Константин Киба. Дилогия (СИ) - Ра Дмитрий

— Исталы никогда нам не мешали. Да и Новая Сила была им в какой-то степени полезна, ущемляя бизнес Новусов. Я не вижу в их вмешательстве никакого смысла… Вот мое слово, семнадцатый. Передай десятке, что мне нужен этот мальчишка. Схватить его живым, притащить к сектору три у белорусской границы. Допросить. Узнать, кто за ним стоит.

— Будет исполнено, Мой Первый. Привлечь к этому делу филзели?

Недолгая пауза.

— Нет, я им не доверяю. У нас осталась ячейка в Новой Эре?

— Да, Мой Первый. Она все еще готова исполнить волю троих.

— Хорошо. Пусть вскрывается. Как я понимаю, она уже наследила, подорвав школу. Умнее ничего не придумала?

Семнадцатый быстро качает головой:

— Нет, это была единственная возможность отвлечь стражей от тридцать седьмого.

Третий фыркает, плюет на стол:

— А толку-то? Его все равно убили, он даже не успел добраться до склепа. Только раскрыл себя.

— Прошу прощения, Мой Третий.

— Мне не нужны извинения. Мне нужен результат. А последние дни не то, что нет результата, более того — мы несем огромные убытки. Это твой последний шанс, семнадцатый. Иди и сделай на этот раз все хорошо.

Улыбка Первого пугает семнадцатого…

Очень пугает…

Пятница.

28 октября 2022 г.

Время: 04:53

Подъезжаю к школе. Темень. До рассвета еще как минимум час, а я в пять должен находиться у заднего выхода. Не знаю, что за отработки, но согласился я на это не просто так. Более того, я всеми силами пытался ее спровоцировать, чтобы без любопытных глаз вернуться в лес.

Выхожу из маршрутки, кутаюсь в свой пуховик. Лучше жарко, чем холодно. Обхожу школу, несколько раз натыкаясь на патрулирующих стражей. Они до меня докапываются, но сразу же отпускают. Они знают, кто в этот день должен отрабатывать. Ну или просто уже узнают меня в лицо.

Элеонора стоит под ярким школьным освещением и надувает пузыри из жвачки. Как можно в такую погоду ходить в латексе? Ну хоть сапожки меховые и полушубку одела.

— А, Константин, звезда наша. Ты рано. Еще… пять минут.

Несмотря на видимое безразличие, слышу, как сердце Элеоноры выбивает ритм взволнованности. То ли она так рада меня видеть, то ли помнит отрубленную голову на своем столе. Ну и ладно. Пока тоже сделаю вид, что мы просто учитель и ученик.

Стоим, молчим:

— Что за отработка? — первым спрашиваю я.

— Увидишь, Константин, увидишь, — улыбается блондинка, пуская пар алыми губами.

Холодно. В Варгоне такой холод только далеко на юге, на самой окраине плоского мира.

Ровно к пяти подходит второй провинившийся. Чернокожий, гладковыбритый и большеносый. Говорит с явным акцентом.

— Доброе утро, мисс Элеонора. Я прибыл.

— Да я уж вижу, что прибыл. Так, всё, пойдемте…

— Интересный вы Хагрид, мисс Элеонора, — улыбается парень.

— О, наш маленький негритенок шутник. Значит будешь первым.

Парень морщится, но не отвечает. Решаю вставить свои пять копеек:

— Целый учитель на двоих учеников. С чего такая честь?

— Особенные ученики, особенные привилегии, — усмехается Элеонора. — Вы же оба считаете себя такими и думаете, что можете нарушать правила, как угодно, раз вас не исключают. Сегодня вы поймете, что не вы первые додумались до такого бунтарства. И уже в понедельник будете тише воды, ниже травы…

Мы с африканцем почему-то одновременно переглядываемся. И, судя по всему, оба видим в глазах друг друга недоверие к словам Элеоноры.

— Я — Гакэру, — протягивает черную руку парень.

— Константин, — пожимаю.

Мы идем примерно в том же направлении, что и когда-то с Сэмом. Это хорошо, не придется далеко бегать в случае чего. Акане рассказала мне, что отработки — это тяжелый труд. Чуть ли не каторжный. Провинившихся доводят до такого состояния, что они неделю ходить не могут. Или разговаривать. У каждого учителя свои методы, но говорят, что у Элеоноры — самые противные. С ней на отработки отправляют только самых отпетых. Говорят, что раньше эти отработки иногда доводили учеников до смерти, но потом учителя стали брать с собой исталские зелья, если вдруг ученик захочет сдохнуть больше, чем работать.

