Из-под снега - Татьяна Чоргорр
— Латира знал, что говорил: я сама выбрала быть ключом, я отдала тебе много, а получила от круга ещё больше. Какой же мой первый наставник был жадный и злобный дурак!
Ромига рассмеялся:
— Правильное слово — «был»! Кстати, ты ещё не ходила в горы за его трупом?
Колдунья вздохнула, поморщилась:
— Кабы он там один лежал… Нет, пока не до них. Я пела, отдыхала, снова пела. Кое-как выбралась за Юни и нашими вещами, навьючила зверя и отправила к Лембе. А мне же ещё с родственничками разбираться! Дом живоедов у Синего фиорда — как-то совсем погано звучит. Иногда я жалею, что полезла их спасать, ещё и вас с Латирой втянула. Хорошо, ты уже в порядке.
Нав прислушался к себе:
— Я буду окончательно в порядке, когда помоюсь, почищу одежду и поем. Вернее, поотъедаюсь досыта день, другой, третий. Но если ты хочешь напугать «чёрным оборотнем» свою беззаконную родню…
— Нимрин, скажи, что ты думаешь о моей племяннице Мули? Латира пересказал мне всё. А ты наблюдал её эти дни.
Ромига неопределённо пожал плечами.
— Я думаю, всем было бы легче, будь Мули просто безобидной дурочкой. Но она не безобидная. Доказала делом! Насколько я понимаю, за беззаконие ее следует…
Нав запнулся. В языке охотников не было глагола «казнить» — только «убить», «изгнать» и «наказать» (оно же «проучить» и «научить»). Уточнил:
— За убийство с живоедством у вас полагается смерть, так?
Вильяра хмуро кивнула. Ромига снова задумался, подбирая слова. Помилования, как идеи, правосудие Голкья тоже не изобрело: виноват — отвечай, и даже мудрые не в праве этого отменить. Виру охотники признавали, могли и простить, замириться с обидчиком — но если оба живы. Не тот случай!
— Мули не изгладит, не искупит свою вину, это невозможно. Прощать её некому, так?
Вильяра нахмурилась ещё сильнее. Ромига уточнил:
— Ты ищешь способ сохранить племяннице жизнь?
Ещё один угрюмый кивок.
— У меня, страшного и злобного чёрного оборотня, не поднялась рука зарубить это лохматое недоразумение. И не только потому, что Мули, в простоте, рассказывает много интересного. Знаешь, мудрая, я бы, пожалуй, приговорил её, а потом отсрочил приговор до следующего беззакония. Только с условием: она будет не сама по себе, а под рукой у кого-то, кто способен держать эту реку в берегах. Например, у старого Латиры.
Вильяра снова кивнула — теперь с улыбкой облегчения:
— Латира сказал примерно то же самое. Если старый займётся девчонкой, я возражать не стану. А вот что делать с её папашей, моим братцем…
Глава 22
В доме у фиорда шёл большой совет, вернее, поганое толковище, грозящее перерасти в смертельную грызню двух стай. Пока Наритья были под покровительством Великого Безымянного, беженцы с Арха Голкья не дерзали лишний раз возвысить голос. После смерти мудрого силы одних и других примерно уравнялись. Кто возьмёт верх в доме, кто кому станет младшими слугами? Дом просторный, припасов много, хватит перезимовать всем, кто заселился. Однако Наритья — живоеды, да не с голодухи, а по убеждениям, и вряд ли откажутся от своих поганых привычек. А за беженцами — ярмарка с толпою таких же архан, мечтающих о тёплой зимовке. Все здесь так или иначе осквернены беззаконием, однако извечные привычки сильны. Сражаться насмерть не на ограждённом лугу, даже не в снегах — в доме, где самим же зимовать потом, никому неохота. Две стаи вытолкали вперёд вожаков и расступились к противоположным стенам большой залы.
Вильгрин и Чунк застыли друг против друга, сжимая ножи. А ведь ещё вчера ворожили вместе, восстанавливали защиту дома. Потом обсуждали новый расклад и планы. Спорили, тогда ещё почти по-товарищески. Вроде, даже пришли к согласию, однако, расходясь, старались не показывать друг другу спины, а сегодня на совете сразу сцепились. Поединок — хороший исход их соратничества и соперничества!
Выпад — уклонение — ответный удар… Оба вожака сильны и быстры, зрители едва успевают следить… Свирепый рык, первые капли крови на полу — Вильгрина… Удар кулаком — Чунк отлетел на толпу Наритья — выпихнули обратно. Мчится бешеным рогачом, выставив вперёд клинок… Полушаг в сторону, просверк ножа… Вскрик. Чунк стоит на коленях и любуется на свои кишки. Не позволив противнику упасть ничком, Вильгрин бьёт его ножом ещё раз, под челюсть. Отступает в сторону: поединок окончен. Поднимает руку, заставляя ликующих своих замолчать. Обводит взглядом притихших архан:
— Мы сильнее не потому, что за нами кто-то из мудрых. Мы сильнее не потому, что мы из Наритья. Мы просто сильнее! Кто сомневается, закончит вот так. Смотрите и запоминайте!
Напряжённая тишина: кто-то смотрит на мертвеца, кто-то — на застывшего статуей Вильгрина. Слышно, как с его клинка капает кровь. А на нём самом ран не видно, скрыл или затянул ворожбой. Силён глава дома! Говорит дальше, голос гремит под сводами.
— Новый закон умер вместе с Великим Безымянным. Я не стану жрать эту падаль, — Вильгрин пнул труп, — и никому не дам. Раз наш колдун умер и не смог утвердить новый закон, раз другие мудрые новый закон не приняли, значит закон плох. А по старому закону все, кто добывал разумных в пищу, повинны смерти.
— И ты тоже? — крикнул кто-то из задних рядов архан.
— И я тоже, — согласился Вильгрин. — Но я взял вас всех под свою руку и пообещал тёплую зимовку в этом доме. Пока я здесь, и пока я жив, я не отказываюсь от своей власти и своего слова. После меня дом примут мои единокровные сёстры Даруна и Нгуна. Мудрая Вильяра подтвердила их право жить здесь. Она желает сохранить дом у фиорда. Она совершенно точно не желает ваших смертей — тех, кто более-менее чист.
Робкий голос кого-то из своих:
— А что Наритьяра Младший? Мы же Наритья?
— А Наритьяра сбагрил всё беззаконное гнильё сестре по служению. Он сказал мне прямыми словами, мол раз вы поселились в угодьях Вилья, будете Вилья. Или совсем не будете… Ну, что, есть желающие — оспорить мою власть и власть моих сестёр?
Желающих не нашлось. Вильгрин взглядом отыскал в толпе Даруну и Нгуну, бледных и решительных.
«Ты сдашься мудрой Вильяре или уйдёшь в снега, брат?» — спросила Нгуна.
«Я пока не решил. Сначала ты посмотришь мою рану. Чунк достал меня не так красиво, как я его. Но сильно. Может, уже и решать нечего».
***
Мули летела сквозь ночь, не чуя под собою ни ног, ни лыж. Чувствовала, что вряд ли
