Алексей Федосов - Записки грибника #2
Наш караван прополз всего пять верст и встал на ночной отдых, вымоталась все, кони тянущие нагруженные повозки, стрельцы, чуть ли не на руках, вынесшие на небольшой взгорок половину обоза.
Первая часть проехала и перетерла в жижу весь грунт, вот и пришлось рвать пупок, ребятам и зверятам. Нет бы, погоде испортиться на неделю позже, так на тебе… Застала на середине пути.
С навеса, натянутого на оглоблях, срываются вниз редкие капли воды. Уставший народ сидит у костерка и тянет к огню озябшие руки. Просушится возможности нет, просто негде и в целях профилактики мы пьем неразбавленное вино, а некоторые балуются спиртом, но в меру, только чтоб не простыть. Все разговоры о тепле, о баньке, о жарких объятиях жен и подружек, прерываемые изредка взрывами смеха после удачных шуток. Мужики они… Они и здесь мужики, все те же разговоры и те же шутки.
Ставлю кружку с горячим напитком на землю рядом с собой, достаю свой дневник, надо записать последние события, пока свежи в памяти.
Боя как такового не было, была бойня. Но обо всем по порядку.
На военном совете каждая мелкая вошь попыталась гнуть свою линию и возбухать, но были успокоены Силантием, от его тихого, спокойного тона, заткнулись самые горластые и даже выслушали мое предложение. Нет, ретивый нашелся, а как же без оппозиции, без неё ни как.
Сотник дослушал все возражения, согласно кивая на каждое сказанное слово, опосля озвучил всего две цифры:
— Там, — он мотнул гривой седых волос — ляхов и немцев было семнадцать с половиной десятков у Федьки — три. Побили у него осемьнадцать человек, а ворогов он положил всех.
Грохнул кулаком по столу, так что кружки попадали и рявкнул на моего оппонента, — Пасть закрой, очесок собачий, не то сам пойдешь топором махать и туда, куда я укажу… Понял меня?
Все вздрогнули, а Федька Ухов побледнел. Метнул в мою сторону взгляд полный злобы, сглотнул и замедленно кивнул.
«Вот так и наживают врагов»
В лесу по периметру поля устроили завал, свалив на проходимых местах деревья, перекрыв, таким образом, все тропки, открытым осталась только дорога, по которой мы пришли.
За последующие три дня я спал всего часа четыре от силы, крутился юлой, стараясь успеть сделать, все что задумал.
Лисовики пришли на пятый день, когда напряженное ожидание стало спадать, примчался высланный загодя наблюдатель с сообщением — идут.
Это не отряд хоть как-то сорганизованных поляков, бандиты они и есть бандиты. Улюлюкая, с громкими криками, свистом, они выскочили из леса и погнали коней к деревне. Но тут их ждал небольшой облом. Они попали в эдакий своеобразный загон, перегороженный в конце баррикадой. По всей территории, на тщательно выверенном расстоянии, стояли безобидные с виду стожки сена в пару метров высотой. Когда отряд остановился, а особо ретивые спешились и бросились разбирать завал, я замкнул цепь. Одновременный подрыв двенадцати мин снаряженных полновесной картечью и двумя килограммами пороха каждая, убил все, что там было.
Людей, коней и даже мошкары стало меньше. Выжило несколько человек, но ненадолго, они развернули коней и поскакали к лесу. Навстречу им из кустов вспыхнули маленькие облачка дыма, и они все попадали на землю.
На лугу, горело разбросанное сено, стонали недобитые бандиты, очумелыми метеорами носились выжившие лошади, ржали раненые кони… Война-с…
Черт, когда я подберу нормальную развесовку пороха для мин, когда снаряжал, казалось мало, теперь вижу, много… Слишком много, для того чтоб ухлопать двадцать семь чело… тварей, хватило бы и трети от общего количества. В лесу были обстоятельства, а здесь? Ну и за каким я пустил по ветру, аж полтора пуда (!) Я его ненавижу, терпеть не могу этот черный порох. Много, мало, хватит не хватит, сухо, сыро…
Для меня это сражение окончилась, когда крутанул рукоять, замыкая контакты. Мне даже встать из окопа не дали, крепкие крестьянские ладони легли на плечи, а Иван зачитал мои права и обязанности:
— Силантий не велел.
И дальше как воды в рот набрал, вот как хочешь, так и понимай. Наверно будем сотника ждать, пока он с поля вернется. Чтоб время даром не терять, принялся разбирать свою адскую машинку.
