Я был аргонавтом (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич
— Может, вернувшись не в час, у тебя он любовника встретил?
Случай не новый, дитя,
— все поступают, как ты.
Ясно. Муж застукал жену с любовником, влепил ей по первое число, да еще и из дома выгнал. Супругу-то он наказал, но и себя выставил порядочным дураком. Теперь весь город знает, что ем наставляют рога.
— Хи —хи, — услышал я вдруг.
Обернувшись, увидел у родника девушку, почти девочку — лет тринадцати или четырнадцати, худенькую, с маленькой грудью, одетую в странный наряд — полупрозрачное платье, блестевшее на солнце, словно роса. Открыл рот, чтобы поприветствовать, но девушка приложила к губам указательный пальчик, показывая мне — молчи, дай послушать. А Орфей уже заканчивал песню, устами неведомого путника давая совет изменщице:
— Только вперед, если будешь ты с милым в отсутствие мужа,
Дверь запирай на засов, чтоб не попасться опять.
Вот так и слушай великого певца. Нет бы, посоветовал жене раскаяться в содеянном и впредь хранить верность законному супругу, а он рекомендует прятаться как следует.
— Ты кто? — спросила меня девушка.
— Саймон, — отозвался я. Еще раз посмотрев на странную гостью, почувствовал, что от нее веет холодом и сыростью. Скорее даже, изморозью, если ты открываешь окно в теплой комнате в зимнюю ночь.
— Ты врешь, — заявила девушка. — Тебя зовут по-другому. Я знаю, когда мне врут.
— А я тебе и не вру, — хмыкнул я. —Мало ли, как меня зовут на самом деле, но здесь именуют именно так. А ты сама-то, кем будешь? Водяница или берегиня?
М-да, это я уже мифы попутал. Берегини, они в фольклоре другого народа, моего.
— Я наяда, богиня этого места, — гордо заявила девушка. — И я чувствую, что ты здесь чужак.
— А тебе жалко? — поинтересовался я, возвращаясь к прерванному занятию. А что еще делать? Как женщина эта наяда меня не слишком заинтересовала. Совсем маленькая, да еще и холодом от нее веет, как от покойника, пролежавшего несколько дней на льду. А уж если совсем честно, то мне стало не по себе от внезапного появления девушки, одетой в росу, а оттирая уже чистый котел, просто пытался с помощью рутинной работы избавиться от собственного страха.
— Что значит жалко? — с недоумением переспросила наяда. — Жалко может быть какую-то вещь, а у меня нет никаких вещей, значит, жалеть мне нечего.
— Это я так, образно. Когда говорят — тебе жалко, имеют ввиду — какое же твое дело? — попытался я объяснить, но получилось плохо. Еще и богиню здешнего места обидел.
— Мне нет до тебя никакого дела, — хмыкнула наяда. — Мне просто скучно. А ты Саймон, если тебя и на самом деле так зовут, не настолько красив, чтобы я предложила тебе собственную любовь. Я видела среди твоих друзей по-настоящему красивых мужчин.
Вишь, отомстила. Оказывается, я некрасивый? Нет, красавцем я себя никогда не считал, но симпатичным числил. Может, стоит обидеться? Ну почему у аргонавтов нет зеркала?
Не удержавшись, я подошел к источнику, встал на колени и посмотрел на себя, отражавшегося на водной поверхности. Нет, вроде и ничего. Лицо стало малость потолще, подбородок прямой. Да, я еще и помолодел, лет на десять, если не больше. Таким я был лет в двадцать пять-тридцать.
Мое изображение сменилось девичьим личиком, глядевшим на меня из самого источника, а потом ко мне потянулись и руки. Я резко отпрянул.
— Хи-хи-хи, — рассмеялась наяда девчоночьим смехом, выскакивая из родника. — Испугался?
— Конечно, — признался я. —Испугаешься тут, если к тебе руки из-под воды тянут.
— Глупый, тебе не стоит бояться. Ты чужой здесь, и ты мне не нужен. Никто из короткоживущих мне не нужен. Если ты умрешь, как я буду вытаскивать тебя из своего родника?
От волнения я подошел к костру, взяв в охапку все грязные миски, сваленные аргонавтами после завтрака. Миски, как я уже знал, каждый обязан был мыть сам за собой, но мне сейчас следовало чем-то заняться.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Ничего, что я беру твою воду? — поинтересовался я, чтобы что-то сказать. К тому же, мне и на самом деле стало неудобно. Девушка здесь живет, а я ее дом пачкаю. Или в ее доме?
