Перелетная птица 2 (СИ) - Ежов Сергей Юрьевич
– Дельная мысль. – одобрил Александр – Ильич, есть дополнения?
– По поводу укрытия ничего не скажу, прапорщик отлично придумал, а вот по поводу движения скажу. У здешних пастухов имеются собаки-волкодавы, называются алабаи, они могут пустить по нашему следу. Это раз. Сами джигиты отлично читают следы. Это два.
Ильич замолк что-то обдумывая, пришлось его поторопить:
– Не томи! Давай, рожай.
– Будет правильно сделать так: прапорщик у нас самый молодой и шустрый, к тому же насчёт убежищ соображает, пусть бежит и ищет. Это раз. Мы втроём понесём капитана. Двое несут, благо есть носилки, а сменный заметает следы, мало ли кто наступит на мягкую землю. Это два. Ну и иногда будет смесь от собак сыпать. Это три.
– Что за смесь? – спросил Андрей.
– Сейчас соберём у всех курево, вытрусим табак, добавим туда перца, у меня есть пакетик. Собакам нюх отбивает напрочь. Собачек жалко, но себя намного жальче.
– Мудро. – оценил Александр – Готовь свою смесь, Ильич. А ты, Андрей, бери свои вещи и быстрым шагом вперёд, на разведку. Времени мало, надо ещё копать убежище, а потом ещё маскировать, а это дело совсем не простое и не быстрое.
Андрей навьючил на себя ранец и скорым шагом отправился в сторону озера.
– Молодец прапорщик. – буркнул Ильич.
– Почему?
– Смотрите как идёт. И скорость хорошую держит, и оглядываться не забывает. Такого врасплох не застанут. И вообще, дельный офицер растёт
Бортстрелок, завершив перевязку раненого встал.
– Что с раненым? – повернулся к нему Александр.
– Жить будет, но состояние тяжёлое. Пробитая насквозь нога – ерунда. Я осмотрел, обработал, перевязал. Повреждена только мышечная ткань, зарастёт. А вот с грудью хуже. Сломаны два ребра, но осколков, насколько я понимаю, нет.
Александр посмотрел на раненого, и очередной раз подумал, что наши предки намного умнее, изобретательнее и предприимчивей потомков. Ввести носилки в комплект неприкосновенного запаса самолёта – идея попаданца. А вот добавить туда спальные мешки – это уже решение членов экипажа.
Раненый, освобожденный от одежды, лежал теперь в спальном мешке, причём не простом, а с клапаном, позволяющим подставить утку. Утка, прошу заметить, тоже имеется. И повязка на груди раненого пилота – что-то вроде корсета с множеством ремешков. В его будущем, скорее всего, использовали бы соединение на липучках, но тут они ещё не запущены в производство. Кстати, надо озаботиться. С таким перевязочным средством он в будущем никогда не сталкивался. Может оно существует, а может, и нет. Придумали ребята, попользовались, да и не внедрили в медицину, вот и пропала прекрасная идея, затерялась в складках времени. Да и то сказать, кто бы стал слушать простых летунов?
Носилки с раненым подняли и понесли. Кстати, и тут была применена полезная новинка: ремень от ручек на шею, что снимал нагрузку с рук.
– Хороший корсет. – сказал Александр, глядя на раненого – Я-то думал, как ты в одиночку будешь накладывать тугую повязку на грудь, а ты применил такую хорошую приспособу. Кто придумал?
– Да я и придумал. – смутился стрелок – У меня был перелом ребра, вот и придумал.
– Врачам показывал?
– Ну как сказать… Ефим Власович, фельдшер в моем поселке, пользуется такой штукой, я ему сделал. А полковой врач на прежнем месте службы, отмахнулся. Даже непечатно послал.
– Это да. Заносчивые они, эти образованные. Когда выберемся, не забудь напомнить мне об этом корсете. Если есть другие задумки, тоже приноси.
– Зачем?
– Затем, что я запущу это дело в массовое производство. Врачи получат дополнительные инструменты, больные – лучшую помощь, а ты – роялти.
– Это что за зверь?
– Приятная для тебя вещь: выплаты за каждый проданный экземпляр твоей приспособы.
– Ну… Это дело хорошее, но копеечное. И заморачиваться не стоит.
– Не умеешь ты считать, дружище. – укорил Александр – Скажем, будет твой корсет стоить копеек пятнадцать, а ремень для носилок полторы копейки. Пустяк?
– Ну, да.
– Станем выпускать две эти вещи ежемесячным тиражом в двадцать тысяч экземпляров, с которых твой роялти составит уже рублей двадцать в месяц. Это тоже пустяк?
