Андрей Посняков - Шпага Софийского дома
— Что главой качаешь, кормилец? — усмехнулся пацан.
Олег Иваныч поморщился — опять эти дурацкие слова: боярин, кормилец… Да и на «ты». Нет, конечно, подростки все непосредственны, но не до такой же степени, чтобы тыкать абсолютно незнакомому взрослому.
— Зови меня просто Олег Иваныч, — вздохнув, посоветовал Олег и, в свою очередь, поинтересовался именем неожиданного знакомца.
Тот представился тоже как-то странно: «Вольный слуга софейский Григорий, Федосеев сын, Сафонов». Вот так-то. Не просто Гриша Сафонов, а Федосеев сын. Да еще какой-то «слуга софейский»! Нет, ну точно — псих! Интересно, а чего такого от него хотели вызнать?
— И сам не знаю, бо… Олег, свет Иваныч, — пожал плечами Гришаня (так он разрешил себя называть), — догадываюсь только…
Историю, в двух словах изложенную «софейским слугой» Гришаней, Олег Иваныч что-то не очень и понял. Какой-то «Онисифор-инок да Пимен, софейский ключник»… опять — софейский! Вот с этим Онисифором и прибыл сюда Гришаня, аж из Новгорода, зачем — то Онисифор знал да Пимен.
— Он ведь мне ничего и не говорил, Онисифор-инок, — потянулся Гришаня, — так ведь и я не в сенях найденный, смекнул, что к чему. Злато-серебро Пимен-ключник с Онисифором, взалкав, ищут! А еще иноки… То злато, что вез с Заволочья софейский ушкуйник Олекса. Вез, да не довез, напали лихие люди, шильники, всех поубивали, а злата-серебра не нашли — схоронил его где-то Олекса, как чувствовал. Онуфрий Ноздря из всех ушкуйников один упасся, возъявился в Новгороде, пришел в храм Святой Софии, ко владыке Ионе. Однако до Ионы так и не дошел — Пимен перехватил, ключник. Отправил Онуфрия восвояси, ко владыке бросился, рек: надобно, мол, побыстрее обонежские списки составить — сколько кто чего должен Софейскому Дому, в общем, послал Онисифора, со людьми софейскими, из коих всех Онисифор со списками в обрат отправил, одного меня с собой взял, потому как места мне тутошние знакомы, а на Спасском погосте Шугозерском — дядька мой живет — своеземец Мефодий…
Гришаня замолк вдруг, напряженно вслушиваясь в утреннюю тишину леса. В кустах пели жаворонки и еще какие-то птицы, рядом, под самым Гришаниным носом деловито жужжал шмель.
— Когда отъезжали, слух по Новгороду прошел, будто Онуфрий Ноздря живота лишился, — отмахнувшись от шмеля, тихо промолвил отрок. — Утоп, грят, по пьяни в Волхове. А третьего дня эти появились, — Гришаня сплюнул, — Окаянные — Тимоха Рысь у них за главного, да еще Митря Упадыш Козлиная Борода, да Ондрюха Цыганский Рот. Тот, кого я ножиком… Зря ты не дал остальных прирезать, боярин, ой, зря! Намучаемся еще с ними.
Выслушав, Олег Иваныч с сожалением посмотрел на Гришу. Вот ведь как случается, вроде умный парень, а псих! Полный шизофреник. Хотя, может, в чем-то его рассказ и соответствовал истине, по крайней мере в том, что касалось «лихих людей шильников». С ними-то и сам Олег Иваныч столкнулся, не далее как вчерашним вечером. И весьма близко столкнулся…
Внимательно посмотрев на задумавшегося Олега, Гришаня вдруг упал на спину и принялся громко хохотать, приложив к животу руки.
— Обувка у тебя смешная, Олег Иваныч, — сквозь смех пояснил он. — Да и порты. А про рубаху уж и молчу!
Олег Иваныч пожал плечами. Ни в своих кроссовках, ни в джинсах, ни тем более в рубашке «от Армани» он почему-то ничего смешного не находил… в отличие от юного психа.
— «Дженова Джеанс»!
Прочитав надпись на лейбле, Гришаня перестал хохотать и важно сообщил, что надпись «латынская», а Дженова — «фряжской земли град». Он еще что-то порывался сообщить по поводу одежды нового знакомца, однако вдруг замолчал и затаился в кустах, увлекая за собой Олега. Ему, видите ли, показалось, будто ветка в лесу хрустнула.
А ведь не показалось!
Ветка действительно хрустнула!
Под ногами людей, коих Гришаня с Олегом Иванычем сначала услышали, а потом и увидели.
Их было двое, бородатых мужиков в блестящих кольчугах! Один держал в руках меч! Другой — лук и стрелы.
Мать моя женщина! — покачал головой Олег Иваныч.
Маски-шоу продолжались.
Выйдя на опушку леса, мужики остановились неподалеку от зарослей орешника, под которыми прятались Олег и Гришаня.
