Андрей Бондаренко - Чукотский вестерн

– Старый вызывает базу, ответьте.

– Добрый вечер, Старый. База слушает.

– Как дела?

– По добыче в графике идём. По вывозу немного отстаём. Одна птичка захворала. Чиним.

– Сколько времени займёт починка?

– Двое суток. Потом наверстаем.

– Хорошо. Ещё одно дело. Пошли двух людей на старое шаманское кладбище.

– Задание?

– Уничтожать всех, кто там будет ошиваться. Как понял?

– Понял. Уничтожать всех.

– Молодец. Конец связи. Роджер.

Ник задумчиво почесал в затылке:

– Птичка, говоришь, захворала? Шаманское кладбище? Явно, наш случай! Ладно, давай по второму разговору.

Банкин зашелестел страницами своей тетради:

– По второму примерно так: тот, что со славянским акцентом, уже в качестве подчинённого выступал, а начальник – несомненный американец. Голос у него такой очень приметный, властный. Вот, дословный перевод разговора:

– Старый вызывает Большого Джона, ответьте.

– Здесь Большой Джон. Как дела?

– По добыче в графике идём. По вывозу немного отстаём. Одна птичка захворала. Чиним.

– Сколько времени займёт починка?

– Двое суток. Потом наверстаем.

– В остальном как?

– Есть сложности. Необходима ваша помощь.

– Подробнее?

– Странник всё знает. Необходимо хирургическое вмешательство.

– Других вариантов нет?

– Повторяю: Страннику всё известно. Он очень умён и хитёр. Рисковать нельзя. Слишком много поставлено на карту. Повторяю: требуется срочное хирургическое вмешательство.

– Чем можем вам помочь?

– Необходим ныряльщик.

– Когда, где?

– Желательно послезавтра. Километров сто севернее Анадыря. Промысловая шхуна «Ка». Повторяю: промысловая шхуна «Ка».

– Понял. Что ещё?

– Ухожу из города. Контракт продлевать не буду. Рацию с собой взять не могу. Дайте команду Торговке, чтобы разрешила своей пользоваться, на крайний случай.

– Хорошо, команду дадим. Советую подумать о продлении контракта. Хотя – ваше право. Конец связи. Роджер…

Ник достал из мятой пачки беломорину, прикурил, основательно задумался.

«Странник», без всякого сомнения, это он и есть. Приятно, когда тебя считают умным, хитрым и опасным. А, вот, что убить тебя хотят, это уже куда как менее приятно.

И что это ещё за «ныряльщик» такой? И при чём здесь эта загадочная шхуна «Ка»?

Плюнул, в конце концов, на эти непонятки. Зачем мозги бесполезными раздумьями напрягать, когда всё и так скоро прояснится, по мере продолжения этого театрального действа?

В том, что всё скоро должно проясниться, он ни на секунду не сомневался…

И следующая ночь оказалась просто волшебной. Так и не смогли уснуть, оторваться друг от друга. Ранним утром отправились на берег моря – встречать рассвет.

– Никит, поцелуй меня, пожалуйста, – неожиданно попросила Зина, прижимаясь к его плечу и неотрывно глядя в небо, туда, где теплилась тонкая полоска зари.

– Эй, командир! – откуда-то издалека, словно из другого мира, донёсся голос Сизого. – Кончай целоваться, нам срочно в порт надо! Там Петрович какое-то корыто надыбал, через час отходим. Давай, запрыгивай к нам, мы и твой вещмешок с собой прихватили.

Ник обернулся: в двадцати метрах от них стоял обшарпанный тупорылый автобус.

«Как же это они умудрились так бесшумно подъехать?» – искренне удивился Ник.

Глава двадцать третья Морские волки

Автобус через ржавые, вечно открытые ворота въехал на территорию порта, проследовал мимо двух мирно дремлющих у стенки причала буксиров, мимо стоящего под разгрузкой парохода «Союз», известного на всю страну, и остановился рядом со сходнями, переброшенными на борт неказистого двухмачтового судна.

Несомненно, это была промысловая шхуна, но немного неординарная – по своему внешнему виду. Обычно суда этого класса и назначения немного похожи на хищников: длинные, как бы вытянутые вперёд, готовые к прыжку, носовая часть всегда высоко поднята над кормой. Как же иначе, если составить логическую цепочку: промысловик – охотник; охотник – добыча, добыча – хищник.

Эта же шхуна была определённо похожа на старую добрую тётушку: заметно шире и короче своих промысловых товарок, очень низко посажена, корма заметно возвышалась над носом. У Ника в голове возникли даже некоторые пространные ассоциации, связанные с курицей-наседкой.

