Кайл Соллей (СИ) - Кулабухов Тимофей Varvar
Солдат жив. И упрям. Тащил его с застывшего поля боя, по израненной окаменевшей земле Невского Пятачка, замотав заранее заготовленным куском белой ткани, прижимаясь к земле, локтями, коленями, протирая маскхалат с чужого плеча. На локтях сшитые при скупом свете белых ночей двухслойные чулки-рукава, дополнительная защита рук. Для коленей пока не сшил, времени нет. Он, раненый, еле живой, цепко держал винтовку. Ни разу не застонал. Мой двадцать второй. Впереди глубокая воронка, промерзшая, но спасающая от ветра и вездесущих немецких пуль.
Подтянул, придерживая ему голову, стащил вниз. Он самостоятельно уселся, опираясь на оружие. Зажал между колен, укутался в ткань. От холода у солдата не шла кровь, но раны по всему телу. Посмотрел на меня. Измученного лица коснулась улыбка.
- Сосед. Дядь Коля. Вы?
- О, Володь, не узнал. Приветствую, я, да.
Протянул неумело скрученную самокрутку. Махорку выдавали на заводе, в паёк, а я не курил. Но брал и делился с обитателями окопов и ранеными, кто ещё был способен курить. Даже спички для этого носил. Зажёг одну, ловко прикрывая огонек обоими ладонями.
- Откуда вы тут? Санитар?
- Вроде того, доброволец. В военкомате сказали – воевать слишком старый. Хотя немножко поучиться в Осоавиахиме. Тружусь на минометном заводе. Всё больше тяжелый труд, руки грубые сделались для сборки, неловкие. Таскаю, поднимаю, перевожу. Весь день, стараюсь не присесть, там же всё больше девоньки. Совсем дети. Им бы в школу. После смены сажусь на трамвай, до конечной, потом пешком до медсанбата, там помогаю, всё что могу, медицинского образования у меня нет. Посильная помощь. Потом отпрашиваюсь у старшего смены на Пятачок. Ползаю тут, как змей, таскаю с поля боя раненых, оружие. С ума сойти до чего изменился мир, если из дома до войны можно доехать на общественном транспорте. Пятачок. В моем детстве так называли вытоптанная площадка возле дома, где пацаны играли. Столько лет прошло. Снова бегаю на Пятку.
- А вы откуда, Дядь Коль? Родом. Ленинградец? – цепкий взгляд соседа разглядывал меня сквозь танец сизого дыма.
- Да нет. Волжанин я. Однажды меня оттудова Лексеич позвал город строить. До революции ещё. Строитель я. Вот скажи, Володя, всех вокруг спрашиваю, что для тебя свобода?
- Я свободный человек, дядя Коля. Всё что у меня есть это свобода и гордость. Свобода человека и гордость воина. Свобода? Земля без фашистов. Увидеть небо без войны. Выстоять. Мы выстоим. Город не падёт. Никто не смеет нам грозить…
Он курил, согреваясь от огня самокрутки, если таком образом вообще возможно греться. Закашлялся. Долго, но тихо, аккуратно, чтобы никто не услышал, вздрагивая всем телом. Закрывая глаза. Когда тело вздрагивало, становилось видно, что он ошеломительной худ.
- Никто не смеет нам грозить, ни герцоги, ни короли, - закончил я за него фразу, хотя и сомневаюсь, что он собирался сказать именно это. - Ты чертовски прав, Владимир, помнится, Спиридонович, а я старый дурак, подзабыл. Гордость воина. Спасибо, что напомнил. Отдохнул? Перетащу через Неву. Ползком, пулеметы все простреливают. Только ползком. Вот хлебушек. Возьми.
Достал из кармана газетный сверток с остатками пайка, он попытался оттолкнуть руку.
- Поешь. Силы появятся, только не засни, замерзнешь. Обещаешь? Вот ещё махорка, кури, один черт не знаю, куда её девать. Спички. Ты полз от… это же был ДОТ? Пулемётная точка? Поднимается жуткий буран. В трех шагах не рассмотреть. Хочу вернуться туда и всех убить. Зайду вглубь, в тылы, угоню у немцев танк, сам водить не умею, но даже с моим скудным знанием немецкого способен заставить ваттмана-шофёра. Доберусь до партизан, буду воевать. Хватит отсиживаться за вашими спинами. Это ведь мой город. Никто не смеет нам грозить. Сейчас немного поколдую, такое старинное волжанское шаманство. Силы появятся, совсем чуть-чуть, раны слегка подзатянутся, шаман из меня слабенький стал. Уж прости, сосед. Перетяну за реку, дальше сам.
