Безбесыш. Предземье - Андрей Олегович Рымин
Богдарь, некогда заявлявший, что надеется больше со мной никогда не увидеться, явился всего через несколько дней после запуска мельницы. Отныне сударь Хорэл, от чьего имени говорил особист, является дольщиком совместного проекта. Если Халаш с Айком сумеют повторить без меня всё проделанное, счастливое безбедное будущее Подгнильским сиротам обеспечено.
Впрочем, я не сомневаюсь, что у них всё получится. Мои чертежи-наброски, плюс образец под боком. Со временем и с водяной мельницей разберутся. Принцип я объяснил — дальше мелочи. Но Богдарь приезжал не с одним лишь деловым предложением. К выезду всё готово. Сроки подходят. Скоро на материк и в империю.
Что же, моё дело выполнено. Последние дни с семьёй Китар проведёт без меня. Настала пора им прощаться. Мог бы выключить звук и картинку, не задумываясь, сделал бы это. Наблюдать за их бурными проявлениями чувств неприятно. Но деваться мне некуда — придётся смотреть и слушать.
Глава двенадцатая — Прощание и прощение
— Ты уж не забывай нас, братик.
Слёзы Веи капают мне на плечо. Снова сжимаем друг друга в объятиях, снова названая сестрёнка рыдает. Только плачет уже в этот раз не от счастья. Печаль, тоска, грусть. Оказывается, что расставаться навсегда чуть ли не горче, чем с усопшим прощаться. С Линой и Айком мы смогли без мокрых глаз обойтись. Вее же сдержаться никак. Она в последнее время на ровном месте может разреветься — у баб на сносях настроение скачет — а уж с поводом…
— Да как же я вас забуду, сестрёнка? Навсегда вы в моём сердце. Роднее никого нет.
— Будем Единого за тебя просить, — трясётся голова Веи у меня на плече. — Чтобы удачи послал. Чтобы приглядывал. А малые-то… Малые не знают ещё. Ой рёва-то будет…
И снова частые всхлипывания обрывают поток грустных слов.
— Рёва и так уже ручей да река, — кладёт руку жене не спину Айк. — Завязывай причитать. Чай, не последней дорогой брата провожаешь. Слыхала хоть раз, чтобы кто-то в тринадцать годов встал на Путь? Представляешь, как они там на Земле удивятся, когда Кит с корабля на берег сойдёт?
Молодец Айк! Разом, и меня, и её ободрить получилось. Вея даже смогла улыбнуться сквозь слёзы. Я же мысленно усмехнулся. А ведь я, хоть формально и был на Земле, а на землю Земли не сходил. Вон, звучит, как смешно. Хоть загадкой в какую сказку вставляй.
— И вообще. Оно грех великий — такого героя при семье дома держать, — продолжает Айк. — Если кому и суждено до Вершины добраться, то это братишке вашему. Про то, что сестру свою кровную Китя найдёт, и подавно, молчу. То решённое дело. Даже не сомневаюсь, что получится всё.
— А нужна она тебе, та Вершина? — размыкает объятия Вея и, слегка отодвинувшись от меня, с надеждой заглядывает в глаза. — За сестрой же идёшь, не за силой. Найдёшь Тишу, и живите себе на Земле, счастье простое людское копите. Молодой же совсем. На Путь встанешь, когда время прижмёт. У тебя его много.
И совсем уже жалостливо:
— Ну а там, глядишь, и в Предземье наведаться шанс подвернётся. Приплывают же к нам земляне нет-нет.
Ложь во благо — это так называется. Нельзя Вее переживать в положении больше нужного. Да и малым сейчас придёт очередь рассказывать, что навсегда уезжаю. Пусть уж лучше это злое “навсегда” не звучит. Заменю-ка его на “надолго”, оставлю роднулькам надежду, что свидимся. Никто ведь не знает про беса и наш договор с ним.
— А никто и не говорил, что я, едва Тишку найду, так сразу дальше помчусь, — вскидываю я брови. — Ты что, глупая, думала я навсегда ухожу? Обязательно наведаюсь, как будет возможность. Мне же ещё с моим маленьким тёзкой знакомиться.
— Да? — в надежде округляются заплаканные глаза Веи. — Так ведь это же другое совсем, — по новой набрасывается она на меня с объятиями. — Тогда я не буду грустить. Честно, честно!
— Ну вот. Умничка. И другим не давай.
***
Провожать меня до ждущих на дороге саней, что я якобы нанял, а на самом деле присланных Богдарем, за ворота высыпали все домочадцы от Лины до Важика. Слёзы, сопли, объятия, лобызания щёк — всё осталось в доме. Сейчас на мгновенно ещё больше раскрасневшихся на морозе лицах и личиках только улыбки. Немного грустные — не без этого — но то светлая грусть. Для всех слово нашёл, никому горевать не позволил. Навсегда здесь прощаюсь лишь я.
— По весне с водяной будем пробовать, — по-взрослому кладёт мне руку на спину шагающий рядом Халаш. — Доведём до ума. Обещаю.
— Ни капли не сомневаюсь, — улыбаюсь я брату. — И, как выгорит, снова сударя Хорэла в долю бери.
— То само собой, — серьёзно кивает Халаш. — Я же всё понимаю. А, когда развернёмся… К следующей зиме край, учителя нам из города выпишу. Или двух сразу. Смотря, как по деньгам будет. Надо младших доучивать. В Граде тогда только начали. Ученье — оно пользу приносит.
— Старшим тоже лишним не будет, — хохочу я и одобряюще хлопаю рано повзрослевшего паренька по плечу.
А Халаша уже от меня оттесняют похожие на маленьких толстеньких медвежат в своих шубках Зуя и Фока.
— Китя, Китя, — дёргают меня за края куртки мелкие. — Возьми пирожков в дорогу. Мы сами напекли.
Стараниями Веи и Лины снеди у меня уже целый мешок, но как малявкам откажешь?
— Ой спасибо, хозяюшки! — принимаю тряпичный свёрток. — Поди, дома с вами никто не схуднёт.
— И без них не схуднёт, — подмигивает мне Лишка, которая с Динкой на пару у старших баб нынче за первых помощниц.
— Так я про те времена, когда вы замуж повыскакиваете, — подмигиваю девчонке в ответ. — Тут уже недолго осталось. Таких красавиц враз разберут.
Смутил. Не нашлась, что ответить. Ещё пуще зарделась.
— А вам, мужики, мой наказ, — поворачиваюсь я к кучкой шагающим сбоку мальчишкам. — Самим в лес ходить запрещаю. Кому любо охотничье дело, дорастёте до двенадцати годов — и проситесь в подспорники к дядьке Дабану в ватагу. Пока же на учёбу все силы. И старшим чтоб помогали. Большие уже.
Сказал, чтобы что-то сказать. В семье нашей дружной нет лодырей. Прошедшие школу жизни в Подгнилье сироты на Фат пришли уже взрослыми. Оставляю их с чистым сердцем и со спокойной душой. У
