Котёнок в поисках дома. Часть 3 и 4 - Юрий Артемьев

А чего они так одеты? Все в костюмах, да в белых рубашках… Нет, вон парень молодой без костюма. Но то же в белой рубашке.

Меня о чём-то спросили. Надо бы ответить…

— Не понимаю!

Ко мне сразу обратились по-русски:

— Мальчик! У вас все живы?

Ну, да. В джинсовом комбинезоне, с короткой стрижкой и лицом в крови… Наверное ябольше сейчас похож на мальчика.

— Я не мальчик, а девочка. Меня зовут Маша. Мария. А это мой папа. Анатолий Борисович…

— Вай! Маша-джан! Прости! С тобой всё в порядке?

И что мне ему ответить?

«Нет, *ля. Ни *уя не в порядке. Мы на*бнулись вниз с горы на машине. А сам я весь такой *ля красивый, потому что мне нравится в кустах валяться с окровавленной мордой. И вон у спутника моего поломанного тоже надо бы что-то спросить. А то у него как раз с мозгами сотрясение случилось и поговорить ему п**дец как охота. Ну а машину мы же каждый день испытываем на прочность сталкивая в пропасть с горной дороги… И вообще, машине нашей теперь похоже звиздец пришёл полный…»

И что из этого мне ему сказать?

— Цавт танем. Что я говорю. Прости! Я весь взволнован. Этот (незнакомое слово), машину ваш толкнул. Я его (незнакомое слово)…

Я попытался прервать его речь, но это было практически невозможно. Он говорил на русском, вставляя армянские слова, и совсем переходил на армянский, обращаясь к своим. Но наконец-то он выдохся, и я обратился к нему, стараясь говорить как можно более вежливо:

— Помогите нам с папой выбраться отсюда!

— Да, да, Маша-джан!

Я снова залез в салон нашего погибшего «Запорожца» и умудрился достать с заднего сиденья дорожную сумку. Там были все наши деньги, основная их часть, а под ними лежал мой любимый наган с уже навёрнутым глушителем.

Выбираясь обратно, я прихватил из-под водительского сиденья свои стилеты.

Мне показалось, что мои манипуляции по убиранию ножей в сумку заметил тот самый мужчина, который со мной общался.

Но он ничего не сказал, и сделал вид, что ничего не заметил.

— Где-то оторвался багажник с нашим чемоданом.

— Да. Мы видели его. Он выше лежит.

— В чемодане наша одежда.

— Не волнуйся Маша-джан! Всё ваши вещи соберут. И привезут. Нитка не пропадёт.

— Спасибо!

— Вай, не за что.

Мы тем временем по кустам да малозаметным тропкам поднимались наверх. Оказалось, что не так уж и глубоко мы упали. Просто кувыркнулись несколько раз, поэтому падение казалось таким бесконечным, как полёт в пропасть…

— Простите, я не знаю как к Вам обращаться.

— Зови меня просто… дядя Саркис.

— Саркис-джан. Я теперь не знаю что делать? Мы ехали в Сочи. Там мы должны были встретить наших друзей на вокзале. Они завтра должны приехать… Но теперь…

— Маша-джан! Не переживай! Всё потом. Сейчас вам надо к врачу, а после я решу все проблемы. Главное чтобы вы были здоровы. Это самое главное…

Тем временем мы вышли на дорогу, и я реально офигел. Стояло штук двадцать машин. Или даже больше…

Москвичи, Волги… Причём среди двадцать первых заметно выделялись две чёрные ГАЗ-24.

Была даже чёрная Чайка ГАЗ-13. А ещё рядом стояли два автобуса. Все машины были украшены зелёными и красными лентами. Вокруг было множество народа. Все так празднично одетые. Многие в национальной одежде…

Куда же мы опять вляпались?

Куда? Куда?

Туда…

Что может быть ярче цыганского табора?

Только армянская свадьба.

* * *

Нам с Натаном выделили двадцать первую Волгу и куда-то повезли. Сказали, что к врачу. А колонна свадебного кортежа двинулась дальше. С нами отправили молодого человека. Парень был сильно расстроен. Даже больше. Он чуть не плакал. И это было совсем не забавно. У него было лицо человека, который в один момент потерял всё.

Натана почти сразу же укачало. Машину остановили, и ушибленный в голову музыкант, стал блевать, орошая придорожные кусты остатками переработанного завтрака. Диагноз был налицо. Сотрясение мозга. Симптомы самые те. И глаза у него такие в глядящие одновременно и внутрь себя и в разные стороны… И вот теперь ещё головокружение с тошнотой.

— Надо скорее к врачу. У него сотрясение мозга.

Парень пришёл в себя и пробормотал:

— Да, да…

— А с тобой-то что? — я не скрывал своего раздражения. — Ты вроде с горы в железной машине не кувыркался, а выглядишь, как с нами вместе был.

— Вай! Ты не понимаешь. Я всех подвёл. Я вас чуть не убил. Это была бы не свадьба. Какая свадьба на крови?

— Так это ты в нас врезался?

— Нет… Я в той машине был. Кино снимал про свадьбу. Я всё время водителя подгонял. Давай быстрей, быстрей! А он вот взял и в вас врезался.

— Ну, у него-то своя небось голова на плечах. Он мог бы и не ехать так быстро. Ты-то тут причём?

— И он тоже виноват. Но я… Я камеру разбил. Кино не будет про свадьбу. Как я потом в глаза товарищу Саркисову буду смотреть. Он скажет, что я бесполезный…

— А Саркисов — это дядя Саркис?

— Да. Саркисов Саркис Арменович, второй секретарь горкома. Он кавор на свадьбе.

О, как. Это мы удачно зашли. Выходит, что меня сам второй секретарь горкома под ручку из канавы вытаскивал.

А парень этот как бы так сказать, «потерял лицо». И теперь ему все будут вспоминать ещё долго, как он на свадьбе перед всеми родственниками и солидными людьми облажался…

— Поясни мне: Кавор — это кто?

— Понимаешь, на нашей свадьбе кавор — это главный человек. Как по-русски — отец…

— Ясно. У нас тоже на свадьбах бывает очень важный человек. Говорят или свадебный генерал, или посаженный отец.

Натан закончил свои процедуры, и мы снова поехали дальше. А я продолжил свой допрос:

— Тебя как зовут?

— Тигран.

— А меня Маша.

— Я знаю…

— А ты камеру совсем разбил?

— Да. Вдребезги. Я камеру выронил, когда врезались, а по ней следующая машина проехала.

— И много уже наснимать успел?

— Только зарядил новую катушку.

— А плёнки целы?

— Да. Плёнки целы. И запасные тоже есть. Вот в сумке. Но камера…

— Ну, так найди другую камеру. В чём проблема?

— Ты не понимаешь. Где я прямо сейчас камеру найду? Таких камер как у меня вообще только две в Туапсе. Только у меня и вторая в студии.

— В какой студии?

— Студия местная. Там работает такой мужик. Русский. Сергей Трофимыч. Он фронтовик. На войне снимал. Сейчас