Ванька 4 (СИ) - Куковякин Сергей Анатольевич

Ложка была липовая, простой работы, ручка круглая. Семеновская, скорее всего. Там их десятками миллионов каждый год делают.

Липа — мягкое дерево, но матросу, что сослуживцев своих жизни лишал, хватило. Черенок ложки между рёбер куда надо скользнул. У большинства такое, ясное дело, не получится, но у ученика сэнсэя, любая палка — меч…

Глава 12

Глава 12 Снова по Транссибу

Во Владивостоке мне раньше быть не приходилось. Ну, всё когда-то бывает в первый раз.

Впечатление на меня город произвёл… своеобразное. Словно его сначала какие-то дикие орды захватили, потом войска нашего государя отбили. И так — раза два, не меньше.

Часть города выгорела, на улицах — мусор. Словно все дворники забастовали. В центре ещё было почище, а на окраинах — полная разруха.

На афишных тумбах и заборах — листовки. Причём, одни — властями напечатанные, другие — явно какими-то возмутителями спокойствия. Революционерами, если можно, так сказать.

«Запасные! Близок уже тот желанный час, в который каждый из вас увидит снова свои родные поля и близких сердцу лиц! Больше ждали — меньше осталось! Не одни вы — с вами и все действительной службы генералы, офицеры, и нижние чины также почти два года пробыли на театре войны, разлученными многими тысячами верст от своих семей и детей, и теперь, когда война закончилась, когда каждый исполнил свой долг — все-таки должны оставаться в Маньчжурии! Исполняйте же, воины, свой долг до конца, терпеливо ждя каждый своей очереди, помня, что всех сразу, по многолюдству, в один день не отправить!»

Ну, эта явно, где-то в штабе Маньчжурских армий писана. Успокаивают в ней демобилизованных, чтобы они порядок не нарушали, своей очереди отправки в Россию ждали.

«Большие чиновники — алексеевы, безобразовы и т. п. — разграбили Россию, сделали казну пустой, теперь у них нет денег на вашу перевозку, чтобы дать вам на дорогу продовольствие, одеть и заплатить жалованье. Да они боятся вас пустить домой, после всего того, что вы видели на войне их грабеж, распутство и беспорядок».

Эта — уже не от командования. Размером поменьше, бумага у неё похуже. Характер текста — подрывной. Точно, какие-то революционеры постарались.

Надо сказать, что демобилизованных и пленных, вызволенных из Японии, из города всё же уже вывозили. Весь рейд Владивостока был забит судами. Причем видел я там не только российские флаги, но и были суда немецкие, английские и бельгийские.

Я и поручик должны были отправиться домой по железной дороге. Так командование решило в отношении большинства бывших пленных. Для нас никто исключение делать не собирался.

Мне и Александру Владимировичу несказанно повезло. Наш эшелон уже сегодня вечером отправлялся, так что мы в городе не задержались. Да и честно говоря, делать в нём было нечего. Даже нормально поесть, по словам поручика-привереды, тут было негде. Все рестораны во Владивостоке стояли с закрытыми дверями.

В Мацуяме Александр Владимирович из лагерного котла питался и всё ему хорошо было, а тут начал чудить. То ему не так, другое… Достойная его еда — только в хорошем ресторане… Понятное дело — дворянская кровь проснулась, в жилушках забурлила. Хорошо, со мной ещё разговаривать не брезгует.

— В нашем эшелоне будет более шестисот моряков из команд эскадры контр-адмирала Небогатова, — сообщил мне Александр Владимирович. — Офицеров кроме меня — всего трое. Лейтенант и два мичмана.

Что-то маловато офицеров… Как с таким контингентом и доедем…

Настроение-то у бывших пленных и демобилизованных весьма буйное. Вон, во что город превратили…

Во Владивостоке-то хоть какая-никакая власть имеется, а дорогой? Может же разразиться в эшелоне полная анархия…

Мысли свои я Александру Владимировичу озвучивать не стал. Нечего его раньше времени расстраивать.

Вот скоро нам и отправляться.

— Боцманов собери, — отдал мне распоряжение поручик уже на перроне. — Через них дисциплину будем поддерживать.