Солдат посмотрел на меня с большим большим сомнением, полез за пояс и протянул мне пистолет, «люгер» или вроде того.
- Не надо. Мне бы нож.
- Есть. Окопный, острой. Возьмите. Удачи, Дядь Коль.
- И тебе, боец. Будем жить.
* * *
Плавно. Локоть. Локоть. Колено, второе. Ступни болят, ноет подбородок, холодом сводит спину. Ползу, вжавшись в мерзлую землю. Вьюга не смолкает. Но немец воюет чертовски хорошо. А на войне нельзя давать врагу ни единого шанса.
Ползу.
А в голове тот далекий рассвет. Как я вынырнул, мгновенно потяжелевший от мокрой одежды, схватился за крепление пирса, подтянулся, уцепился за доску, поднялся наверх. Вода стекала струями, жирная белобокая чайка сидела на опоре, скептически косила на меня круглый глаз, но не улетала.
Шаг за шагом. Ноги как чужие. Впереди таверна «Новый дебаркадер». Открыто, несмотря на рассвет. Зашел и плюхнулся на ближайшую лавку.
- Ну наконец-то! Милорд Кайл, - усталый голос Армана, ставшего ещё более седым и старым, но не менее обаятельным, сам этот голос, непостижимым образом улыбался. – Немедленно сообщу аббату и Снорре. И Сотнику. Магнусу. Всем. Всем. Будете теплый суп?
- И пива буду, несмотря на утро.
- Для начала обниму вас!
- Все живы, Арман, скажите, все живы? Все?
Старый трактирщик подошел и внимательно заглянул мне в глаза.
- Теперь, когда вы вернулись. Теперь, действительно все. Все живы, клянусь Святым Саркисом. Николь дождалась вас.
- Как прекрасно место, где меня ждут, Арман…
* * *
Отец Михаэль улыбался без перерыва. Сонный, одетый в подрясник, в нарушение всех канонов церкви на его теле появился нательный рисунок, на внутреннем плече мускулистого от физического труда предплечье, какой-то мост в разведенном состоянии. Наверное, это значило, что мост через Одд построили. Или что Михаэль Серхио в глубине души еретик, хоть и святой аббат. Кажется, алкоголь уже подействовал.
Он был первым, кто пришёл. Сегодня в Дебаркадер придёт много народа. И это хорошо. Хоть бы кто догадался сухие портки принести.
- У нас с Иоанной пушистый кот, англские моряки подарили, зовут Мэнсон. Два раза чуть по помер, негодяй.
Начал добывать свинец из старой штольни, которую мы пещерой Первой палатки раньше называли, но всё это больше развлечение. Изготовление сам знаешь, чего, идет понемногу. Третий раз уже медь покупаю у контрабандистов, через Брестэ, чтобы никто не сопоставил факты.
Твой племянник Дей растет настоящим оторвой, за ним половина слуг гоняется, но честь и воинская доблесть уже налицо. А вот Айседора спокойная, уверенная в себе, разумная и рассудительная, так что оторопь берёт. У родителей всё хорошо. Многие в землях Соллей их называют не по имени, а отец и мама.
Ольт жив-здоров, счастлив.
Валенты пишут время от времени, у них там тепло. Валентина родила второго – назвали Злата или Златан, почерк сложный, не разобрать. Обещают приехать, в гости или насовсем, казна Николь готова оплатить.
Деннис Сотник мне очень помогает, всей бюрократией занимается. Никого не обижает. Мы ему дом построили, новый.
Ангелина Де Бюж написала, но письмо тебе, я не вскрывал. Зато нанял тайного сыщика, чтобы он установил правду про таинственный побег архитектора из Бордо. Выяснилось, что это точно были ведьмы, посланные младшим братом герцога. Семейные дрязги, борьба за титул. Святая инквизиция уверена в этом, но не стала предъявлять обвинения, испугавшись политических последствий.
В твое отсутствие барон Соллей назначил Снорре командовать стражей города, за порядком следить. Тот одно время ухаживал за Авророй, руку предлагал. Она ему отказала. Теперь у него невеста из нордов, Свана Голубоглазая, что не удивительно, он парень видный и богатый. Хозяйка Берега принялась за ним бегать, истерики закатывать. Ревность. Целые любовные войны у них.
У Конкарно всё плохо, но там же и изначально дела не шли. Суда всё больше к нам заходят. Сушеная рыба торгуется паскудно, только зимой запас распродаем. А вот изюм уходит весь и по хорошей цене. Договорился с аббатством, научил сушить, чтобы через нас продавали. И яблони сажают, будут сидр делать, как в Стране Бюжей.
