По грехам нашим. В лето 6733 (СИ) - Старый Денис

— И вам не жалко стольких людей? — спросил я, темп разговора не позволял долго рефлексировать и размышлять.

— Мы их спасли, они будут жить в других реальностях, здесь все умрут, — зловеще тихо сказал профессор.

— Вы их лишили «якорей» — семей, детей, друзей! — повышая голос сказал. — Надеюсь в числе тех, кто будет переселяться, найдется место и для близких подопытных?

Все молчали и ничего не говорили. Я высказал свою позицию, дальше морализаторством я заниматься не стану. Вот только еще вопрос, чтобы хоть немного эта дребедень уложилась в голове.

— А почему я назад отправлюсь к своей физической оболочке? Я же там умер, или как? И не перенесет ли меня в другой мир? — спросил я и взял еще одну таблетку стимулятора из кучи, запивая ее водой из стеклянной бутылки.

— Где сильные «якоря», туда и перенесет, не волнуйтесь, сильнее связи с Ипатием, ну или другими людьми рядом с ними, у Вас нет — аппаратура все зафиксировала, — профессор сделал паузу и последовал моему примеру, приняв стимулятор. — И Вы еще живы! Ипатий занимается реанимационными действиями, а время мы немного умеем сжимать, чтобы переходы были стабильными, а то каждые десять секунд могут меняться точки выхода и послать пару, без сжатия время, было просто невозможно. Так что у нас еще порядка двенадцати часов и Вы появитесь через две минуты после… А как Вас полковник то огрел?

— Сказал, что у него День Рождения, я искренне начал радоваться, а он ударил в грудь, — ответил я.

— Сердце выключил, наверное, он может — он действительно был отличным военным, мог даже от некоторых устаревших пуль увернуться. Давайте продолжим, — сказал профессор и подозвал ассистента.

Начинался следующий этап моего допроса — датчики, приборы, какие-то шлемы, эмоциональные стимуляторы и работа с психологом, который смог даже спровоцировать у меня слезы и искренние эмоции в процессе разговора о сыне из изначального мира, может быть, так влияли и препараты. В какой-то момент я даже испугался, что «якорь» мира изначального возобладает, но нет… Я всем сердцем стремился к Божане и детям.

Много спрашивали о прогрессорстве, спровоцированное мной. Просил профессор поработать с математикой и физикой, чтобы опередить науку на лет сто-двести, спрашивая некоторые прописные истины этих наук и разочаровываясь в моих знаниях. Профессор опасался, вдруг изначальный мир так же будет погибать и нужно успеть Марс колонизировать. Начал профессор говорить и о любви, как самом ярком якоре, когда я перебил.

— Бедна любовь, если ее можно измерить, — процитировал я Уильяма нашего Шекспира.

— А? Что измерить? А вы философ! Это хорошо с превеликим удовольствием пообщались бы за столом, вот только время нет! Однако, не стоит отвлекаться, — растерялся профессор.

— Да, я и не против, вот только вопрос есть, который не дает расслабиться. А что вам помешает так, на всякий случай, убить меня. Если я погибну в этом теле, то погибну безвозвратно, запутали вы меня, профессор какой-то оксюморон получается — сплошные противоречия, — спросил я и допил воду из бутылки.

— Нет, дорогой мой, вы прожить должны еще минимум три месяца, иначе все связи оборвутся и мы никуда не попадем, ну скорее всего, очень слабоват ваш якорь в будущем изначального мира, а в прошлое к вам точно дороги нет. Я даже не представляю, как Вас, в вашем мире смогли отправить в прошлое. Но спросить об этом будет не у кого, мир будет другим, если я правильно оценил Ваши действия по изменению истории, — говорил профессор, а я все больше превращался в механизм. Усталость, стресс, жменя стимуляторов добралась-таки до меня.

Надо мной явно издевались, а потом сон и…

Глава 27. Нелепое нападение

— Гад ты, полковник, — я отпихнул Ипатия, который лез ко мне делать искусственное дыхание. — И старый извращенец.

— Все удалось? — с подрагивающей нижней губой спросил Ипатий и после моего «обиженного» кивка головой, продолжил. — Спасибо, ты спас мою семью — мой «якорь» — жена Гульнара и две девочки погодки Айгуль и Маша. Можешь убить меня, а можешь жену помочь найти, теперь я свободный. Если убивать станешь, не сдвинусь с места, заслужил.