— Послышалось те, Митяй, — сказал тот, что с мечом. — Грю, послышалось…
Митяй пожал могучими плечами, пробормотал, что вроде как тут кто-то «хохотаху», потом махнул рукой, пошли, мол, и оба повернули обратно, сообща решив сказать какому-то «Тямохе», что никого не нашли… Тямохе… Какому-то? Хм… Интересно, как там у него с рукой?
Олег Иваныч осторожно поднялся на ноги, разминая затекшие руки, и спросил у своего юного спутника, не знает ли тот и в самом деле, где клад «софейских ушкуйников». Просто так спросил, безо всякой задней мысли.
Гришаня испуганно зыркнул на него синими своими глазами.
— Что ты, кормилец? — убежденно возразил он. — Кабы знал, разве не сказал бы Тимохе? Тогда б они меня и не пытали. Сразу б живота лишили, как только б нашли.
Олег Иваныч только покачал головой. У него давно уже созрела весьма здравая мысль поскорее покончить со всей этой бодягой и выбраться отсюда в более цивилизованное место, хотя бы в ближайшую деревню. «Юный псих» Гришаня эту идею поддержал со всей душою, только предупредил, что идти надо осторожно, опасаясь банды Тимохи. Ну, это Олег и без него знал.
Спор вышел только относительно путей отхода. Олег Иваныч хотел выйти на грунтовку и там поймать какой-нибудь транспорт, а Гришаня звал спуститься к реке, мотивируя тем, что никакой дороги в здешних местах никогда и не было. Ну, что с больного взять! «Не было». Это тогда как же лесовоз ехал, по болоту, что ли?
— Бросим медяху? — Гришаня повозился с поясом и вытащил оттуда мелкую, чуть больше ногтя, монету. — Хошь, сам кинь, Олег Иваныч!
Олег удивленно осмотрел монету: с одной стороны — русалка с крыльями, с другой — надпись: «Пуло московское».
— Ну, Гриша, выпадет русалка — идем к дороге транспортину ловить…
— Кого ловить? И зачем?
Кидать монеты Олег Иваныч умел. В отделе еще насобачился, в старые времена, в должности дежурного опера, каждое дежурство с ребятами тренировались, пока замполит, сука, не прикрыл, проигравшись.
Конечно, выпала русалка.
Они добросовестно шерстили местность часа три. Дороги не было! Овраг был, березы были, а дороги не было! Ни грунтовой, ни лесной даже. Да и в лесу-то — ни просеки, ни противопожарных рвов. Глушь, одним словом.
— Ну что, к реке, кормилец? — издевательски подмигнул Гришаня. — Дурная-то головушка ногам покоя не даст!
Пробормотав себе под нос о том, что еще как сказать, у кого дурнее головушка, Олег Иваныч последовал вслед за юным психом.
Они спустились к реке и сразу увидели лодку. Очень необычную лодку. Большую, вместительную, со сложенной мачтой, метров десять в длину — целый корабль, лодья. По нарощенным дощатым бортам висели круглые деревянные щиты, выкрашенные красным и обитые полосками блестящего на солнце металла. Люди… Наверняка какой-нибудь клуб исторических реконструкций, а эти наверняка викингов изображают, причем не очень удачно — кораблишко совсем не похож на норманнский драккар — слишком уж груб да приземист… Черт!
Размашисто шагавший Олег Иваныч с ходу наткнулся на внезапно застывшего Гришаню.
— Тсс! — приложив палец к губам, обернулся тот, кивая на лагерь, разбитый рядом с лодьей. У полупотухшего, но еще малость дымящегося костра, опуская прямо в котелок большие деревянные ложки, сидели Тимоха Рысь и козлобородый Митря. Правая рука Тимохи была заключена в березовые лубки и тщательно перевязана тряпками.
— Ну? — Тимоха повернулся к вышедшим из леса парням в кольчугах, с мечами и луками.
— Нетути нигде, — парни синхронно пожали плечами.
— Да и пес с ими, — вытирая с бороды остатки холодной ухи, махнул рукой Митря. — Неужто в Новгороде они от нас упасутся? Там их и достанем, шпыней ненадобных!
— Гришка-то все ж Софейского дома служка, архиепископа человек, Ионы, — опасливо протянул Тимоха. — Непросто будет в Новгороде его прищучить.
— Да что ты, Рысь! Иона стар уже, — гнусаво засмеялся Митря. — Да и неужто Ставр-то, боярин, боле нам не заступа?
— Молчи про боярина, молчи! — замахал руками Тимоха, проливая уху на мелкий речной песок. — Давай, скликай всех, поплывем уж.
— Боярин Ставр, — провожая взглядом отплывающую лодью, тихо прошептал Гришаня. — Ах вот оно что. Ну, Олег Иваныч, боюсь, втравил я тебя…
— Не переживай, Гриша, — усмехнулся Олег. — Не из таких передряг выпрыгивали!
— Нет, ты не понимаешь, боярин, — упрямо покачал головой отрок. — Смерть грозит нам лютая, неминучая. Даже ежели доберемся до Новгорода, Господина Великого, и то с опасением жить придется. А до Новгорода ой как далече.
— Ладно, хватит тебе причитать! Где там, говоришь, деревня-то? Вниз по реке?
