"Фантастика 2023-127" Компиляция. Книги 1-18 (СИ) - Острогин Макс
– А ты?
– Само собой. А почему нет? Почему не я? Кто-то же должен положить предел всему этому безобразию? Наверняка ведь есть способ…
– А сколько лет было этому Беовульфу? – спросил я.
– Не знаю, – пожал плечами Курок. – Вряд ли он был стариком.
Это точно. И остальные герои тоже до морщин не доживали. Герой – он всегда молод. Чем старше человек, тем меньше он на героя годится. Зрение ухудшается, руки дрожат, скорость не та. Взрослый герой не может быть физиологически. Так что получается, что я вполне подхожу. В Беовульфы эти.
Мы доели обед, ополоснули кружки и направились дальше.
– Я тоже раньше думал, – болтал Курок. – Тоже думал – вот вырасту, и всех спасу. Вырос. Прихожу к Япету, спрашиваю – что делать, а он мне говорит – капусту жрут бабочки…
Мы пробирались через старый и скучный город, однообразный и безликий, не выделявшийся ни архитектурой, ни высотой, ни зеленью, тяжелый город. Я это только сейчас стал замечать, раньше город казался совсем одинаковым, теперь я стал различать степени, некоторые районы были гораздо хуже.
Вот как этот. Одинаковые, серо-коричневые.
– А мне совсем не так хотелось. И всем у нас не хочется, но Япет всех заставляет репу сажать… Вот поэтому он и Ткача выгнал – тот мечтал слишком много, а репу сажал мало. Давай скорее, тут надо быстро. Кладбище рядом, сам понимаешь… Вон, смотри, пришли уже почти, вон там.
Я прочитал – «Ткацкая улица», понятно теперь, почему Ткач.
Ткацкая оказалась совсем небольшой. Узкая, невысокие дома с обвалившимися балконами, почерневшие непонятно от чего деревья, то ли от засухи, то ли в корнях завелось что, не понять. Преодолели ее без труда, шагали по правой стороне.
Библиотеку я сразу узнал, не узнать трудно. Невысокое, этажа в четыре здание, пристроенное торцом к полуразрушенной многоэтажке.
Бумаги много. Под ногами, вокруг. Давно началась уже, с полкилометра. Выцветшая, слипшаяся, скатанная в шары, сложенная в высокие стопки, совсем новая и древняя, распадающаяся в прах от солнца, даже на деревьях, вместо листьев. А потом…
Бумага почернела.
– Так… – протянул Курок и снял с плеча автомат.
У Курка интересное оружие. Самодельная штурмовая винтовка. Облегченная, со складным прикладом, с четырехкратным прицелом, с необычным магазином – вокруг ствола. Калибр небольшой, отчего почти сто двадцать патронов влезает, безгильзовых, конечно. Два запасных магазина, стреляй – не хочу. Я к такому оружию не склонен, остальные часто используют. Ленивые потому что, настолько ленивые, что иногда даже не чистят, к Петру волокут. Вот и Курок к своему автомату прохладно относится, то в песок уронит, то об асфальт ушибет, говорит, что у Петра в карты выиграл.
Курок устроил автомат под мышкой и пнул пепел.
Пепел был везде. Никакого плавного перехода между бумагой и пеплом, вот бумага, вот пепел. Выгорело все.
Сквозь окна самой библиотеки, из первого и второго этажа выдавливалась паленая бумага, отчего казалось, что здание залито ей под самую крышу.
– Выгорело все, – поморщился Курок – Этот Ткач… Тут раньше центр библиотечный располагался… Места всем не хватало, вот и укрупняли. Книжки в одно место свозили, тут и под землей тоже есть… Ах ты…
Воздух колыхнулся, с крыш спрыгнул смерч, поднял бумагу, Ткацкая улица мгновенно стала непроходимой, пришлось сесть на асфальт, вертящийся пепел старался залепить лицо и выцарапать глаза. Смерч гулял долго, минут пять мы сидели в центре шуршащего угольного водоворота,
убаюканные странным звуком и тишиной, повисшей за этим звуком, как купол.
Прекратилось все разом, смерч умер, стало совсем тихо, некоторое время мы наблюдали, как вокруг оседает черный снег, бывший когда-то газетами и книгами. Курок поймал уцелевший лист, спросил:
– Какая строка?
– Что? – не понял я.
– Номер строки. Погадаем. Прозрим будущее, плюнем в глаз настоящему. Давай, Дэв, не дрягайся.
– Ну, восемнадцатый.
Курок распялил лист на коленке, прочитал:
– Редкие вспышки молнии выхватывали из сумрака сгорбленные фигуры людей… Все. К чему бы это?
– Что непонятного? Молния, гроза, все сгорело… Дождя в этом году еще нормального не было, так что к дождю.
