Четвертая масть - Игорь Черемис
В конце я с тоской посмотрел на зеленоватые пачки сотенных. Их было тринадцать штук — два ряда по шесть и одна сверху. Все — без банковской упаковки, стянутые обычными черными резинками. Пара таких пачек решила бы многие из моих сегодняшних проблем, хватило бы и на квартиру, и на видеомагнитофон, и на апгрейд «Победы» — или даже её замену на ту же «пятерку» от ВАЗа. Правда, какие-нибудь ребята из ОБХСС могли бы заинтересоваться, откуда у бедного студента деньги на все эти радости жизни, но тут я надеялся на посильную помощь своих родителей.
Валентин глядел на всё это богатство безо всякого выражения на лице, словно видел нечто подобное каждый раз, когда открывал ящик своей прикроватной тумбочки. Я бы даже сказал, что он выглядел разочарованным.
— Да не особенно… — пробормотал Валентин.
Я ещё раз глянул на содержимое чемоданчика глазами человека из будущего — и понял, что мой генерал-майор прав. Сумма, конечно, внушительная — но лишь по сравнению со средней зарплатой по стране. Сто тридцать тысяч рублей, ещё валюта — для простоты можно считать, что около ста тысяч долларов. И неизвестная сумма в алмазах — но вряд ли и она поражала воображение.
— Думаете, тут не всё?
Он очнулся, посмотрел на меня и снова перевел взгляд на содержимое дипломата.
— Да нет, всё… — пробормотал он. — Только здесь нет того, на что я надеялся.
— Может, у него где-то был тайник?
— Либо тайник, либо он всё остальное уничтожил… это даже вероятнее. Олег Михайлович был очень осторожен во многих вещах. Не зря же ему удавалось бегать от нас столько времени… Вот только зачем он взял с собой этот чемодан?
Валентин как-то простецки почесал в затылке.
— Чтобы не искали остальное? — предположил я.
— Как вариант… Ладно, подумаем об этом на досуге, — он наклонился к багажнику, взял лежащую сверху пачку купюр с Лениным и протянул мне. — Держи. Премия за хорошую работу.
Я усилием воли заставил себя не хватать эту подачку.
— Этого много для обычного студента, — сказал я с очень напряженной улыбкой. — Но мало для попаданца. И вряд ли я это заслужил.
— Шура, а сколько вам нужно для счастья? — процитировал Валентин Остапа Бендера и снова протянул мне деньги. — Бери, не сомневайся. Всё равно всё в доход государства уйдет, а там пачкой больше, пачкой меньше… завистники всё равно будут уверены, что я второй такой чемодан себе оставил.
— Так, может… — я кивнул в сторону сокровищ.
— Нет, нельзя, — он покачал головой. — Да и не в этом счастье, на самом деле…
А в чем же ещё? Я недоуменно покрутил головой и взял деньги.
Глава 25
Дороги должны катиться
— А чего ты вдруг решил уходить? — спросил Саша. — Это не связано с?..
Наш комсорг был серьезно озадачен моим внезапным появлением, а потом — моим решением сменить институт. Совсем недавно по всем меркам мы с ним были в райкоме комсомола, где обсуждали с тамошними обитателями моё светлое комсомольское будущее. Правда, это было ещё до сессии, в самом конце зачетной недели, с тех пор случилось несколько событий, одним из которых был очень щедрый подарок от Михаила Сергеевича и — косвенно — от оборонного ведомства СССР. Но Саше не стоило знать об этом подарке и об обстоятельствах, при которых мой перевод в другой вуз не сопровождался обязательной повесткой в военкомат.
Впрочем, с государственным переворотом, на который намекал комсорг, мой перевод точно не был связан.
— Мне сделали предложение, и я не смог отказаться, — туманно ответил я и добавил, заметив его недоумение: — Я не могу об этом говорить слишком открыто, сам понимаешь.
— О… — Саша задумчиво кивнул. — Что ж, всё, что делается — к лучшему.
Фаталист нашелся, подумал я.
— Да, — согласился я. — К тому же я и сам прикинул, что новая специальность будет мне более интересна, чем то, что я изучаю сейчас.
— Понимаю, — кивнул Саша. — Может быть, ты и прав… хотя мне понравилось у нас учиться, думаю, после аспирантуры попробую в науку двинуться.
— Наука — это хорошо, — согласился я.
Я слегка покривил душой — ничего хорошего в науке о строительстве заборов не было. Она была актуальна в тридцатые, и тогда мудрые большевики превратили один из факультетов одного большого института более широкого профиля в отдельное учебное заведение. Но уже в семидесятые стало понятно, что этот путь ведет в тупик, хотя сам вуз протрепыхался до моей старости, превратившись за это время в филиал ада по выпуску всяких дизайнеров, экологов и менеджеров. За границей, кстати, это направление понемногу начали сворачивать в конце семидесятых, когда стала понятна его ненужность, и именно поэтому толковых работ на английском и не было. Коммунистам такая расточительность была не свойственна, и они выжимали кошку досуха, хотя тоже не понимали, зачем это нужно делать.
Впрочем, уже сейчас здесь в большинстве своём учились те, кому не повезло — как мне, например, не повезло родиться в городе, где имелось профильное предприятие, на котором работали мои родители. Среди студентов-заборостроителей, конечно, случались всякие флуктуации вроде тех москвичей, которые пропивали деньги Дёмы, но в целом костяк составляли именно уроженцы мест, в которых пока процветало прикладное заборостроительство, а остальные студенты просто при поступлении спутали специальности — всё же отсутствие нормального интернета играло свою отрицательную роль в информированности широких народных масс.
— Я могу снестись с комитетом комсомола того вуза, в который ты перейдешь, — после небольшой паузы предложил Саша.
— Зачем? — удивился я.
Честно говоря, комсомольцы мне тупо мешались — они были излишне инициативны, причем не по делу. И даже их будущие заслуги в области построения капиталистического общества на руинах бывшего СССР меня не вдохновляли. Не сейчас, не после отставки Горбачева. Я был уверен, что теперь всё будет по-другому, не так, как в моей жизни. И всеми силами молился всем известным мне богам, чтобы это «другое» было не слишком кровавым.
— Актив всем нужен, — заметил Саша. — Думаю, они тоже ищут инициативных ребят. Сразу, конечно, в комитет вряд ли пригласят, сначала присматриваться будут, но со временем — почему нет? Ты уже показал, что можешь взять на себя самые
