Людмила Астахова - Кошка колдуна
Диху
Сложно удивить сида, практически невозможно. Но неупокоенному пришельцу из-за границы света это удалось. Диху недоверчиво покачал головой.
– Дева-скальд? Не много ли чести, а, ярл Кетиль Носатый?
Темная фигура качнулась среди теней, сверкнули пронзительно-синим глаза… то, что заменяло неупокоенному глаза, конечно. Глаза-то давным-давно иссохли.
– В самый раз, туата. Я тот, что звался прежде Кетилем Носатым, а теперь – Кетиль Безносый, скажу так: не доводилось мне слышать висы лучше.
Боярский отпрыск и эмбарр зашевелились одновременно и, как обычно бывает со смертными, совсем некстати.
– Это кто? – прошептал Прошка. – Умруны? Бесы?
– Зомби? – пискнула «дева-скальд».
– Люди, – коротко ответил Диху, но сразу же уточнил, печально глянув на пришельца: – Просто люди, которые когда-то давно не угодили своим богам.
– Ты изрядно упрощаешь по своему обыкновению, туата, – прошелестел мертвец. В глухом, но гулком, словно эхо, рожденное под сводами гробницы, голосе не было эмоций. Никаких. Нет легких, нет дыхания – нет и смешков и фырканья, и даже возмущенный рык не способен сорваться с жестких губ, сухих, как пересохшие кожаные ремни. Только слова.
Но и их было довольно, чтобы глаза эмбарр наполнились слезами. Мягкое и жалостливое человеческое сердце готово проливать их без счета по существам чужим и опасным. Вот и пойми эту Кайтлин! Сейчас она ничем не походила на потомка Дану.
– Не оскорбляй нас жалостью, дева-скальд. – Неупокоенный тоже почуял тепло непролитых слез и нелепого сочувствия. – Мы прокляты так давно, что утратили счет времени. Да мы и не замечаем его теперь. Мы – лишенные огня изгнанники, трусы, омерзительные даже Хель[14]. Но не обманывайся мирным звучанием моих речей. Не будь рядом твоего могучего родича, мы выпили бы тебя досуха, тебя и мальчишку, чтобы хоть на миг ощутить тепло.
Кайтлин, с которой окончательно слезла маскировочная личина Килху, поежилась и неосознанно придвинулась ближе к Диху. Прошка икнул и вовсе вцепился в полу одеяния сида. Неутолимую жажду мертвеца оба смертных ощутили совершенно отчетливо. Кетиль Носатый, то есть Безносый, и не скрывал намерений.
– Лишенные огня… – прошептала девушка. – Что это значит? Я знала, но забыла.
– То и значит, – нетерпеливо буркнул Диху. – Их прокляли, да так качественно, что любой огонь, разожженный человеческой рукой, гаснет в их присутствии. Без огня они замерзли насмерть. Но их боги не приняли трусов – так ведь, ярл? Вот с тех пор Кетиль и его люди скитаются между миром мертвых и живых, и нигде им не найти ни покоя, ни пристанища.
– И только огонь таких, как ты, туата, способен ненадолго нас согреть, – подтвердил мертвец. – Да только, кроме тебя, нет охотников поделиться. На дар ждут ответа. Чего ты хочешь в уплату, огненный дух?
– Для тебя сущая безделица эта моя просьба, – пожал плечами сид. – Я желаю добраться вместе с обоими моими спутниками, девой Кайтлин, дочерью моей крови, и отроком Прохором сыном Ивана из рода Корецких, в город Ставангер, что в Хаврс-фьорде. Сделать это нужно до исхода этой ночи, мои спутники должны остаться живы, целы и невредимы. Вот моя цена, ярл Кетиль Носатый.
– Безносый, – педантично поправил мертвец и с легким разочарованием клацнул зубами. – Надо же, ничего не упустил. Тяжело с вами, нелюдями… Что ж, я согласен, если согласен ты. Но…
– Но? – Диху оскалился, показывая, что у него-то зубы не в пример острее, чем у какого-то дохлого викинга. – Ставишь условия мне, нежить?
– Лишь одно. Пусть дева-скальд снова споет свою вису.
Кайтлин икнула и робко уточнила:
– Прямо сейчас?
– Не обязательно. – Ярл Кетиль скрипнул иссохшей плотью, пожимая плечами. – Мои хирдманы неутомимы на веслах, но складная виса поможет моей «Черной Свинье» резвее скакать по пенной дороге. Спрошу тебя, дева, только ли эту вису ты знаешь?
– Э-э… – Эмбарр, умница, сперва глянула на Диху и, только дождавшись разрешения, ответила: – Песню сложила не я, на самом деле. У нас ее часто поют… пели… то есть будут петь. Но я знаю еще! Только они не всегда пристойные.
– А нам теперь разница невелика, дева, хулительная виса или хвалебная. Живой голос живого человека – вот величайшая ценность. Ну, идем. До исхода ночи, ты сказал, туата. Тогда поторопись и поторопи своих спутников.