– Что делать будем?
Курок скомкал лист, спрятал в карман. Достал карту.
– Похоже, что Ткач немножечко испарился…
Курок зачерпнул горсть пепла, дунул.
– Что делать будем… – я оглядывал улицу. – Делать будем… Устраиваемся на ночлег, вот что. И поскорее.
– Рано ведь еще.
– В самый раз. Торопиться нам некуда, хороший сон – залог здоровья. Вон туда.
Я указал на четвертый этаж дома напротив библиотеки.
– Почему четвертый? – спросил Курок. – Четвертый ведь не очень…
– Можешь на пятый, – пожал я плечами.
– Да не, мне все равно, четвертый так четвертый.
Подъезд был закрыт, пролезли через второй этаж, выбили дверь квартиры изнутри, выбрались на лестницу. На четвертом этаже располагались три номера, мы вошли в сорок пятый.
Квартира была пуста, без мебели, без скелетов, похоже, что в ней вообще не жили, хотя в большой комнате в углу догнивали дрова, а в другом углу газеты и журналы. И книг стопки, посредине кострище и прогоревший котелок.
Курок потрогал пальцем сажу, сказал:
– Недавно останавливались. Может, этот чужак и ночевал. Костер разводим?
– Нет, в газеты завернись, в них тепло.
Курок так и сделал. Бухнулся в угол, нагреб вокруг бумаги, привалился к стене.
– Люблю спать сидя, – сказал он. – Даже стоя, очень удобно.
Я устроился напротив окна. На дверях засов, если кто в окно полезет, встречу. Папу, опять же, под окном выставил, Папа чувствителен к посторонним.
Курок зевнул, выпростал из-под бумаги руку с плиткой табака, откусил, зевнул.
– Жалко, – сказал он. – Жалко, что Ткач сгорел. Подсказал бы нам.
– А может, он спасся? – возразил я.
– Сгорел. Все сгорят, и все подохнут. А Ткач хотел нас культуре научить, он все-таки не мурзик, библиотекарь…
– Чему научить?
– Культуре. Ну вот, к примеру…
Курок выпростал из-под бумаги другую руку, дотянулся до журнала, поглядел, отбросил, дотянулся до книжки.
– Культура – это вот… Какао будешь?
Кто ж от какао откажется?
Курок кинул мне термос.
– По рецепту матушки. Надо выпить, пока не остыло.
Я свинтил с термоса крышку, налил. Какао оказалось густым и сладким, не какао, а почти шоколад, две кружки выпил, кинул термос обратно. Курок тоже отпил.
– Так бы всегда жить, – сказал он. – С какао. А кошак твой его пьет?
– Не знаю…
– Давай попробуем.
Курок подошел к Папе, налил в поилку какао. Папа немного подумал, затем принялся хлебать.
– Сладенькое все любят, – Курок добавил из термоса еще. – Все мы, в сущности, звери.
Папа лакал.
– О чем мы там говорили? – Курок вернулся в угол.
– О культуре.
– Ах, да. Культура – это культура. Литература, например. Тебе мама перед сном читала? А, извини… А мне читала. Очень интересно. Обогащает духовный мир. Вот сейчас я немного почитаю.
Я зевнул, Курок на это внимания не обратил вовсе, прокашлялся и стал зачитывать:
– Все будет, как было уже много раз. Мир исполнится злом и, не выдержав тяжести, падет на колени. Вода станет горька, и воздух сух, земля перестанет родить, птицы же, все до единой, рухнут на землю черным дождем. И будет стон…
Не умеет Курок читать, зря его мама старалась. Механически он как-то это делает, как шестеренки перекатываются, тук-тук-тук, и в голове от них тоже тук-тук-тук, шмяк-шмяк-шмяк, и какой-то полусвист неприятный.
– Похоже, это пророчество, – сказал Курок. – Ты как, пророчества уважаешь?
– Очень.
– Я тоже. Интересная книжка, называется… «Предсказания Старицы Ефросиньи». Ефросинья, значит, предсказывает… Когда терпение уже почти иссякнет и надежд не останется, придет герой со стороны студеного ветра… Это почти про нас…
Курок читал, а я уже немножечко спал, пророчество оказалось довольно занудной вещью, наверное, все пророчества такие, но это было просто утомительно, наверное, эта Ефросинья редкая дура. Вообще, я две штуки слышал, пророчества два то есть, одно – что снега много выпадет, – и сбылось, не замедлило. А второе было серьезней, про Гомера. Что будет Гомер жить долго, даже очень долго, главное, от воды подальше держаться, потому что написано у него на руке, что утонет он и никак этого не миновать. А не утонул Гомер. Вот и получается, что к пророчествам я вполне преспокойно относился, особенно к таким вот – нараспев которые, разморился, а тут Курок бу-бу-бу.
