Пекарь-некромант. Часть 1 - Андрей Анатольевич Федин
Начинал заниматься после того, как закрывал магазин и производил расчёт с бригадой малолетних рекламщиков (сегодня скормил им остатки вчерашнего эксперимента: караваи со вкусом карамели — детишек они привели в восторг). Поначалу упражнения тяготили меня. Но когда почувствовал, что могу триста раз присесть, не отвлекаясь от размышлений о «бренности бытия», смирился с их необходимостью. Сегодня от трёх сотен приседаний уже и не вспотел бы, не будь в доме, как и за окном, такой невыносимой жары.
Начинал я с сотни повторений. Потом сделал двести. На третий день увеличил число приседаний до трёхсот. Профессор посоветовал мне ограничиться этим количеством повторений. Заявил, что для правильного усвоения организмом магической энергии их вполне достаточно. То же и с отжиманиями. Призрак лишь вяло похвалил меня, когда я пятьдесят раз коснулся грудью пола. Знал бы он, что в прошлой жизни я считал пятьдесят отжиманий недостижимым рекордом. А тут… вчера, всего на четвёртый день занятий, отжался сто раз!
Я бросил на стол полотенце, приступил к наклонам — сегодня будут те же три сотни касаний ладонями половиц. Простое дело — лишь бы снова не закружилась голова. Хотя уже вчера головокружения не было. И это, как утверждал мэтр Рогов, благодаря работе плетений. Двадцатилетнее тело легко справлялось с нагрузками. Особенно при помощи магии. А вот добиться столь же впечатляющих результатов при растяжке не удавалось. Четыре дня пытался сесть на шпагат. Пока безуспешно.
«Сто семь».
«Сто восемь…»
* * *Мастер Потус сообщил, что пора вынимать из печи хлеб.
Я в это время пытался ходить на руках. Медленно работала укрепляющая магия. После столь впечатляющих результатов с приседаниями и отжиманиями, достижения на поприще акробатики меня не впечатляли. Да я бы и без заклинаний научился ходить на руках за неделю. А тут… уже пятый день пытался и всё ещё не мог пресечь вверх ногами всю комнату. Свалился я посреди гостиной — примерно там же, где и вчера. Сегодня обвинил в этом не вовремя явившегося призрака.
— Мог бы и помолчать, пока я занимаюсь. Из-за тебя опять до стены не дошёл.
«Завтра дойдёшь, етить тебя, — сказал старый пекарь. — Хлеб сгорит, пока ты тут выкрутасничаешь, бездельник! Неужто не чуешь, что провонял весь дом?!»
В воздухе витал запах свежей выпечки и чеснока. Для сегодняшнего эксперимента я выбрал рискованный рецепт. Моё мнение и мнение призрака разошлись. Я полагал, что чесночный хлеб — интересный выбор. Тем более что не часто применял кулинарную магию профессора при выпечке ржаных караваев. Старикан же доказывал: хлеб и чеснок — вещи несовместимые. Вот только его слова опровергались моими воспоминаниями из детства: помнил, что любил заедать борщ ржаной коркой, посыпанной солью и натёртой чесноком.
Одеваться не стал. Лишь сменил тапки на сапоги. Поплёлся в пекарню. За пять дней, что прошли после того, как меня пытались продырявить из местного аналога арбалета, я успел испробовать несколько вариантов выпечки. Причём два из них — несладкие: горчичный батон и каравай со вкусом красной лиминики (местной травки, по запаху похожей на смесь укропа и мяты). В ассортимент товаров магазина я их вводить не стал, хотя и малолетняя банда, и Полуша с Лошкой их нахваливали. Но пометил рецепты в уме, как удачные — на будущее.
Новых покушений на мою жизнь за эти дни не случилось. Или я их не заметил. Продавщица говорила, что к нам в магазин вчера заглянул один из сыновей мастера Фетрика, моего конкурента, чья пекарня находилась к нам ближе прочих — в Птичьем переулке. Мужчина, по её словам, выглядел мрачным и недовольным. Он внимательно изучил наш ассортимент. Но не попытался со мной встретиться. «Испужался, — объяснила мне его поведение Лошка. — Все ж знают: вы даже мальчиков Мамаши Норы не так давно отседова прогнали».
Госпожа Белецкая больше не появлялась. И её представители пока тоже обходили меня стороной: возможно, не успели отстирать штаны. Торговля ежедневно обновляла рекорды. Выручка неуклонно росла: до возвращения Полуши я выпекал четыре партии хлеба — вкалывал, как раб на галерах. Да ещё и успевал экспериментировать. Вот как сегодня с чесночным хлебом. Работа в пекарне, зарядка, инструктаж персонала и отряда юных рекламщиков оставляли время лишь для сна и короткой пробежки. Вечером я всё ещё обходился без молока.
Местные вдовушки пусть уже и не избегали встречаться со мной взглядом, но намёков на совместное изучение звёздного неба по-прежнему не делали. «Боятся», — подтвердила вчера мои догадки продавщица. На мой вопрос, не боится ли она у меня работать, Лошка пожала плечами; заявила: Мамаша Нора не запрещала ей на меня работать. «А в штаны я к вам не лезу». Не раз за прошедшие дни у меня появлялась идея наведаться к Белецкой в гости — «поговорить по душам». Но… действительно ли это она послала того стрелка, что пытался меня убить?
Не обнаружил в пекарне задымления. Зажёг светильники (мастер Потус заставлял гасить их всякий раз, когда я надолго покидал зал — выполнял его просьбу: надоело с ним спорить), натянул спецодежду: фартук и шапку. Деревянной лопатой вынул из печи пятнадцать ржаных батонов — все с фирменными пятью надрезами. Сложил их рядом с уже остывшими пшеничными караваями. Ушло на это чуть больше минуты: орудовать пекарскими приспособлениями я научился виртуозно. Накрыл хлеб тканью.
Подошёл к заготовкам медовых батонов — ткнул один пальцем, проследил за реакцией теста.
Кивнул.
— Можно ставить, — пробормотал я.
Мастер Потус против обыкновения оставил мои слова без комментариев. Либо призраку надоело читать мне нотации, либо в его глазах я превратился в настоящего пекаря… что маловероятно. Больше того: никак не объяснив свои действия, старикан ушел из пекарни — позволил мне работать без присмотра. Я даже хмыкнул от удивления: неужто я успел его обидеть? Долго раздумывать над поведением призрака не стал. Доведёнными до автоматизма движениями отправил в печь тридцать заготовок для медового хлеба.
Стянул
