Слово силы: Боль - Павел Александрович Зверев
Тьма вокруг не продлилась долго. Свободное падение, секунды в четыре и твердый пол, на который приземлился с грацией кошки. Ноги напружинились, принимая и гася весь импульс удара, да с такой эффективностью, что меня даже не повело. Чего уж говорить о боли, хотя навскидку пролетел прилично.
И только-только выпрямившись, тут же сорвался с места, словно гончая, идя по следу. Запах Заны, слишком яркий и четкий, чтобы его упускать. Она была здесь, была не дольше, чем минуту назад, а значит, эта сука совсем рядом.
Темные стены коридора слились в единую полосу, проносясь по бокам. Несясь вперед, я привыкал к новому телу и это было что-то невообразимое. Мир воспринимался иначе, на совершенно другом уровне. Запахи витали и ощущались столь четко, словно передо мной картинка разноцветных росчерков, расходящаяся в разные стороны. Сырость, стиралась терпким запахом горной породы, а после, ей вторила кровь. Странно, ведь вокруг не то что видно, слышно никого не было, хотя и слух тоже достиг своего пика, позволяя услышать мельчайшее шевеление каменных песчинок под моими ступнями.
Сила — она опьяняла. Но ровно до того момента, пока не пересек тягучую, незаметную глазу, пелену.
Вырвавшись из тесного туннеля, в просторную, многоуровневую пещеру, чуть не схлопотал разрыва мозга. Настолько обильная информация ворвалась в сознание, что невольно сбился с шага. Голоса, запахи и видимая энергия, направляемых магических потоков, всё это сложилось в безумную какофонию новой информации, что буквально штурмом пыталась взять разум. Благо, меня не заметили. Успел нырнуть за массивный скальный нарост, что уходил к потолку, соединяясь с ним широкой кляксой. Здесь, сжав голову руками, чуть не зашипел: настолько неприятными и непривычными чувствами заполнился мозг.
Раскладывалось по полочкам всё несколько минут, точно. И всё это время я был, фактически, беспомощен. Ни зрение, которое сбоило, подстраиваясь под новые реалии, ни слух, где звуки не шли слоями, а превратились в единый фон, ни, тем более запахи, когда осязание воспринимает лишь общую направленность, никак не хотели преобразовываться во что-то удобовариваемое. Мозг работал на всю, а я только и мог, что стоять в тени, надеясь, что меня не заметят.
Привычное восприятие вернулось постепенно. Точнее, как, привычное: всё было иначе. Человеческий разум не в силах понять, а тем более осознать насколько мир вокруг обширен. Объем получаемой мозгом информации увеличился на порядок и это совершенно не относилось к положительным пунктам. Возможно, будь у меня время всё это переварить, я и по восторгался бы, но не сейчас. Сейчас внутри бурлил целый океан эмоций и для положительных там места не было.
Самым первым, что мозг научился разделять, оказались запахи. Правда, запах крови и выпотрошенных тел, вперемешку с испражнениями, приятным не назвать. Только после в это мерзотное амбре вклинился запах пота, который шел по верху привычных ароматов пещеры.
— Какой мелкий уродец, — голос, вклинившийся в мысли, отдавал презрением. — Даже немного жаль, что звезда Истины лишает их сил. Было бы интересно поглядеть, на что они способны.
— Всего лишь дети, — пренебрежение и толика грусти? — Каким же ублюдком надо быть, чтобы сотворить подобное.
— Меч вытри, сопли подотри, — третий голос, жесткий, грубый и безэмоциональный. — Виконт сказал не щадить никого. Эти твари больше не люди. Они — монстры, чудовища. Исчадия преисподней. Никакой жалости к тем, кто отринул в себе человека. Чистейший отделит зерна от плевел и направит каждого по пути его посмертия.
Слова, предложения и смысл. Смысл сказанного, пробился сквозь панцирь отсутствия эмоций и вспыхнул в мозгу сверхновой. Всего лишь дети?
Из-за сталагмита я выглядывал медленно, будто боясь увидеть нарисованное разумом. Но реальность оказалась куда хуже. Полтора десятка тел, море крови и стойкий запах смерти. Два десятка воинов в одинаковой посеребренной броне, и четверо в темно-фиолетовых рясах. Еще один человек находился повыше, на уступе, с посохом в руках. Седовласый, с лицом, испещрённым морщинами, он скользил взглядом свои серых глаз по телам убитых и улыбался. Спокойная улыбка, словно от хорошо проделанной работы и могильный холод во взгляде.
У меня не было особых чувств к ребятне, да и среди тех, кого собрал вокруг себя Крут, тоже друзьями не обзавелся. Та неделя, что провел в их компании стала отдышкой, не более. Но вот сейчас меня поразил сам факт случившегося.
То есть, вместо помощи, вместо спасения — смерть? Месяцы мучений, боли, страданий и всё, что может предложить местная власть, это смерть? Император? Псарь? Аристократия?
Смерть?
Тихое, горловое рычание вырвалось само собой. Ярость достигла пика и требовала выход. Её нельзя было сдержать, ей можно было только подчиниться.
Первый, попавшийся на пути, рясочник, даже не понял, что умер. Удивленное выражение лица на оторванной голове и только. Воин? Твой меч слишком медленный и лучше всего он смотрится отдельно от руки, как и она, в целом, лучше будет смотреться отдельно от тела. Что за звезда, который ты тыкаешь мне в лицо? И зачем так кричать? Тише. Какой странный вкус у твоего лица. Печень? Перебор с алкоголем, глупец. Не надо бегать, умрешь уставшим. Больно. Засунь эту светяшку себе в задницу! Ну вот, нравится? Две половинки одного человека так забавно стянуты кишками. Ты что сегодня ел? Жжется! Хватит прыгать! Не мешай!
Наваждение схлынуло, как это не удивительно, с болью.
Прийти в себя помог тот самый мужик с посохом, но сам процесс не из приятных.
Вытягивая из навершия своей палки синеватую, полупрозрачную субстанцию, он комкал её в ладони, после чего отправлял в мою сторону. И вот здесь она всегда принимала вид разных воплощений стихии. То каменное, двухметровое копье, что сносит меня, метров так на двадцать в сторону. То здоровенный огнешар, взрыв которого обжигает и лишает зрения. Но в себя меня привела молния. Толстенный ярко-белый жгут, пришедший прямо в грудь, пронзил всё тело от макушки до пят, острой волной боли. А еще этот ублюдок «прыгал». Точнее будет сказать — телепортировался. Его силуэт подергивается рябью, идет вертикальными полосами и исчезает во вспышке, чтобы появиться в совершенно другом месте.
— Я тебя
