Разбойник (СИ) - Смирнов Прохор
Такая изнурительная каждодневная каторга зимой, когда для мафшахерха было слишком холодно, чтобы раскрываться, сменялась не менее мучительной работой в шахтах, обычно принадлежащих тому же собственнику, расположенных на другом конце мира. Хотя грайдцы и были самым выносливым видом Рейбора, даже они были вовсе не железными. За сотни лет большинство хозяев уже наловчилось и стало внимательными господами, не допускавшими покупки слишком старых или, наоборот, слишком молодых рабов. И, кроме того, многие из них были по-настоящему эффективными собственниками, и с пониманием относились к неизбежному износу своих трудящихся. Так что все прекрасно понимали: если ты попал в рабы – ты труп.
Так, по крайней мере, объясняли Гросоху те немногие более старшие рабы, которые были готовы делиться какой-никакой житейской мудростью с новоприбывшими. Теперь уже не осталось ни одного из них, а сам Гросох запомнил: желание поступиться своим ради другого редко кончается хорошо.
Он пододвинул свою корзину, уже наполовину наполненную кисточками мафшахерха, поближе и принялся дальше обрывать ближайший куст. Его покрытые грубой кожей пальцы почти не чувствовали мягкости кисточек, только какое-то едва различимое прикосновение. И тем не менее он старался не сжимать нежные кисточки слишком сильно – а то вдруг рассыплются…
Хотя Гросоху-то какая разница, если подумать? Да, всем рабам давали лишние подачки за каждую лишнюю собранную кисточку. Для этого специально выводили всех рабов в поле, демонстрировали счастливщиков всем на зависть и раздражение… Но какой толк в этих подачках? Что помешает Гросоху прямо сейчас просто смять эту кисточку в руке?..
Грайдец сердито помотал головой. Такие мысли всегда ставили его перед каким-то выбором, которого он не понимал. Лучше уж не думать: так меньше мучаешься.
Он опять покачал головой и посмотрел на солнце. Оно уже было совсем высоко, а на небе – ни облачка. Гросох не любил жару: от неё потеешь и становишься совсем тупым…
– Не смотри на солнце, – послышался ворчливый голос. – Оно выжжет тебе глаза.
Гросох обернулся – за ним стоял старый грайдец, который работал здесь ещё до Гросоха. Имени его Гросох не знал – рабы вообще не делились друг с другом своими именами – поэтому про себя так и называл его Стариком. Этот грайдец не был особо щедрым на советы, но хотя бы не задирался. Это уже была большая редкость.
– Я знаю, – пробурчал Гросох. Старик окинул юнца недоверчивым взглядом.
– Все вы, молодые, вечно всё знаете, – проворчал он. – Что ж тогда…?
Следующего слова Гросох не понял. Старик был из другого мира, и говорил смешно, как маленький ребёнок, не научившийся ещё толком произносить звуки. Иногда понять, что он имеет в виду, было сложно, но в целом Гросох справлялся. По крайней мере, он говорил на языке грайдцев, а это уже куда лучше.
– Не мни так мафшахерх! – снова заворчал Старик. Гросох вдруг заметил, что, задумавшись, чуть не смял в руке сразу несколько пушистых кисточек. Он сердито фыркнул. Думать вредно!
– Тебе-то что, если б и смял? – огрызнулся он.
– Хозяин такого не любит, – буркнул Старик. – Не надо лишний раз злить его и его надсмотрщиков.
Гросох обнажил клыки.
– Проклятые мадралы!..
– Тише, нас услышат!
Гросох почувствовал, как кровь прилила к голове и к рукам. Это означало, что ему очень нужно что-нибудь разорвать, смять, ударить. Он помнил это чувство ещё из своей молодости – тогда, когда они ещё сражались. А обычно это ничем хорошим не кончалось. Мадралы не терпели драк, и всех, кто нарушал дисциплину, жестоко убивали, в том числе, с помощью магии. Гросох потрогал татуировку раба у себя на шее и глубоко вздохнул.
– Ты прав.
Старик кинул на Гросоха колкий подозрительный взгляд.
– Да, – наконец бросил он. – Ещё бы я не был прав! Надсмотрщики нашего господина чутки и внимательны, они слышат каждое слово, которое произносится на полях!..
– И незамедлительно реагируем на нарушителей, – послышался шелестящий голос из-за их спин.