Меня тяжелый труд не пугает. Наоборот, если скажут копать себе могилу, то я с радостью разомну дряблые мышцы. Последнее время вообще не получается собой заняться. А ведь так хочется.

— Стоп, — резко останавливается Элеонора, и Гакэру чуть не врезается в нее. — Пришли.

— Правда? — осматривается по сторонам парень. — И что мы тут будем делать?

— Соскрёбывать жуков, — разворачивается Элеонора и язвительно улыбается.

— Э-э-э-э?

— Жуков. Соскрёбывать. Гакэру.

— В смысле?

— Отработки должны быть полезными школе. И сегодня я добрая. Поэтому видите вот эти деревья? Это березы. У вас в Африке таких нет, Гакэру. Старшекурсники на предметных спецкурсах часто практикуются на березах. Есть у них там одно практическое занятие, но почему-то после этого деревья заболевают. Осенью в них заводятся короеды. И довольно необычные. Так вот. Видите эту березовую рощу. Выкалупливайте. Старайтесь не убить. Потом расскажу, что делать дальше.

Все это Элеонора говорит с таким довольным и слащавым видом, что у меня невольно дергается скула. Вот ведь стерва. И правда трус Сева говорил, что покоя она мне не даст.

Мы с Гакэру переглядываемся, он говорит:

— Ну вроде не так всё страшно. Мисс Элеонора, а чем ковырять-то?

— Чем хотите. Можете пальцами, — пожимает она плечами и ухмыляется.

— Куда палец? Как палец? Мороз же. Да и глубоко жук.

Гакэру подходит к дереву. Минуту колупается, отрывает кору, дует на пальцы. Выколупывает одного жука.

— Куда складывать? — в трясущейся ладони показывает он короеда.

— Ешь.

Тут даже я выпадаю в осадок. Может быть, я ослышался? Но Гакэру тоже смотрит на нее, как на умалишенную.

Элеонора чуть ли не светится от восторга:

— Эти короеды выросли на пропитанной суммой древесине. Сначала личинки, потом сами жуки. Оторвав их от дерева, вы лишаете их своего… ареала обитания. Они сдохнут через минуту. Лопай, Гакэру. И почувствую в себе… хи-хи-хи… силу. Я серьезно. Это один из видов воспитательных работ. Вы спасаете деревья и становитесь… чуть сильнее. Вроде как. Я не уверена, но слышала, что это отличная гомеопатия из суммы. Беляки ими часто увлекаются, так как денег на зелья нет.

Гакэру сверлит взглядом Элеонору, потом смотрит на меня, вздыхает:

— Отрезанные головы ничему женщин не учат.

Воу, парень-то без комплексов совсем. Понаглее меня будет. Я, не сдержавшись, ухмыляюсь. Пожимаю плечами:

— Видимо, нет.

Краем глаза вижу, как улыбка Элеоноры немного угасает. А сердце выбивает другой ритм. И мне этот ритм знаком. Он похож на жажду крови перед боем.

— Хорошо, — сжимая зубы, выговаривает она. — Значит вы отказываетесь?

Смотрю на негра:

— Ты такое сказал?

Качает головой. Элеонора продолжает:

— Есть еще одна отработка для старшекурсников. И для тех, кто отказывается выполнять указания. Вы у меня особенные, так что я поиграю с вами по-особенному. Чтобы уяснили раз и навсегда, кто в этом мире шавка, а кто элита.

В глазах Элеоноры вижу неприятный блеск. Правильно ли я понимаю, что она специально дала нам задание, которое выполнять мы бы отказались? И сделала это поводом изменить его на что-то… более принудительное?

Плохо дело.

И что она собирается делать? Длинный язык Гакэру ее не сколько разозлил, сколько все подвел к ее затее.

— Вы собираетесь навредить ученикам? — вздергиваю бровь.

Элеонора сует одну жвачку в рот, вторую, третью. Интенсивно жует, говорит с набитым ртом, но четко:

— Какая глупость, Константин. Вы — наши ученики, и мы обязаны вас оберегать от опасностей. Никто из учителей не причинит вам большого вреда, если вы вовремя убежите. Поэтому. Стойте. На. Месте.