– Слышу, слышу, – проворчал сид, зачерпывая обещанный огонь прямо из костра. – Твоя «Свинья» разве что не хрюкает от нетерпения. Вот уж кто ничуть не тяготится вечными скитаниями!
– Драккары для того и строят, туата. Даже нелюдь вроде тебя способен это понять.
– Веди уж, нежить, – фыркнул Диху.
Не то чтобы он опасался вероломства со стороны ярла и его неупокоенной дружины. Викинги, став нежитью, лишились большей части своей извечной самоуверенности и очень хорошо теперь знали, на кого стоит нападать, а кто им не по зубам. Но смертные есть смертные, их проклятие – любопытство и беспечность. Это сейчас, оглушенные потусторонней жутью, Кайтлин и Прошка покорные и притихшие. Но стоит первому страху чуть-чуть отпустить их души, и любопытство возьмет верх над разумом. Попасться в ловушку хитрого, как все проклятые, древнего ярла проще простого. Одна пожалеет, другой – ляпнет что-нибудь не подумав. На всякий случай Диху запечатал уста мальчишке, и обоих своих подопечных ухватил одной рукой. Левой. В правой, высоко поднятой, сиял, рассеивая ледяную тьму, огонь Диху – огонь не только очага и горна, но и самой жизни.
Кеннет
Как, где и когда Альфкель встретился с кем-то из своих сородичей, Кеннет так и не узнал. К альфару с вопросами лучше было не подходить, Ленэ упорно отмалчивалась, а Кайлих вместо ответа сразу же прикинулась тетушкой Шейлой, то бишь надела личину ехидной ушлой тетки, вроде Кеннетовой матушки. Даже голос изменила, лукавства ради.
– Как-то вот без тебя сумели обойтись, дитя. Удивительно даже, – хихикнула она. – Без смертных ведь ничего в подлунном мире не происходит. Как только Лунный Ярл посмел с кем-то якшаться без твоего, Маклеод, разрешения, ума не приложу? Или ты думаешь, что к Альфкелю явилась та самая златокосая охотница? – И подмигнула этак насмешливо.
Откуда только дозналась про ту ночную встречу? Везде у нее глаза и уши.
Однако же Кеннета намек не смутил, как на то рассчитывала Неблагая. Альфарская дева, само собой, поразила его воображение, но не настолько, чтобы грезить о новой встрече.
– Спасибочки, тетушка Шейла, но я из всех Добрых Соседей только твою компанию предпочитаю, – искусно уклонился от словесного поединка горец.
Женские языки бывают ядовитее змеиных зубов, а уж сида Неблагого Двора по части язвительности любого за пояс заткнет.
– Прекрасней тебя все равно никого нет, – решил подольститься он. – И могущественней тоже.
Кайлих заливисто расхохоталась и пальцем пригрозила. Мол, знаю я вас, смертных!
– Скоро мы с тобой, родич, отправимся в гости к конунгу альфар. Это самое важное. Для тебя и для меня.
– Это куда же?
– В горы, дитя, в горы, – мечтательно молвила Неблагая и рукой махнула куда-то в сторону окна.
Кеннет сам не заметил, как заулыбался. Ему до чертиков надоел Берген. Толкотня, суета, рыба, дождь, снова рыба, штормовой ветер и опять рыба. Город жил с рыбной ловли и торговли рыбой, это понятно, но Маклеоду эта чертова треска уже в горло не лезла, при всей его любви хорошо пожрать. А горы, обступившие Берген с трех сторон, напоминали про родную и так давно покинутую Альбу. Кеннету даже снилось порой, как он пьет из горного чистого ручья, а вода ледяная такая, что зубы начинают ныть. И ему страшно было даже вообразить, что чувствует изгнанник-альфар, вынужденный жить в человечьем муравейнике, когда потерянный дом так близко, стоит лишь поворотиться к морю спиной. Из маленького окошка в доме Альфкеля гор, конечно, не видать, но они там, прямо за окраиной беспокойного Бергена, суровые и прекрасные, зовущие и недоступные. Там-то еще снег лежит, но весна, она уже пришла и очень скоро порадует странников долгожданным теплом. Главное, еды в дорогу взять побольше, пусть даже и рыбы.
– Бывай, добрая хозяйка, даст Бог, еще свидимся, – сказал Кеннет на прощанье альфаровой женке, низко кланяясь и прижимая к груди ее подарок – вязаную безрукавку.
– Храни тебя Господь.
И не обязательно иметь в жилах сидскую кровь, чтобы знать: они с Ленэ Пятой видятся в последний раз. И никогда уже не вернется в Берген сын Маклеодов. Ни Бог не даст, ни судьба, ни Кайлих. Откуда он это знал? А ниоткуда!
Потому остановился на вершине первого на их пути холма и обернулся, чтобы запомнить этот удивительный город навсегда. Корабли со всего мира шли и шли к его причалам по серебряно блестевшему морю, ветер дул с запада, от самых берегов Альбы, будто благословляя, и Маклеод смело подставил ему лицо.
