Отдай туфлю, Золушка! (СИ) - Анастасия Разумовская
Рядом с одной из безликих дверей, так похожих друг на друга, Марион замер. Просто не смог пробежать мимо. Прислонился лбом к крашенному белой краской дереву.
— Мама…
Он смутно помнил своё детство, прошедшее в страхе перед отцом практически над самой головой короля. Марион не знал: любила ли мать Андриана, или искала выгод статуса любовницы, или просто терпела, уступая страху перед его властью. Он почти не помнил её. Только нежные руки и пушистые светлые локоны, вечно щекотавшие сыну лицо. А ещё улыбку.
— Мама, — снова прошептал принц, — если ты там, в краю блаженных, помоги мне спасти одного очень хорошего человечка. Не такого, как я. Это девушка. Клянусь, она бы тебе понравилась.
Он поцеловал ручку двери, осознавая, насколько это глупо выглядит: покои фрейлин никогда не пустовали, и в этой клетушке совершенно точно давно уже жил кто-то другой. И, скорее всего, двое. Марион не был здесь с того самого дня, как отец забрал среднего сына к себе. Принц любил женщин и славился своими любовными похождениями, но никогда не связывался с фрейлинами. Даже, если те сами проявляли инициативу. Боялся, что их согласие — не желание, а лишь вынужденность их зависимого положения.
Марион повернул на лестницу слева, сбежал на второй этаж и, с обнажённой шпагой проскочив амфиладу пышно убранных комнат, подбежал к дверям королевского кабинета. Стражи здесь тоже не обнаружилось. Принц вздрогнул, осознав, что это означает. Король умер, да здравствует король. А новым королём, очевидно, стремительно становился Дезирэ.
И нужно было быть полностью идиотом, чтобы ни понимать: выбора у Мариона просто нет. Король Дезирэ — кошмар, сбывшийся наяву. Последний шанс остановить экспансию младшего брата — прямо сейчас ворваться к двору и воинам, чьи крики доносились с террасы, напомнить, с кем последние ходили на Монфорию. Напомнить все их совместные вылазки и штурмы крепостей, а потом взять командование над обезумевшими от страха и ярости людьми на себя.
Он уже это делал. Он сможет.
А Дрэз… Ну она же как-то прожила все эти дни без него, верно? А если не прожила, и он опоздал, то поздно бросать всё на кон ради спасения той, которой не уже помочь.
— Марион! — принц резко обернулся и не сразу узнал заплаканную девушку, бросившуюся к нему от подоконника. — Марион, пожалуйста, спаси меня!
Узнал, когда она обвила руками его шею, прижалась к груди и бурно разрыдалась.
Юта.
Его первая и единственная любовь. Та белокурая девочка с искрящимися смехом голубыми глазами, в честь которой Марион складывал свои первые вирши. Та, под чьими окнами робко дежурил, словно часовой, та, с которой безудержно мечтал о счастливом будущем, та, которой он сделал предложение, преклонив колено и не слыша своих же слов из-за стука собственного сердца.
Королева Юта.
* * *
Я вцепилась в перила, задыхаясь. Зачем такое количество ступенек, скажите на милость⁈ Сам-то небось поднимается при помощи магии! Кое-как выползла на верхнюю площадку. Согнувшись пополам, упёрлась руками в колени. Отдышалась. Выпрямилась.
— Ну и как будем вращать рычаги? Ну то есть, ты же совсем малютка, — дошло до меня.
Да, об этом, конечно, надо было подумать раньше, но… Ну да. Затупила я. Очень уж торопилась.
— Как-то так, — раздался за мной жизнерадостный незнакомый голос.
Я резко обернулась и увидела девчонку. Каре светлых волос, заправленных за уши. Весёлые голубые глаза. Вздёрнутый нос. И… рост. Рост, выше моего. Определённо. Думаю, едва ли не метр восемьдесят. Но, может, и метр семьдесят пять. Мне с моего воробьиного не особо заметна разница между ними.
— Ты…
— Мари Рапунцель, — девушка слегка поклонилась по-мужски. — Приятно заново познакомиться. А ты Дрэз, да? Надо признаться, теперь, когда я смотрю на тебя сверху, ты выглядишь куда как симпатичнее. И ещё эти поры… У меня было чувство, что у тебя проблема с кожей, а теперь я убедилась, что нет. Просто, когда ты — крошка, то мир видится совсем иным.
— Но ты же вроде как… Ну… маленькая?
Она выразительно приподняла бровь. Я почувствовала, что краснею. Да уж. Это определённо не мой день. Вернее, ночь. Рапунцель весело рассмеялась:
— Здесь, на вершине башни Смерти, или башни Времени, магия не действует. Никакая. Совсем. Здесь пересекаются миры, пространства и время. Так что… сама понимаешь.
Мари вытерла руки о кожаный фартук и встала рядом с рычагами:
— Ну что, приступим? Или так и будем сопли разводить? С минуту на минуту может вернуться Фаэрт. У нас очень мало времени.
— Не знаю, — честно призналась я, обхватив себя руками. — А что потом будет с тобой? Как Чертополох накажет тебя за двойное преступление?
— Вряд ли у него получится хуже, чем уже есть. Ну, может, в жабу превратит. Тоже будет прелюбопытнейший эксперимент. Ты никогда не задумывалась, как видят мир жабы? Так, Дрэз, нам некогда. Готовься. Я в любом случае соединяю пространства и время, и только от тебя зависит, станет ли моя жаба напрасной.
И она с усилием потянула на себя один рычаг, а затем крутанула второй. И я почувствовала, как лёгкие изнутри что-то защекотало, а воздух словно наполнился кислотой.
* * *
Марион всегда считал, что голубые глаза — самые красивые из всех. Цвет небесной безмятежности. Словно вода в озере Желаний. В них можно было нырять и забывать самого себя. И каждый раз он покупался их кажущейся невинностью. Принц любил разных женщин, всех мастей, тощих, пухлых, рыжих, темноволосых, светлых, словно ангелы, бледных, розовых и смуглых, но… Будь его воля, у них у всех бы сияли голубые глаза.
А сейчас этот его фетиш был полон слёз и страха, и его рука невольно легла на эфес.
Спасти, убить тех, кто замутил голубые небеса розоватыми прожилками слёз. Марион скрипнул зубами и отступил.
— Ваше величество, — чуть поклонился, — простите, я тороплюсь.
— Марион! Марион, пожалуйста, прости меня! Я… я всегда любила только тебя, клянусь!
— Да неужели? — принц приподнял брови.
— Как ты можешь так жестоко со мной!
Она всхлипнула, прижала пальчики к глазам, а затем откровенно разревелась. Ему захотелось обнять её и утешить. Марион отступил ещё на один шаг.
— Выражаю вам соболезнование, моя королева. А сейчас позвольте мне пройти.
— Марион! — девушка шагнула