Да и называлось странное судно крайне необычно, на борту красовалось: «Кукусь».

– Охренеть можно, – кратко поделился первыми впечатлениями Сизый.

– Зачем же так сразу? – Банкин с ним не согласился. – Может быть, в этом названии скрыт глубинный философский смысл, полный таинственных подтекстов и сентенций…

Вылезли из автобуса, прихватив с собой плотно набитые вещмешки и оружие: Банкин – двустволку допотопную, Ник и Сизый – винчестеры навороченные, трофейные. Айна же свои два браунинга, оставшиеся в наследство от погибшего Вырвиглаза, по карманам распихала.

У сходней прогуливался капитан Курчавый в сопровождении странного сутулого типа, на правом плече которого преспокойно восседал тощий сиамский кот.

– Подразделение, в колонну по одному стройся! – уже привычно скомандовал Ник и сам встал во главе означенной колонны. – Шагом, марш! Стой, раз-два! Налево! Равняйсь! Смирно! – демонстративно печатая шаг, подошёл к Курчавому, браво откозырял: – Товарищ капитан! Группа специального назначения спецподразделения «Азимут» прибыла в ваше распоряжение! Готовы незамедлительно приступить к выполнению любой боевой задачи! Отставших и заболевших нет! Доложил – сержант Иванов!

– Молодцы! – небрежно козырнул в ответ Курчавый. – Рад поздравить вас с присвоением внеочередных воинских званий. Никите Иванову присвоено звание лейтенанта государственной безопасности. Алексею Сизых и Геннадию Банкину – звания младших лейтенантов. Анне Сизых – сержанта. Поздравляю, товарищи!

Радостно переглядываясь, громко поаплодировали друг другу.

– Вольно! Разойдись! – скомандовал Курчавый и сразу перешёл на штатский язык: – Подойдите, друзья, поближе. Познакомьтесь: Сергей Анатольевич Куликов, капитан промысловой шхуны «Кукусь». Прошу любить и жаловать. Весьма достойный во многих отношениях товарищ. Вот, с ним дальше и поплывёте.

Капитан шхуны внешне походил на французского декадента среднего возраста, в своё время Ник таких на Монмартре часто встречал. Длинный и сутулый, причёска ёжиком, недельная щетина, глаза прячутся за стильными затемнёнными очками, мятые брюки, бушлат флотский, но явно перешитый, приталенный, подогнанный по фигуре, на шее цветастый платок, затянутый небрежным богемным узлом, через плечо переброшен кожаный ремешок, к которому крепилась массивная деревянная кобура, украшенная многочисленными металлическими нашлёпками и абсолютно пижонской инкрустацией из розового и светло-зелёного перламутра.

– Отсюда пойдём прямо к этому Холодному ручью? – задал вопрос дотошный Банкин. – Там сразу к берегу подойдём или на лодках будем причаливать?

Курчавый поморщился, словно от сильной зубной боли:

– Не получится – сразу к Холодному. Придётся вам немного вместе с Сергеем Анатольевичем постранствовать по нашим северным морям. Двое-трое суток, не больше. Председатель Крайкома согласился выделить в наше распоряжение эту славную шхуну только при том условии, что бойцы нашего Комиссариата, в данном случае это вы, дорогие мои, окажете посильную помощь местному населению. Километров семьдесят севернее Анадыря расположено большое чукотское стойбище – с совершенно неудобоваримым названием, пока выговоришь – язык сломаешь. Если заинтересуетесь, то у Сергея Анатольевича спросите, он у нас непревзойдённый знаток всех местных наречий и диалектов.

– Стойбище Наргинауттонгетт, совсем ничего сложного. Есть и второе, уже давно устаревшее название, – Гаймелькотт, – тут же откликнулся капитан шхуны.

– Так вот, – продолжил Курчавый, одарив «парижского декадента» недовольным взглядом. – В этом стойбище обитают береговые чукчи, северных оленей у них нет, питаются только тем, что добывают на морском промысле. Три месяца назад, во время сильного шторма, все их три мотобота успешно затонули. Сейчас в стойбище все припасы закончились, приближается голод. А там старики, женщины, дети. Уже всех нелетающих ещё утят и гусят в тундре переловили, за евражков принялись. Шхуна к берегу подойдёт, спустит на воду два вельбота. Набьете с десяток моржей, отдадите голодающим чукчам.

– Кита бы ещё загарпунить, – мечтательно протянул Сергей Анатольевич.

– Мяу! – согласился с ним сиамский кот, выставив на всеобщее обозрение свой длинный розовый язык.