Пятым чувством (жопой) почуял когда подошел Силантий, на лице хмурая задумчивость.
— Погуляйте малость хлопцы — Отправил стрельцов подальше от нас, а сам присел на корточки, отчего мы оказались практически вровень.
— Федь, у вас Там — выделил слово — всегда Так воюют? — Спросил тихим голосом, внимательно всматриваясь мне в лицо.
Я не отвел взгляда и без слов просто кивнул.
Он вздохнул, посмотрел на поле, на копошащихся там людей:
— Меня впервые жуть пробрала…
Я стоял, не шевелясь и не дыша.
— Видел, как из пушки стреляют, но многие остаются живы… Как ворота в крепостице порохом рвали…
Но вот чтоб… три десятка… будто муху прихлопнул
Он качнул головой и передернул плечами, будто ему стало зябко:
— Ты один такой к нам пришел?
Я разлепил слипшиеся губы:
— Да.
— Ну, дай то бог, чтоб сие так оказалось.
Больше ничего не сказал, встал и ушел. Я смотрел ему в спину, провожая взглядом.
В Тот день, я ни стал расстраивать старого кавалериста повествованием о судьбе конницы.
Участь её печальна. Порох называют убийцей рыцарства, кольт — великим уравнителем, а пулемет — могильщик. С каждой войной, от битвы к битве стратегическая роль конницы падала, в конечном итоге, лошадь стала средством доставки солдата на поле боя и только.
Можно понять Силантия, он настраивался на бой, а тут — бум и все. Враги мертвы, война окончена.
А где же воинская доблесть, блеск клинков и звон булатной стали?
— Эй, бездельники — окликнул стрельцов, стоящих кучкой неподалеку — шагайте сюда. Я один все не унесу, и мне еще провода сматывать.
Где-то через час, вернулся домой. Когда я просил к вечеру истопить баню, на меня смотрели с недоумением — вроде как, третьего дня мылся. Надавил авторитетом… Силантия и вот теперь, собрав чистое бельишко, иду париться.
Вернулся и застал полный дом народа решающего насущный вопрос — что делать с лошадьми, делили мои трофеи. Сначала возмутился, но мне напомнили, что трудились всем миром и лошадки, стало быть, теперь общественные. Поинтересовался о количестве, мне ответили что, относительно целых четыре штуки, а еще пять можно поставить на ноги, хоть оныя и пулями посечены.
Не подумав, ляпнул, ерунду несусветную:
— Да пустите их на мясо, чего голову ломать — вытирая волосы полотенцем, озвучил свое предложение
В избе наступила гробовая тишина. Её нарушил Силантий, хымкнув, ласковым голосом произнес:
— Феденька, ступай-ка ты отсель, покедова тебя самого… — и выразительно так… посмотрел.
Лошадь в крестьянском хозяйстве была всегда самым главным, вторым по значимости шла корова и дальше весь остальной скот. Поэтому её холили и лелеяли, тряслись над ними. Тут я со своим предложением. Упс.
Юркнул за занавеску, отделяющую закуток у печи, тут стояла моя кровать, и затаился там.
Немного темновато. Запалил свечку, достал записи, «калькулятор» и занялся подсчетами.
Бубнеж голосов сначала отвлекал, а потом я увлекся настолько, что прозевал момент, когда все стихло и гости разошлись. Азартно щелкаю косточками, двигаю их налево, направо, беру ручку и записываю получившуюся сумму в нужную графу на разлинованном листе бумаги. Откладываю самописку, веду пальцем по строке, нахожу цифру и, обнулив счет, набираю заново.
— Я тебя уже давно знаю и каждый раз не перестаю удивляться — раздается над ухом тихий голос Силантия — То ты мастер, пришедший к Никодиму с голой задницей. Он концы с концами еле сводил, но послушал тебя и копейка в мошне зазвенела. Вроде бы простоватый ты с виду и добрый, а зело бешеным бываешь ежели, что не по твоему нраву делают, но людишки к тебе так и тянутся. Не стрелец, ибо науки воинской не ведаешь… Да вот опосля похода твоего так ужо не разумею. Другорядь купец ты, счету и грамоте обучен, чудной какой-то, но цифирь кладешь справно и молвишь верно.
Федор, каким зельем ты опоил холопов моих, что они на коленях просили отпустить их к тебе на службу?
Заметив, что я открыл рот для ответа, он поднял руку, останавливая готовые сорваться слова:- Обожди, еще не все молвил. Я не ведаю, кто тебя к нам послал, господь бог или сам диавол. — помолчал собираясь с мыслями продолжил:
