Переход (СИ) - Номен Квинтус
— Думаем об этом. На том же Ростокинском участке рабочие и шофера с третьей автобазы работают действительно ударно, у них перевозки блоков из Мытищ идут даже быстрее планов, что и дома поднимать быстрее позволяет. Они на своих ЗИСах с прицепами по три ходки в смену выполнять умудряются вместо двух по плану!
— Молодцы… и мы о формах их поощрения еще подумаем… вместе подумаем. Немного позже…
Новый год Алексей впервые в этой реальности провел не один, а в гостях. У Соны в гостях. Когда из висящего на стене в комнате динамика прозвучал возвещающий о наступлении пятьдесят первого года бой курантов, родители Соны это отметили уже второй рюмкой водки (к некоторому удивлению Алексея про шампанское на новогоднем столе никто и не слышал), и Алекпер Ильясович — отец Соны — с некоторой грустью сообщил дочери:
— Эх, поздновато ты, Соночка, у нас родилась! Если бы на полгодика раньше…
— Вовремя я родилась, — сердито ответила девушка.
— А я говорю поздновато! Вот было бы тебе уже восемнадцать, мы бы тебя замуж отдали за хорошего человека, прописали бы твоего студента у нас…
— У нас что, места тут избыток? Да и летом никто этого сделать не запретит.
— У нас комната двадцать шесть метров, на четверых норма получается. А на пятерых уже маловато. Тут нашей автобазе обещали на новой стройке в Ростокино целый подъезд квартир выделить. Мне, конечно, из-за аварии квартиру не дадут, а вот Степанычу — он кивнул на стену, отделяющую эту комнату от соседской, — дадут наверняка. В марте дадут уже, и если бы у нас пятеро было прописано, то могли бы его комнату и нам отдать. Вам… — он пьяно улыбнулся, — а то твой студент так до пенсии по общежитиям и проваландается. Слушай, Алексей, ты же врач будущий, у тебя врачей знакомых в женский консультации нет? Сделаем Соне справку о беременности, вам тогда жениться разрешат… Ты не думай, я тебя жениться не заставляю, если захочешь то потом, как комнату получим, и разведешься сразу. Ты же парень хороший, ну помоги девчонке с жильем, а?
— Папа! — Сона вскочила, яростно сверкая глазами. — Или ты сейчас замолчишь…
— Или что?
— Или я справку честно такую получу. Хочешь?
— Нет… извини, дочка, что-то на меня нашло… Алексей, ты меня извини, глупостей я наговорил… Пойду просплюсь, что ли.
— И я тогда, пожалуй, пойду…
— Лёш, а давай вместе пойдем? Просто погулять, смотри, какая погода хорошая!
— С удовольствием! Ну что, пошли? Всех остающихся с Новым годом!
— Леш, — тихо произнесла девушка, когда они уже неторопливо шагали по тихой улице, — ты отца не слушай. И не обижайся на него, он же думал, как мне… как нам лучше сделать. Потому что у нас… ну ты сам видел… но я с тобой и в общежитии готова, или просто комнату где-то снимем. На комнату-то я денег заработаю, а на еду… мы как-нибудь выкрутимся.
— То есть ты принимаешь мое предложение? Тогда четырнадцатого идем в ЗАГС.
— Да, договорились. Четырнадцатого. Во сколько ЗАГС открывается, ты не знаешь?
Глава 26
Запуск программы массового жилищного строительства в СССР на пару лет раньше того, чем это случилось в «прежней реальности», стал — по мнению Алексея — следствием главным образом победы армии товарища Кима в Корее. Быстрой и относительно бескровной: хотя в той войне погибло больше пятидесяти тысяч корейцев, это было несравнимо меньше, чем миллион с лишний «раньше». А вот разрушений в Корее было, скорее всего, сильно больше, поскольку теперь в войне уж точно снарядов не жалели — и товарищу Киму требовалось максимально быстро хотя бы жилье для нескольких миллионов человек восстановить. Причем и люди у него для этого были — но вот заводов по производству стройматериалов уже не было совсем, и он — пока с помощью советских специалистов строились эти самые заводы — предложил товарищу Сталину отправить некоторое количество «потенциальных строителей социализма» для «повышения квалификации» на стройки Советского Союза. А в СССР много чего надо было строить, поэтому уже к началу весны пятьдесят первого здесь работало более полумиллиона корейцев.
