Юрьев день - Михаил Француз
Чувствовал я себя уже, на удивление, сносно. Словно бы и не прыгал только что со второго этажа, не катался по асфальту с битыми стёклами и не дрался с Одарённым неизвестного мне Ранга. Синяки были. И царапины были. Но, серьёзных порезов, к счастью, не было. Как и переломов с сильными растяжениями. Ну, ещё чувствовалась во всём теле некая «забитость». Ощущение, которое бывает в мышцах после их очень качественной проработке на целевой тренировке. Когда ты идёшь к раздевалке, и у тебя, вроде бы, ещё ничего не болит, но ноги или руки, в зависимости от того, что именно прокачивал, прям ватные. Поднимаются трудно, двигаются неточно, подгибаются, подрагивают, не слушаются.
Вот только, сейчас было это не с отдельными частями тела, а со всем сразу. Блин, да у меня даже веки, уши и пальцы ног именно так чувствовались! Перенапряжёнными. Челюсть едва ворочалась. Дышать тяжело было… классное ощущение! Не представляю, как такого на обычной тренировке добиться можно. Как же у меня всё завтра-послезавтра болеть будет…
Однако, сперва дело, состояние потом. А дело было одно: найти мой телефон и вызвать СБ Долгоруких. Именно они должны были прибыть на место преступления первыми. А я почему-то был уверен, что журналюги снаружи, даже в полицию позвонить не догадались. Им ведь подобное действие и в голову-то не придёт. Для них же важнее всего сенсация! А сенсация — вот она: кишками и кровавыми лужами расползается под ногами, доказывая, насколько в действительности опасна профессия репортёра… светской хроники.
Мы поднялись наверх быстро. Всё ж, не настолько я был слаб, как могло показаться в первый момент. И стоять, и ходить, и по ступенькам подниматься мог вполне себе самостоятельно.
Мой телефон, по моей просьбе, принялась искать Алина. Мари просто достала свой и протянула мне. Это оказалось быстрее. А номер Мамонта я помнил наизусть — удосужился-таки выучить после происшествия в «петле».
— Борис Аркадьевич? — после окончания длинных гудков и установления связи, подал голос я.
— Юра, ты? — удивился и напрягся собеседник на той стороне. — Где Маша? Что с ней?
— Мари в порядке, рядом со мной.
— Хорошо, Юр, как раз хотел тебя предупредить: Маверик и Семёнова бежали из-под стражи во время пересылки их из Москвы в Петроград…
— Уже знаю, — поморщился я. Что-то моё отношение к Борису Аркадьевичу и ко всей его службе, с каждым новым поводом для общения, сползает всё больше и больше к уровню отношения писателя к его Полиции в его мире. То есть, к тому уровню, когда обращаешься к ним только для того, чтобы зафиксировать факт правонарушения и не остаться крайним, а не в надежде, что преступление будет раскрыто, украденное найдено или «зло будет наказано». Только зафиксировать факт. В решении же самих проблем — надеяться только на себя. — Маверик лежит внизу, на тротуаре. Вместе с ещё шестью трупами. Высылайте людей. Пишите адрес… — и я продиктовал ему название улицы с номером дома, благо неплохо их помнил, так как сам добирался сюда на такси. Борис Аркадьевич переспрашивать не стал. Коротко сказал: «Еду», велел оставаться на месте и отключился.
Алина как раз отыскала мой телефон и теперь протягивала его мне. Причём, на нём, прошлый вызов ещё не был окончен! «Разговор» всё ещё продолжался. Получается, Перельман так и не «бросил трубку»?
— Алё? Пётр Моисеевич? — взяв аппарат в руки и приложив его к уху, произнёс я.
— Юра? Ты выжил? — раздался взволнованный голос старого музыканта.
— Очередной раз, — улыбнулся сам себе я. Не уверен, что голос мой передал эту улыбку. Она была и горькая, и саркастическая, и весёлая одновременно. При этом, в тоне моём проскользнули и нотки искренней теплоты, обращённой к этому человеку.
— Хм, судя по ответу, вам стрельба, прерывающая разговор не в новинку? — хмыкнул мой собеседник. Причём, с явным облегчением, которого и не пытался скрыть.
— Пожалуй, — отозвался я. — А почему вы всё ещё на связи? Почему не едете в СБ?
— Молодой человек, — видимо, окончательно определился с тем, как ко мне обращаться старый Профессор. Не то, чтобы я был против обращения к себе с его стороны на «ты» и по имени, но, похоже, ему самому так было проще чисто психологически. Всё ж, мальчик, которого он гонял деревяной линейкой, вырос. И мальчик этот — сын Князя. — Когда слышишь выстрелы в телефонном разговоре, трубку бросать не следует. Наоборот, надо включать запись разговора и ждать развязки — так беседовать потом с представителями компетентных органов будет гораздо спокойнее, — поучительным тоном проговорил он. Мне прямо так и представилось сразу его лицо и указательный палец, которым он качает рядом с этим лицом.
— О как? — подивился я такому ответу. — А вы, оказывается, мудрый человек, Пётр Моисеевич!
— Неожиданно услышать такую характеристику, но не скажу, что не приятно.
— Пётр Моисеевич, — убрал всё веселье я. — Надеюсь, вы уже собрались?
— Да, конечно, — коротко и тоже серьёзно ответил он.
— Тогда, выезжайте немедленно. Покушение на Княжну сорвалось. Организаторы сейчас будут резко обрубать все концы, так что, вам опасно оставаться дома. Записывайте или запоминайте… — и я надиктовал ему адрес «пятого управления», предупредив не удивляться вывеске. После чего завершил разговор. И подумал, что у Маверика, всё равно бы его «гениальный» план обломился. Именно из-за этого вот очень предусмотрительного немолодого человека, который умудрился-таки записать всё, что тут понаговорила та «Альбина». И про следы насилия, и про помощника, и про убийство. Так что, меня бы оправдали, даже, если бы я девочку… того. Слил.
Подумал и сам вздрогнул от этих мыслей — мне даже представлять такой вариант не хотелось. И не то, что представлять — думать о нём!
Однако, со срочными делами было покончено. Можно было теперь и с терпеливо (нет) ждущими меня девчонками поговорить. Ответить на их вопросы… А лучше, задать свои, чтобы сбить с настроя и не оправдываться.
— Мари, а как ты здесь оказалась? Что ты здесь делаешь? — на какую-то долю секунды опередил я её, видя, как она уже набрала в лёгкие воздух и начала открывать рот.
Алина… тихонько села в кресло, подтянула ноги к себе и замерла там. И взгляд её замер расфокусированным. Видно было, что вниманием она сейчас погружена в себя. И ей от того, что она там
