Закон Долга. Вестница - Гюрза Левантская
Глубже, глубже, глубже… Вот он уже чувствует те нити, что трепещут от движений его зрачка. Затормозить. Успокоить. Выровнять. Готово!
Он медленно открыл глаза и понял, что вся работа насмарку. Перед ним на коленях, положив ладони на бёдра, расставив в стороны локти и обернув хвост вокруг ног, сидела Чара. Поза, означавшая разговор, которым не пренебречь даже вожаку. «Семья моей семьи» вызывала его на диалог, заранее смиряясь с его решением и последствиями, требуя только одного — выслушать до конца. На мыслях Чары каменной стеной висела защита. Ни единая мысль не беспокоила его во время нырка, потому она смогла подойти незамеченной. Эта способность сейчас поедает внутренние силы самки, как детёныш первую добычу. Жадно и неаккуратно. До завтра она вряд ли сможет летать в старшем облике. По шкуре вожака поползли цветные молнии раздражения — весь труд по успокоению эмоций разлетелся в крошку.
— Снимай защиту, Чара! Нечего силы тратить. Говори, зачем пришла, и оставь меня в покое! Я не поменяю своего решения.
Будь рядом кто посторонний, он бы обошёл сидящих в спокойной позе нир-за-хар по дуге: на языке ящеров эти фразы звучали как рык. Но Чара только спокойно опустила защиту и уставилась на своего родственника.
— Ты — вожак. Но сейчас ты будешь вспоминать, что такое слушать старших, — сказала она, не обращая внимания на линию гнева, пробежавшую по лапам Варна. — Ты ещё даже в яйце не сидел, когда у меня был наездник. Вчера ты ударил, больно ударил по моим инстинктам, пытаясь объяснить, что движет тобой в желании заполучить уходящую в небо. По-хорошему, мне бы оставить тебе пару полос от когтей на морде за такое, но я не буду. Если не отступишься — законы Хараны сами тебя накажут. Связь наездника и нир-за-хар двусторонняя. Тебе известно об этом?
— Чара, это общеизвестно, и если ты думаешь…
— Никакой тени тебе неизвестно, детёныш ты, старшего облика не достигший! Никакой! — Чара сжала ладонями колени, царапая чешую. — Слушай и запоминай! Ни один нир-за-хар, испытавший на себе связь с амелуту, не скажет тебе этого, ибо не в наших традициях раскрывать слабости! Но ты, на твоё счастье, семья моей семьи! Родной мне, хоть и не одна кровь. Брат моего мужа, который попросил присмотреть за тобой! Семья, которая вот-вот ввяжется в неприятности! Связь — двусторонняя. И дело не во взаимных дарах, которые вы передадите друг другу братанием: зрячесть и вещание, понимание речи и способность разделить небеса. Дело в слабостях, которые вы откроете друг в друге! И возможность использовать эти слабости на собственное благо. Да, ты получишь способность затопить амелутку эмоциями и уговорить совершить то, что выгодно тебе, но знаешь ли ты, что будет, если она окажется достаточно сильной, чтобы принять на себя бремя братания?! Ты думаешь, что делаешь ей одолжение соглашаясь стать её ключом к небу, но знаешь ли о том, что не сможешь отказать?! Знаешь ли о том, что наездники не беззащитны перед нами?
— К чему эти слова, Чара? — устало спросил Варн. — Я знал такие рассказы и раньше. Странно слышать их от тебя. Будто ты им веришь.
— Не верю. Знаю! Знаю, что такое противиться зову небес, усиленному наездником! Как это больно! Знаю, что такое, когда они не хотят быть услышанными. Вожак, прошу… Никому не избежать последствий, ты потеряешь не меньше, чем найдёшь!
— Для этого амелутка должна оказаться сильной. Ты и правда настолько не веришь в меня, что считаешь этого детёныша способной…
Чёрные искры мелькнули на шее Чары.
— Пока ты думал, как обмануть её наблюдательность, как заставить твоё тело выражать лишь нужные эмоции, я поговорила с солдатами из ее отряда. К амелуту не совалась, но эйуна… И мысли прочитала, конечно. Чара перешла на вещание, засыпав Варна эмоциями: «я не хочу обидеть», «я знаю, что тебе будет больно», «ты должен знать». Ящер даже встрепенулся от такого.
— Что?
— Варн, ради того, чтобы защитить то, во что верит, она не побоялась встать под арбалет.
Чара видела, как шкура её родственника деревенеет на глазах. Чешуя твердела, покрывая тело сплошной бронёй, способной отбить удар ножа. Ей не надо было объяснять, чья мордочка с ехидными переливами сейчас стоит в мыслях Варна и чья потеря заливает горем его душу. Саза была прекрасным детёнышем. И тоже не боялась защищать то, что ей дорого.
— Зачем… — прохрипел Варн.
— Маленький — не значит слабый, вожак! А слабые жилы вполне могут уравновешиваться желанием жить. Инстинктом. Таким же древним, как инстинкт продолжения рода. Саза была…
— Не сравнивай Сазу с амелуткой!
— Я и не пытаюсь. Просто хочу показать тебе, что ты, увидев возможность, перестал замечать препятствия. Хочу сказать…
— Чара, если ты сейчас не замолчишь и доведёшь этот разговор до конца, то по его окончании я вызову тебя на поединок! Выбирай! Ты полезла туда, куда лезть не стоило.
Самка молча встала. Несколько минут смотрела на почти помертвевшую чешую собеседника. «О Сёстры, простите мне этот грех. Пусть он не сможет справиться с собой! Пусть уходящая в небо почует опасность! Пусть увидит подсказку сквозь морок яда пустоты! Пусть… Не дайте Варну совершить ошибки!»
Богини молчали в ответ на её молитву, и Чара ушла, лишь на миг обернувшись. Вожак снова прикрыл глаза и занялся укрощением собственного тела. И борьба уже не давалась ему так просто, как раньше.
Рах-на-Варн и Ира встретились на поляне позади библиотеки. Тут было достаточно места, чтобы ящер мог развернуться в своём старшем обличии: он обещал посадить её на спину, едва обряд будет завершён. Ира зябко дёргала плечами, ощущая поднявшийся к вечеру ветер и с опаской поглядывая на шатающиеся кроны деревьев. Ящеры-то повыше летают. «Холодно, небось, там, наверху», — думала она.
Вещание виверна, который, как и обещал, пришёл, сверкая чёрной полосой зрачка, обдало её нетерпением и предвкушением:
«Ты не замёрзнешь. Обещаю»
Она ещё раз посмотрела на него. Странно, но сейчас его глаза словно застыли, остановившись на её лице. Если в их позапрошлый разговор они казались живыми, то сейчас… Сердце царапнул коготок, едва намекая о присутствии чего-то, чего стоит опасаться. Она постаралась прогнать это ощущение прочь.
— А что я должна делать?
— Ничего сложного. Этой традиции научил нас амелуту, и с тех пор ничего не менялось. Я дам тебе обещание. Ты повторишь его. Как