— Вот уж, нет, еще двадцать часов назад точно убил бы, но сейчас — нет. Отработаешь, — проворчал я, как старый дед. Сработали фантомные ощущения тела пожилого человека.

— Отработаю, еще как отработаю, — обрадовался моей отходчивости Ипатий.

— Ясно все с тобой и то, что тебе восточный тип женщины нравится. И на мою жену не засматривайся, не посмотрю, что ты цельный полковник, — сказал я и прислушался. — А это что за шум, меня же только две минуты не было?

— Пятнадцать минут. Пульс появился через две минуты, но ты не приходил в сознание. И я не лез целоваться, хотел послушать дыхание. И да… во дворе бой — на нас напали! — буднично произнес Ипатий и, всмотревшись в мое озабоченное лицо, добавил. — Девушки в безопасности, нападающих полторы сотни, у нас три сотни уже прибыли, да мои двадцать орлов многого стоят, десяток Шалвы, Филиппа, Алексея все пришли с ближниками. Надо только узнать, кто страдает острой формой идиотизма кидаться на нас, когда мы в силе.

— Я знаю, — сказал я, поняв, насколько все же бояре не понимают того, что сила на моей стороне. И что делать с Лотарем? Получается, Радим не выполнил своих обязательств. Как оказалось позже, как раз знакомый мне боярин не был причастен к самоубийственному нападению.

Мы с Ипатием не стали сразу выходить во двор. Я просто не мог быстро прийти в себя. Переход из тела пожилого, умирающего человека, у которого были проблемы, да лучше сказать, с чем у него проблем не было, оказался психологически сложным. А тут опять молод и здоров. И только начавшая проступать растительность, вновь исчезла. В зеркало бы посмотреть, подозреваю, что опять семнадцатилетним стал, как и не было двух лет жизни в этом мире.

— Кто командует обороной? — спросил я после того, как немного пришел в себя такие перемещения свозь время и пространство не могут проходить бесследно.

— Филипп. Прибегал посыльный, минут пять назад, ужаснулся, что ты лежишь и убежал. Корней, ты сходи к Филиппу, покажись, что живой, а то, ненароком, прибьет меня, «не спросив как дела», — Ипатий усмехнулся. — Теперь и я, и Филипп будем выслуживаться перед тобой, чтобы добиться прежнего доверия. А ты говоришь, что вокруг хитрецы?! Ты то и помолодел, хотя куда дальше, и верных псов заполучил — Лис хитрый, да и только.

Я поспешил на выход, чтобы и в правду не случилось недопонимания. Может Фил вначале и схлестнуться с людьми Ипатия, если решит, что тот убил меня, а там матерые волкодавы, тоже кровь пустят. Да и Ермолай может показать норов. Уже у двери остановился и обернулся к сидящему в задумчивости с умиротворенной улыбкой Ипатию.

— Профессор говорил, что «любовь правит миром». Ты это… якорь то найди себе, а то как-то неуютно осознавать, что я твоя самая сильная эмоция. Тьфу… Прости Господи за мысли дурные, — я чертыхнулся и поспешно вышел из палаты. Ипатий рассмеялся.

Выйдя во двор я понял, что ошибался! Всем было не до меня, даже как-то обидно стало. Да и события уже откочевали от усадьбы далеко в сторону. Встретив жесткий отпор, нападающие поспешили наутёк. Мало того, что они сразу же лишились трех десятков человек от обстрела из усадьбы, так и быстро показались три сотни конных, которые находились в суздальском поместье. Филипп с Иване и Шалвой поспешили «меряться харизмами» — кто больше догонит татей. Как бы в этом удальском соперничестве не забыли языков взять. Нужно же поспрашивать, кто сие есть идиот на Руси, что без разведки ведет на убой полторы сотни экипированных конных.

— Стой, куда, там кукуруза! — прокричал я вдаль убегающей группе разбойников. — Поломаете же, тати безбожные.

Семь всадников, которых загнали в ловушку и только через кукурузное поле, что располагалось в километре от усадьбы, были остановлены. Не стрела долетела, или арбалетный болт, а прорваться через двухметровые, а чаще и выше, стебли «маиса» лошади просто не смогли, и их всадники слетели с седел как мешки с песком.