— Мне не жаль. Грязь осядет, а свежая вода придет из подземного ручейка, — отмахнулась наяда. — Но ты странный.
— Почему? — вяло поинтересовался я, оттирая золой очередную миску.
— У меня редко бывают люди. Но они, либо меня боятся и сразу же убегают, либо пытаются изнасиловать, а ты, хотя и боишься, но полощешь в воде обожженную глину.
— А что ты делаешь с теми, кто пытается тебя изнасиловать?
— Если человек мне понравится, то могу ему это позволить, — засмеялась маленькая богиня. — Детей у меня быть не может, а немножко развлечься я всегда готова.
— А если не нравится?
— Дай мне свою руку, — потребовала наяда. Ухватив меня за ладонь, она приложила ее к своей груди. — Нажми!
Моя рука прошла сквозь ее тело, как сквозь плотный туман и вышла со стороны спины. Все понятно. Как можно изнасиловать воду?
Наяда слегка отстранилась, освобождая мою конечность от своего водяного тела, улыбнулась и... Бледное личико порозовело, те части тела, что были не очень развиты, резко вдруг округлились, и передо мной стояла вполне сформировавшаяся девушка — лет восемнадцати-двадцати, никак не меньше.
— А теперь? — лукаво поинтересовалась наяда, облизывая язычком губы. Снова взяв мою ладонь, положила ее себе на грудь. Кожа была теплой, а грудь...
Вот теперь бы я руку не отстранил, но девушка, к моему сожалению, отстранилась сама, а я не стал наставать, помня предыдущее прикосновение.
— Здесь скучно, — пожаловалась наяда. — Людей нет, а сатир, с которым я когда-то была близка, умер очень давно. Не знаю, годы прошли или столетия, какая разница?
— А разве сатиры умирают?
— Умирают, если их убивают— равнодушно ответила наяда. — Ему просто не повезло. Мой бывший любовник столкнулся с кентаврами, а кентавры не любят сатиров. Сатиры тоже не любят кентавров, поэтому их встреча могла сложиться и по-другому, если бы кентавр был один, а сатиров много. Дионис наказал кентавров, но какой в этом смысл?
— А ты не хочешь уйти отсюда? — поинтересовался я, потом спохватился. — Прости, я знаю, что тебе нельзя покидать это место.
— Почему же нельзя? — удивилась наяда. — Меня здесь никто не приковывал, я свободна пойти туда, докуда бежит вода из моего подземного ручейка. Я когда-то ходила в гости, чтобы потанцевать и поболтать, только зачем? Везде тоже самое. Мы скучаем, люди либо любят, либо убивают друг друга, а звери ищут пищу и тоже убивают.
Богиня места прошлась по полянке, остановилась у остывшего кострища и принялась рассматривать лежавшие вещи. И не успел я опомниться, как наяда схватила бурдюк с вином, размотала шнурок, понюхала, а потом сделала глоток, что впору бы делать Гераклу
— Вот что у вас есть хорошее, у людей, так это вино, —изрекла маленькая богиня. — По сравнению с вином у сатиров, это нектар.
Девушка жадно припала к горлышку, словно теленок к вымени матушки и дальше я слышал только звуки, напоминающие мычание. Вылакав половину бурдюка, богиня места отвалилась-таки, икнула и, со счастливым видом упала на землю. Наяду я подхватить не успел, зато успел спасти остатки вина.
Быстро она... И что мне теперь с ней делать? Спит себе, пузыри пускает.Ладно, спрошу у старших товарищей. Вон, Геракл возвращается с добычей — тушей косули, накинутой на плечо.
— Хайре, герой Эллады, — помахал я рукой своему, якобы, другу. — У вас лекаря в команде нет?
— Так у нас Асклепий — лучший лекарь Эллады. А зачем тебе?
Я кивнул на «бездыханное» тело. Полубогу хватило нескольких секунд, чтобы сориентироваться. Скинув с плеч и добычу и копье, Геракл заорал, сжимая огромные кулаки:
— Да что ты творишь-то, приап собачий! Да тебя убить мало за такое!
— А что ты на меня орешь, баран фиванский! — вызверился я, хватаясь за котел, который только что вымыл. — Сейчас как дам по башке, худо станет.