Сергей Бузинин - Последняя песнь Акелы. Книга первая
— Да хто ета? Ты, что ль, Фрэд? — еще более испуганно пролепетал охранник. — Чтой-то я тебя по голосу не узнаю…
— А-а-а! Так ты еще и пьяный небось, ублюдок! — продолжая молотить кулаками по двери, кричал Арсенин. — Так напился, что управляющего по голосу не узнаешь! От-кры-вай!
— Прощеньица просим, ваша милость, — сдавленно охнул голос за дверью. — Не извольте беспокоиться. Щас в лучшем виде все отворю…
Внутри послышался звон какого-то железа, надсадный скрип бруса, вынимаемого из пазов засова, сдавленное кряхтение пополам с неразборчивой руганью вполголоса. Через пару минут двери лавки наконец-то отворились, явив взору Арсенина тощую фигуру в затрапезного вида охотничьем костюме, подслеповато щурящуюся от света шахтерской лампы, висевшей на дверном косяке. Увидев стволы трех винтовок, направленные ему в лицо, охранник ошарашенно распялил рот в беззвучном крике, сделал шаг назад и, не удержавшись на ногах, звучно шлепнулся на пол.
Пока Арсенин и Корено в четыре руки пеленали незадачливого сторожа, Туташхиа подогнал к входу лавки пролетку. Заперев ворота, к нему присоединился Троцкий. Спрятав в кустах трупы коменданта и его кучера, абрек прошел внутрь и застыл перед оружейной витриной, завороженно глядя на отливающий матовой сталью маузер. Понимающе улыбнувшись, Арсенин одобрительно махнул рукой, забирай, мол, после чего обвел внимательным взглядом помещение, решая, что необходимо брать в первую очередь. Последующие минут сорок были заполнены шуршанием перетаскиваемых по полу мешков, бряцаньем скобяных товаров и сдавленными матюками.
— Всеслав Романович! Тут одежка охотничья и обуви полно! Брать?!
— Берите, Лев, берите. Только размеры подходящие хоть на глазок прикиньте и тащите все в наш рыдван… Николай! Ну и зачем вам целый мешок крупы, я спрашиваю? Такой прорвой пшена весь наш экипаж неделю кормить можно! Отсыпьте десяток фунтов, и достаточно!
— А-ай! Ш-шен-ни дада! Нико! Ты зачем мне на ногу ящик ухнул?!
— Дато! Душевно вас умоляю, не устраивайте геволт, мы не на Привозе! Лева! Не имейте меня за идиёта и скажите, таки нам надо шесть топоров и три котелка, когда нас четверо и никого кроме?! Шо за босяцкие привычки у приличного юноши из хорошей семьи?
— Ни-ко-лай! Отставить брать спиртное!
— Да ни боже ж мой! Не имейте мыслей за плохое! Я таки возьму пару бутыльков и то исключительно, шоб мы не знали себе проблемы за огонь. А шоб пить, я ни-ни. Ну, если только кошерной и совсем немножко…
Прерывая веселую суету грабежа, где-то за стеной раздалось ржание. Арсенин, быстро оглянувшись по сторонам, сунул револьвер в лицо побелевшему от страха сторожу:
— Кто там?
— К-к-конюшня там, ваша милость, — заикаясь, выдавил охранник. — Ф-ф-фур-ргон там, значит, х-х-хозяйский и п-п-пара лошадок…
— Фурго-о-он… — задумчиво протянул капитан. — Это всяко получше нашего тарантаса будет… Дато! С упряжью разобраться сможешь? — Проводив уходящего абрека взглядом, Арсенин, достав из кармана портсигар, присел на ящик. — Перекур! — И тут же повернулся к сторожу: — А табак в этой богадельне где? Пока Дато с лошадками разбирается, надо успеть запасец в дорогу сделать.
Ожидание несколько затянулось. К тому моменту, как перед распахнутыми настежь дверями лавки замаячили фыркающие кони, капитан успел выкурить три папиросы, вспомнить про чай и кофе, устроить небольшой разнос Троцкому за разлитое по полу варенье, а Корено — за выпитую тайком фляжку бренди.
— Все, господа налетчики, отдых закончен! — чуть злорадно хмыкнул Арсенин при виде подъехавшего фургона. — Карета подана, и сейчас мы все дружненько перекидаем награбленное из пролетки в фургон, а после я с хозяином рассчитаюсь.
Преувеличенно устало кряхтя, Корено нехотя поднялся с груды мешков и, кидая тоскливые взгляды на штабель ящиков с вином, понуро поплелся к выходу. Следом за ним, грызя на ходу кусковой сахар, семенил Троцкий.
— В общем, так, любезный. — Арсенин, измотанный получасовым авралом, раскинул поверх прилавка несколько десятифунтовых купюр. — Эти деньги я оставляю хозяину как плату за взятый нами товар. Как я по ценникам прикинул, тут хватает, даже с избытком. Фургон и лошадей хозяйских мы забираем, взамен оставляем господскую пролетку и пару дивных рысаков. И смотри мне! Чтобы все до последнего пенса хозяину досталось! Вернусь — проверю… Да! Посты на выезде из города есть?