Грайдцы обернулись – за ними стоял мадрал, с серой высохшей кожей, изборождённой длинными морщинами, и пылающими даже днём глазами. В руке у него был хлыст, по которому туда-сюда бегали яркие всполохи магического пламени.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Старик тут же поднял руки и отступил. Гросох инстинктивно повернулся плечом к мадралу, обнажил клыки. Это, естественно, ни к чему не привело.
Мадрал одним ловким движением раскрутил хлыст. Издав магическое жужжание, он длинный дугой прошёлся по обоим грайдцам. Кожу обожгло, а усиленный заклятием удар отбросил их назад. Затем мадрал, дёрнув кистью, вернул хлыст назад и нанёс ещё два хлёстких удара по Старику. Старый грайдец не удержался и повалился на спину, всё так же прикрывая голову руками. Мадрал острым взглядом оглядел их обоих.
– Возвращайтесь к работе! – крикнул он особым, визжащим и дребезжащим голосом, обнажив длинные клыки. Затем он убрал хлыст и пошёл прочь, в сторону особняка.
Гросох бросил взгляд на плечо. Там, куда попал хлыст, осталась чёрная полоса. Она слегка чесалась – хотя Гросох видел, как людям, которые тоже встречались среди рабов, только не на таких тяжёлых работах, такой удар отсекал конечности. Грайдцы сильнее и выносливее и людей, и почти всех других смертных.
Гросох обернулся к Старику, всё ещё силящемуся подняться. На его шкуре хлыст оставил более глубокие и уродливые полосы. Старик не мог перевернуться, чтобы опереться на руку.
Гросох тяжело вздохнул. Да, грайдцы – самые сильные. Но и их выносливости может прийти конец. Особенно, когда некому помочь…
Повинуясь внезапному порыву, словно забыв, что он совсем не там, где был тринадцать лет назад, Гросох подошёл и протянул руку Старику.
– Поднимайся.
Старый грайдец, уже вставший на четвереньки, со злобой посмотрел на руку и одним ударом отбросил её. Только сделав это, он тут же пошатнулся и свалился обратно.
– Ты не поднимаешься сам. Я помогу, – Гросох снова протянул руку. И снова наткнулся на злобный взгляд.
– Отстань! – прорычал Старик. – Если бы не ты, ничего бы не было!
Ход мысли Гросоха, разогнавшийся с прибытием мадрала, застопорился и остановился. Грайдец удивлённо моргнул.
– Я ничего не сделал…
Старик что-то злобно проворчал. Гросох раздосадованно фыркнул. Вот так всегда: пытаешься найти кого-то, на кого можешь положиться, пытаешься помочь, а получаешь…
В мире, где он родился, такого не было. Там рабы пусть и жили также по-скотски, но были одной семьёй. И когда случилась возможность, они поднялись на борьбу, чтобы больше никогда им не пришлось быть под чьей-то пятой…
Но те времена прошли. Их победили, и большинство распродали. Сам Гросох уже устал. Теперь он не думал ни о каких-то восстаниях или бунтах – но вот о том, что ему нужен кто-то, кто может подставить плечо, думал часто. И всё же среди рабов таких не находилось. А вот желающих подтолкнуть в спину – множество.
Гросох лишний раз убедился в этом, обернувшись и увидев, что его корзина с мафшахерхом куда-то делась. Нужно было лишь немного поискать глазами, чтобы обнаружить её в руках у ещё одного молодого грайдца. Его Гросох с первого же дня окрестил Задирой.
– Эй! – возмущённо крикнул Гросох. – Это моя корзина!
Задира обернулся и исподлобья глянул на Гросоха, держа корзину за спиной.
– Она у меня в руках. Значит – моя!
Гросох фыркнул. Этот Задира хочет внести от себя ещё целую корзину мафшахерха – а это значит почти двойную порцию на вечер! И почти гарантированную службу в карауле весь завтрашний день, где не надо горбатиться в полях! Нет уж, Гросох не даст ему такого счастья!
– Я собирал этот мафшахерх весь день!
– Лгун! Это я его собрал!
Это было уже слишком. Он не только попытался украсть весь мафшахерх, но ещё и бессовестно врал!
Гросох сделал шаг вперёд, тихо рыча.
– Отдай мою корзину!
Задира сделал то же самое.
– Она моя! И если ты не прекратишь, сюда явятся мадралы!