– Ого! Это уже деньги. Мой месячный оклад со всеми боевыми доплатами тридцать пять рублей.
– О том и речь. Так что не забудь, неси мне свои изобретения. Если знаешь кого-то, занимающегося подобным рационализаторством и изобретательством, приводи и их.
Так и шли: двое несли носилки, а третий брал метлу, сооружённую бортмехаником из веток корявых кустов, и заметал следы, периодически рассыпая щепотки смеси табака и перца. До ложа озера дошли быстро, примерно за час. Здесь, на дне высохшего водоёма, была твёрдая как асфальт ровная глиняная поверхность, на ощупь почти неотличимая от керамики, следов на ней не оставалось совсем, но смесь для отбивания запаха всё-таки сыпали. Не сразу, но увидели, как у дальнего обрыва им машет сапёрной лопаткой Андрей.
– Ну, Андрей, показывай, как ты решил обустроиться.
– Посмотрите господин полковник, здесь весной ходили большие волны, подмыли берег, получилась щель примерно в метр. Я стал ковырять потолок, а крупные куски выкладывать в виде стенки.
– Какой стенки? Ничего не замечаю. – удивился Александр.
– Посмотрите внимательней! – Андрей ткнул лопаткой в глиняную поверхность.
Действительно, при внимательном рассмотрении этот участок оказался стенкой, а не частью обрыва. Носилки с раненым пока оставили в тени под обрывом, и в восемь рук стали обустраивать убежище, расширяя и углубляя его. Сам Александр занялся устройством вентиляции: пять человек в тесном помещении могут просто не проснуться утром, задохнуться. Такие случаи не так уж и редки.
Излишки глины относили в глубокую промоину неподалёку и утаптывали там. Когда работа закончилась, метлой размели образовавшуюся поверхность, чтобы она не отличалась от окружающей.
Дырку входа оставили маленькой, только чтобы пролезть на четвереньках, да и ту заделали плащ-палаткой, обмазанной глиной.
– Эх, ребята, с каким удовольствие я бы сейчас помылся! – вздохнул бортмеханик.
Он стянул с себя полётный комбинезон, остался в полевом кителе с погонами подпоручика. Сняв сапоги, он уселся на расстеленный спальный мешок, оперившись спиной о стенку.
– Печально, но воды нет. – покачал головой Андрей – Там дальше, километрах в двух, есть родник, пусть и маленький, но попить-умыться бы хватило. И пещера практически готовая. Там в середине можно стоять не нагибаясь.
– Чудак-человек! А почему ты выбрал это место? – удивился стрелок – Тут ни воды, ни простора, и копать пришлось как тем сусликам.
– Ильич, все источники воды здесь на строгом учёте. – усмехнулся Андрей – Все местные жители знают о нём, и такие места проверяют в первую очередь. Я к тому роднику близко не подходил, чтобы не наследить. Потом, если застрянем тут надолго, сходим туда за водой, но нескоро и с большой осторожностью.
– И верно! Тут ты прав. – уважительно отозвался стрелок – Вас такому в училище учат?
– Да, офицеры у нас бывалые, делятся опытом.
– Мне вот что интересно: ты сказал, что западный берег озёр обрывистый, потому что его подмывает. Я знаю, что такое же явление и на реках. Почему оно происходит?
– Это происходит из-за вращения Земли. Сила инерции толкает воду с востока на запад.
– Так просто? А вот скажи Андрей, ты упомянул, что тут ходят большие волны. Я и сам виду следы работы воды, но откуда бы ей взяться в таких количествах?
– Всё дело в типе снеготаяния. Ты же из коренной России?
– Да, из тверской губернии.
– Как у вас проходит паводок: в марте начинает таять, в апреле таяние становится максимальным. Вода сначала впитывается в почву, потом начинает стекать по склонам., и в реках разливается поверх льда. Потом лёд всплывает, ломается, начинается ледоход. Так?
– Именно так.
– Потом вода постепенно сходит, иногда, если лето сырое, задерживается до июня-июля. Такой тип паводка называется среднерусским. А здешний паводок именуется казахстанским. Здесь в марте ещё трещат морозы, в начале апреля начинается снеготаяние, причём стремительное, потому что резко, буквально сразу, начинается жара. Ночью бывает и подмораживает, а днём палит солнце. Весь снег тает и бурными ручьями стекает под уклон. Все низины наполняются водой. Возьмём для примера это озерное ложе. Я для себя отметил линию стояния воды, и понял что глубина озера достигает пяти-семи метров. А потом всё стремительно сходит. Что-то просачивается, что-то стекает, а всё остальное испаряется, и весь паводок, от первых луж до сухих дорог, укладывается в две-три недели.