Мы из блюза - Дмитрий Игоревич Сорокин
— Но… Как же тогда…
— И теперь у нас новый и очень важный отличный вопрос. Вы, милостивый государь, кто такой?
Вот тут-то мне и опаньки, дорогие товарищи. Доказать, что я всего лишь тот, кто есть — действительно, нечем. Вот совсем. О-фи-геть. Картина маслом. Ага, выглядит примерно так: некто поздним вечером, скажем, четвертого сентября, подкараулив где-то Распутина, убивает его из двух револьверов, после чего топит труп напротив Юсуповского дворца, чтобы, в случае чего, на них же и свалить. Затем другой некто, или даже тот же самый, в компании с мощной дамой, выдающей себя за графиню, которая на самом деле в два раза старше, пользуется очевидным внешним сходством с Распутиным, и, имитируя состояние сильного опьянения, проникает в квартиру на Гороховой, где немедленно ложится спать в компании означенной дамы. Утром же просыпается — и с чистого листа разыгрывает уже набившую оскомину всем посвященным комедию то с потерей памяти, то с нисхождением благодати, то и вовсе с переселением душ. Далее этот самый некто — заметьте, старательно изменив внешность! — ведет задушевные беседы сперва с Юсуповыми и Пуришкевичем, потом с не в меру патриотичными офицерами, а после и с самим «хозяином земли русской», и в этих беседах напирает на то, что нужно срочно перерезать как можно больше уважаемых и не очень людей, а не то кирдык, понимаете ли. И вот теперь, внимание, вопрос — отличный вопрос, как выражается господин полковник: как доказать, что я не верблюд, а вовсе даже просто я, без камней за пазухой, с простым человеческим желанием остаться в живых и всего-навсего играть музыку?
Глава 20
За блюз во всём мире!
Полковник Васильев смотрел мне в глаза, и зрачки его казались дулами даже не револьверов или хотя бы винтовок, а крупнокалиберных пулеметов с безлимитными патронами: миг — и такие клочки пойдут по всем закоулочкам, что опознавать будет нечего. Поэтому я не стал играть с этим мощным дядькой в гляделки, а, стараясь сделать вид, что вовсе и не волнуюсь ни разу, отвернулся, закурил и начал ровным голосом:
— Блю девилс. Это отнюдь не дьяволы с противоестественными наклонностями, а всего лишь американская идиома. Кстати, она имеет в русском языке близкий аналог: «тоска зеленая». Именно так самокритично обозвали свое бренчание на гитарообразных инструментах с соответствующим пением негры где-то в дельте полноводной речки Миссисипи, в процессе сократив идиому до короткого слова «блюз». Проводя аналогию, отмечу, что русский вариант аутентично мог бы называться «тоска-с». История вряд ли докопается, кому первому пришла в голову идея такого музицирования, но началось оно в середине прошлого века — где-то около тамошней Гражданской войны, и к настоящему времени уже совершенно сформировалось, в нем начали появляться собственные течения и стили, что, на мой взгляд, свидетельствует о зрелости и устойчивости жанра.
Когда какая-то тварь метко запустила мне в голову кирпич с крыши на Малой Ордынке в Москве, Господь Бог, пред коим я предстал, спросил, чего я теперь хочу. И черт ведь дёрнул на голубом глазу ответить ему: «Я хочу блюза». Лишь многим позже осознал ошибку: в своей тусовке… эээ… в своем круге общения мы называли «блюзом» любое музицирование — привычка такая откуда-то повелась. «Пойдем, поблюзим!» — и мы блюзили. Да, играли и настоящие блюзы. Но всю жизнь гнать хандру — невыносимо, и мы постоянно сбивались на что-то более заводное, ну, и славно. «Я хочу блюза!» — гордо ответил я, и Господь засмеялся. И ровно вот сейчас понятно, почему: через все эти странности, чудеса, небылицы и блудняки попал ваш покорный слуга в самый центр такого блюза, что корифеи уважительно снимают шляпы. И, насколько понимаю вас, господа офицеры, шансы выжить у меня стремятся к отрицательным величинам — что ж! «Я не проснулся нынче утром» — ультимативное начало для блюза, как по мне.
Но я рад, знаете ли — и есть веский повод. Рад тому, что, трактуя задачу по-своему, притащил в Россию не только тоску зеленую, но и куда более нежные и позитивные штуки. И все вместе, конечно, это уже никакой не блюз. Я бы назвал этот жанр «Русский рок». Само слово «рок» у нас куда глубже и значительнее, чем у тех же негров: «русская судьба», эге! Но это же верно, это правильно и как-то даже всеобъемлюще. Скорее всего, я излишне самоуверен и подвержен мании величия, но как же приятно умирать, веря, что, когда в 1961 году наш русский парень Юрий Гагарин станет первым человеком в мире, полетевшим в космос, на земле его вместо всякой официозной скучищи, симфонических оркестров и прочей фигни встретит хор-роший такой рок-фестиваль с кучей отвязных групп и певцов. Посеять я успел, были бы всходы…
А что до вашего вопроса, любезный господин полковник, то мне совсем нечего добавить ко всему тому, что уже имел честь не раз вам сообщать. Я не назову никаких имен, адресов, паролей и явок — просто потому, что их нет и никогда не было в моей памяти. Я простой рок-музыкант, волею провидения попавший в это тело. Заметьте, делаю акцент — коль скоро мы с вами теперь даже не очень уверены, кому же это тело на самом деле принадлежало. Так что я весь в вашей власти. Можете пристрелить прямо сейчас. Огорчают в таком варианте ровно три вещи: очень жаль Матрёну, жаль нашего плана… Ну и «Гибсон» на небесах мне теперь точно не дадут, не заслужил. Сунут в руки что-нибудь елово-фанерное, производства Ростовской баянной фабрики[63], и корячься, как хочешь… У меня всё.
Полковник отвратил от меня рентгено-пулеметный взор и встал, Балашов последовал его примеру.
— Всё это — занимательнейшая лирика, Григорий Павлович, — произнес Васильев. — И на необстрелянных барышень должна действовать убойно, да только я, уж простите, никак не барышня, и верю только фактам. А они, как назло, свидетельствуют против вас. Посему так: с этой территории отлучиться у вас не выйдет, охрана по запросу штаба Отдельного корпуса жандармов просто молча пристрелит вас при попытке к