— Е-есть, сэр! П-по д-дороге на Хомстрейн-вилледж, парни из третьей Ирландской стоят. Н-но вы их не бойтесь. — Осознав, что убивать его не сбираются, сторож чуть повеселел и даже стал меньше заикаться. — Сунете им пару бутылок крепкого, они и забудут, что вообще вас там видели. А как развилку проедете, так поди пойми, куда вы отправились, в Зулуленд или в гости к бурам в Оранжевую…
Сторож оказался провидцем. Постовые ирландцы — трое рядовых и капрал с похмельной физиономией — ничуть не удивились фургону с четырьмя мужиками в измятой колониальной охотничьей одежде и, получив от Арсенина емкости с виски, лишних вопросов не задавали. Точнее, обзаведясь спиртным, вопросов не задавали вообще, поскольку содержимое бутылок занимало их гораздо больше, чем какие-то путешественники и их цели за пределами Дурбана.
Через пару часов Туташхиа ловко пристроил фургон в хвост неспешно бредущему каравану из трех таких же фургонов, катившихся в нужном им направлении. Мера предосторожности оказалась излишней. На последующих двадцати милях английские посты и разъезды встречались еще несколько раз, но ни один из них своим вниманием фургон не почтил. Часа в четыре пополудни беглецы, воспользовавшись удобной развилкой и отстав от каравана, направились в глубь буша. Ночь накануне прошла очень уж бурно, и отдых требовался всем.
После сооруженной на скорую руку походной трапезы Арсенин задумался, кого же назначить вахтенным, то есть часовым, учитывая, что все измотаны до предела. В ожидании, пока капитан примет решение, Корено предложил тянуть жребий, но Туташхиа, высказавшись в свойственной ему рубленой манере, эту мысль отмел. Смысл его короткой речи сводился к тому, что он покараулит дотемна, а вот после и жребий тянуть можно.
Арсенин проснулся, когда вокруг еще царила темнота и только языки костра освещали небольшой пятачок подле фургона. Троцкий колдовал над котелком, Туташхиа что-то вполголоса втолковывал Корено, заставляя того в который раз разбирать и собирать винтовку.
— Ну что, господа, — произнес Арсенин, неторопливо разминая папиросу после сытного ужина, — подведем итоги. Из Дурбана мы выбрались, провизией и снаряжением в дорогу запаслись, теперь думать надо, как до родных краев добираться будем. Я предлагаю выдвигаться до Лоренсу-Маркиш, оттуда до Египта, а из Каира уже и до Одессы рукой подать. Можно, конечно, и от португалов уплыть, но, боюсь, когда мы до Суэца доберемся, там нас уже разыскные листы поджидать будут. Да и на взятки нейтралам никаких денег не хватит. Вот мой план вкратце. Какие будут предложения у вас, господа?
— Если иметь слов за наш гембель, таки, может, имеет смыслу прогуляться до буров? — вопросительно взглянул на капитана Корено. — Бюргеры имеют проблем с лимонниками и будут рады людям, знающим толк за пострелять!
— Ну да, ну да… — невесело усмехнулся Арсенин. — Явимся к бурам и, словно богатыри былинные, враз все вражье воинство положим. Мой юный друг! Мне понятны души вашей прекрасные порывы, но! Как бы там дело ни было, война эта чужая, и за невесть чьи интересы мне под пули ни свою, ни ваши головы подставлять резона нет. Еще предложения будут?
— Нет, батоно капитан, — выпустил струйку дыма Туташхиа. — Вы здесь командир. Куда поведете нас, туда и пойдем. Я так думаю.
— Ну что ж, коли возражений нет, будем действовать по моему плану, — задумчиво обронил Арсенин. — Теперь распоряжения по команде: я попробую по звездам курс вычислить, Туташхиа — спать! Это приказ. Корено и Троцкий — провести баталерскую ревизию взятого нами груза. Все. Разойтись по заведованиям.
Пытаясь вычислить необходимое направление с помощью часов и звездного неба над головой, Всеслав не сразу обратил внимание на тихую перебранку Корено и Троцкого, выяснявших, кто кинул в фургон никому не нужную вещь и что с нею делать дальше.
— Лева! Я уважаю ваши интерэсы, как у культурного человека, но за ради бога, скажите, сколько вам заплатил етот чумодан, шо вы так ласково упихали его до нашей новой робы? — возмущался Корено, потрясая в воздухе прямоугольным предметом из коричневой кожи.
— Коля! Не брал я никаких чемоданов! — недоуменно пожал плечами Троцкий. — Одежку брал, консервы брал, чемоданы — не брал. Надо Дато спросить, может, он взял? И кстати, это не чемодан, а портфель, в них большие люди документы носят. Ты погляди, чего в нем лежит.