Боцманов оказалось не богато. Едва один на три вагона.

— Маловато будет… — вздохнул лейтенант.

Мичманы ему согласно кивнули.

— Исключить в экипажах пьянство, — это было главное, что попытался вложить в головы собранных мною флотский лейтенант.

Исключишь его, как же… Свинья грязи найдёт.

Уже на первой же станции по перрону шатались поддатые морячки. Мичманы только разводили руками — ничего сделать не имеем возможности.

Кстати, станционный буфет оказался уже разгромлен ранее проезжающими. Ну, значит у нас в эшелоне дело не так и плохо. Оказывается — хуже бывает.

Начальник станции, к которому я с офицерами вошли в кабинет, имел лицо, украшенное синяком.

— Чуть не убили вчера… Просили быстрее дать путь, а я, что сделаю? По той же колее встречный поезд шёл…

Глава 13

Глава 13 Отстал

Ехали мы, ехали…

Вот и в Омск приехали…

Моряки в эшелоне дорогой себя всяко-разно вели. В основном — терпимо.

Тут Александру Владимировичу приспичило свежего молочка испить. Такая вот возникла у него барская причуда.

— Сходи, Иван, молока купи. Стоять тут, судя по всему — долго будем. Ну, не в службу, а в дружбу…

Ага, в дружбу.

Пошёл, куда его девать…

На вокзале, понятное дело, никаким молоком не торговали. Ни свежим, ни мороженым. Мороженое — оно вкусное. В селе Федора я такое пробовал. Ножом, или ещё чем острым, стружечку из такого настружешь, варенья чуток добавишь — вкуснота…

Пошёл по улице от вокзала, головой туда-сюда верчу. Где тут базар спросил. Показали добрые люди.

Купил молоко. Пол четверти. На вокзал обратно вернулся, а эшелона нашего — тю-тю… Нет его. Вот как с десять минут отправился.

Мля…

Отстал от поезда! Вот невезуха…

Денег — с гулькин нос, документы мои и прочее имущество в сторону Москвы сейчас по железной дороге катят, а я в этом захолустье остался.

Мля, мля, мля…

Выпил я это проклятое молоко до последней капельки — совсем не полегчало. Узнал, следующий воинский эшелон неизвестно когда будет.

Что, делать-то? А, хрен его знает.

Ну, пойду хоть городок посмотрю, а там видно будет. Ходьба, она меня всегда успокаивает. Походишь-походишь и как-то успокоишься.

Смотреть тут, если руку на сердце положить, особо и нечего.

Дошёл до какой-то Сичкаревки. Это так место тут в городе называется. Ну, сказал мне так один встречный. Одна из местных достопримечательностей здесь расположена — цирк. Сам круглый, деревянный, а вокруг него всякие пристроечки нагорожены. Над входом тюлень нарисован.

Слева от входа — доска объявлений, или как тут она правильно называется. На доске — афиша. Она и привлекла моё внимание. На ней два здоровенных мужика-усача борются. Нарисовано не ахти, но для сельской местности — потянет. Сегодня мол в цирке-театре господина Сичкарева большое атлетическое представление. Во втором отделении.

Ага, вот, наверное, почему это место Сичкаревкой называется…

Ещё на афише значилось, что будет показана большая французская борьба.

Всё какое-то большое обещают — большое атлетическое представление, большая французская борьба… Заманивают зрителя.

Я уже отходить начал, но что-то меня остановило. Как в бок кто толкнул.

Ещё раз, уже более внимательно написанное на афише просмотрел.

Вот! На ней, в самом низу, под сообщением, что на арене будут восемь жеребцов лучших русских заводов, оригинальный наездник из костромских лесов медведь Миша Топтыгин, гимнастические упражнения на воздушных турниках и прочее, значилось — кто поборет Михаила Афанасьева, тот получит премию в двадцать пять рублей. Бороться можно — как угодно.

Двадцать пять рублей…

Попробовать что ли?

У меня сейчас в кармане медяшки да пятиалтынный, вот и всё моё богатство. Деньги мои тоже в вагоне остались.

Даже, если мне в какой эшелон пристроиться получится — есть и пить дорогой мне всё равно надо.