Конечно, в основном корейцы трудились на стройках Дальнего Востока и Сибири, в европейскую часть страны они почти и не попадали — но это дало возможность часть своих людских ресурсов перенаправить сюда, а еще сам факт наличия бесплатной рабочей силы заметно стимулировал «изобретательскую мысль» на предмет наиболее эффективного использования этой самой «силы». Советскому Союзу это было выгодно: корейские рабочие трудились буквально «за еду», вся их зарплата шла в погашение предоставленных Корее кредитов, Корее это тоже было выгодно, так как у них довольно быстро поднимались новые заводы, которые заранее обеспечивались специалистами, обучающимися в СССР. И в обеих странах таким образом «росло благосостояние трудящихся», причем даже не столько из-за появления большого количества хорошего жилья, а потому что в этом новом жилье селились очень заинтересованные в качественной работе специалисты, шло освоение новых земель и новых сырьевых производств.
И новых технологий: советские строители «вспомнили», а корейские — быстро осваивали технологии строительства зданий и сооружений в суровую зимнюю пору. Хотя Алексей, например, не очень понимал, как вообще возможно строить дома и даже фундаменты домов закладывать в тридцатиградусные морозы. Но ему это и понимать было не нужно — а вот смотреть, как на окраинах Москвы той же довольно быстро поднимались новые кварталы, ему было приятно.
И особенно ему это было приятно потому, что он лично (хотя и очень «косвенно») смог поспособствовать приличному удешевлению такого строительства: вымогнув у химиков запуск производства трубок из силиконовой резины для нужд фармацевтических производств, он «нечаянно» в запросе «поставил лишний нолик» в графе «ожидаемые потребности» — а теперь в новых домах внутриквартирную разводку воды к кранам и унитазам делали как раз из таких труб. Что экономило стране многие тонны дефицитной и дорогой латуни, да и трудозатраты на такую работу сильно сократились. Однако он и не догадывался пока, что это и ему принесет существенные «личные блага».
Однако вся радость по поводу явного улучшения уровня жизни (хотя пока что очень малой части) трудящихся для Алексея была скорее всего «фоновой», просто добавляя немного новых красок в палитру новой жизни. Совсем новой: парень окончательно осознал, что он больше не Алексей Павлович — брюзгливый старик из двадцать первого века, а молодой Лёха из середины века двадцатого, полный сил и, что было особенно приятно, знаний, причем тех, которых больше ни у кого пока нет. А если этими знаниями правильно поделиться с правильными людьми, то можно будет уже такого понатворить!
А еще он очень хорошо понимал, что кипящая внутри него «энергия созидания» и вскипела оттого, что он встретил эту славную девчонку. И он почти каждый вечер после занятий мчался к ней навстречу, чтобы хотя бы проводить ее от работы до дома. Мчался, не обращая внимание на некоторые странности в окружающем мире, а воспринимая их как «дополнительную награду» которую ему давала новая жизнь. Например, когда таксист, которого он поймал возле Киевского вокзала, внимательно на него посмотрел и поинтересовался:
— Молодой человек, я вас уже третий раз по этому маршруту везу. Вы что, каждый день так на такси кататься собираетесь?
— А вам-то какое до этого дело?
— Да больно маршрут у вас для нас выгодный… а вы к вокзалу явно откуда-то бегом прибегаете. Если скажете откуда, то я — или сменщик мой — будем вам машину прямо к вашему подъезду подавать, по расписанию. И вам хорошо, и нам план проще выполнить будет. А то у вокзала нам, таксистам, иной раз по часу в очереди стоять приходится — а волка ноги кормят. Да и на Таганке пассажиров ждать обычно не приходится…
И Алексею даже в голову не пришло, что этот парень под пиджаком, а его сменщик (точнее сменщица — суровая тетка под сорок) под жакетом носят не самые простые погоны. Он об этом вообще не думал, не думал даже после того, как женщина вроде мимоходом поинтересовалась:
