать, что народ офигел — это значит ничего не сказать.
Я попытался встать со скамейки и что-то ответить, но Сергей Сергачёв наш комсорг сунул мне сжатый кулак под нос. Я понятливый, поэтому сел на место. Зато Серёга, прямо с места и в полный голос, потребовал от прораба не лезть не в своё дело. Ибо, товарищ Иванов поставлен здесь, для того чтобы следить за соблюдением технологических процессов, а моральной составляющей должен заниматься представитель комсомольской организации. Поэтому заканчиваем прения, по данному вопросу и пи… быстро идём на работу. Я бы так сказать не смог. У меня язык, на такие перлы не заточен. Народ наверное тоже не совсем понял, о чём собственно идёт речь. Зато, точно понял, что пора идти трудиться. Ну и пошли, чего там. Разошлись, продолжая обсуждать происшествие.
Со мной осталась Маша, как наставник и, возникшая из ниоткуда Татьяна Исипова, как духовный лидер нашей организации. Обе, различными уговорами и сладкими речами, стали склонять меня к противоестественным действиям. Прораб Иванов услышав, что они мне предложили, убежал в свой кабинет. Наверное, скоро опять приедет милиция. У этого человека в прорабской стоит телефон и на столе лежит блокнот с интересными номерами. Точно позвонит паразит мелкий.
Пока я отбивался руками и ногами от предложения, которое мне совсем не в тему, на аллее появился наш сварщик. Не помню, как его зовут. Так-то слышал, но сейчас просто вылетело из головы. Он пинками гнал перед собой парнишку. Одного из тех, что напали на меня.
— Вот держите подарочек! — сказал сварной, и отвесил подзатыльник пацану, направляя его в нашу сторону, — еле догнал скотину. Хорошо ты его приложил по ноге, — обращаясь ко мне, добавил парень, — но даже так, догнал с трудом. Все через забор сиганули, а этот не смог.
Маша и Татьяна, уперев руки в боки, нависли над поверженным пареньком. А он, поджав под себя ноги, обхватил голову руками, вдруг заверещал:
— Тётя Таня, я не виноват! Это он первый начал!
Недоумённые взгляды Маши и сварщика скрестились, на нашем комсомольском вожаке. Чудны дела твои Господи! Это — что это? Я с интересом, правда одним глазом, посмотрел на товарища Исипову.
Человек который рулит комсомольской организацией, априори не может быть слабохарактерным. Татьяна Исипова это сразу подтвердила. Сжав губы в тонкую полоску, она очень выразительно посмотрела, на это лохматое чудо, которое продолжало, что-то там всхлипывая говорить. Потом оглядела нас всех и спросила:
— Я отойду, с этим «племянничком» в сторону, поговорю чуть-чуть? — немного подумала и добавила, выплеснув эмоции, — родственников не выбирают. Свалился тут, на мою голову. Убью гадёныша.
А мне-то что? Я вообще пострадавший. Какие ко мне могут быть вопросы? Мне главное, чтобы они с Машей не спелись опять, когда всё закончится. А-то начнут опять со своими идеями приставать. А мне — это не надо! Так что пусть делает, что хочет. Надо племяннику экзекуцию устроить, пусть устраивает. А я посижу пару минут и пойду работать. Надо заканчивать, в конце концов, с этими санузлами.
— Коль? — Маша дернула сварщика за рукав спецовки, привлекая внимание, — ты зачем этого балбеса сюда привёл? Дал бы по шее и отпустил. Теперь разговоров будет…
— Машуль, а я что? — начал оправдываться сварной, — смотрю драка вроде прекратилась и все с Вилором возятся, а этот встал с земли и побежал. Я и подумал, что свидетель нужен по любому. Вот и побежал за ним. А тут видишь, как вышло.
— Ладно, чего уж теперь, — моя наставница вытянулась, стараясь стать повыше, чтобы посмотреть, как идёт разговор у Татьяны и малолетнего хулигана, — кто же знал, что они родственники.
Надо уходить. Прораб хоть и тормоз порядочный, но, в пылу энтузиазма, может прийти к нам, на санузлы, а никого нету. Что потом последует, можно даже не обсуждать. И так я на волоске здесь вывешен, на общее обозрение. Все за мной присматривают и заботятся, по своему. Блин… Ещё и комсомольцы, по ходу, взяли под своё крыло, в надежде на мою сознательность и какие-то там заслуги в Брянском детдоме. Эх!
Не успели мы далеко уйти. Я, Маша и сварщик Николай решили не ждать Татьяну Исипову. Пусть она хорошо пропесочит своего племянника, а мы пойдём на работу. Вот и вышло, что мы во двор, а милицейский ГАЗик за нами. Прораб падла! Заложил всё-таки. И чё делать?
Колюха, как самый из нас опытный, толкнул меня и Бартолье в подъезд, а сам уронил, себе под ноги, бочонок с известью. Ну и наклонился,
