Утро под Катовице (СИ) - Ермаков Николай Александрович

Есть!

Петрушин, Фролкин! Кстати, как ты? — вспомнил я про ранение своего бойца.

Нормально, перевязали, — стараясь говорить бодрым голосом, ответил боец, но было видно, что его мучает боль.

Надо было ему водки оставить, а я всю фляжку в одно рыло выдавил. Эгоист. Кстати, ни в одном глазу, только нервы чуть успокоил и боль слегка притупилась.

Идите с пленными за Маловичем! — закончил я ранее начатый приказ, и бойцы, построившись колонной по одному, двинулись за провожатым.

Подождав, пока бойцы отойдут метров на тридцать, Петренко с болью в голосе произнес:

Семь человек потеряли, четверо тяжело раненных и шесть легко, а если бы не вы, все бы там полегли.

Дела-а, — сочувственно протянул я, поразившись большому числу потерь, а сколько всего вас было?

Полувзвод, двадцать два штыка вместе со мной, остальные-то на ближних подступах к городу патрулируют, ну и дорогу охраняют, а нас вот… — отпустив бойцов метров на сорок, мы направились вслед за ними, и Михаил продолжил, — наш отряд по болоту шел, а финны на опушке засаду устроили, ну и только мы приблизились, как эти гады из всех стволов… Головной дозор сразу положили. Ну и пошла стрельба кто кого. Назад не уйти — место открытое — достанут, да и раненных не бросишь, вперёд тоже никак — у финнов два пулемета и автоматы. Думал, всё, отбегал Мишаня своё… Метко стреляют, сволочи. А тут стрельба у них в тылу… и тишина… Мабуть, испугались белофинны, что в колечке окажутся, да ушли, но раненых своих всех взяли, а груз лишний бросили. Вот и получается, спасли вы нас!

Мы некоторое время шли молча, думая каждый о своём, потом Петренко спросил том, как мой отряд тут оказался? Я подробно рассказал при события прошедшей ночи. За этой беседой мы, пройдя мимо дозорных, приблизились к лагерю, где бойцы второго взвода готовили волокуши для перевозки раненых и трофеев.

Поешь? — земляк показал на костер, где грелись вскрытые консервы.

Давай, а то проголодался я что-то с этой кутерьмой!

Подойдя к костру мы сели на поваленное дерево и, взяв поднесенные нам бойцом по команде Михаила две банки советской тушенки, приступили к трапезе.

Получается, вы четверых завалили и одного в плен взяли, а мы, целым полувзводом смогли уничтожить только шестерых. Интересно, сколько их всего было? Мне показалось, что больше тридцати.

Так что гадать? Сейчас у пленного и спросим! — я повернулся в сторону своих бойцов, которые, пока суть да дело, тоже развели костер и споро уминали консервы, — Петрушин! Веди сюда пленного!

Тот, отставив в сторону жестяную банку, приказал подниматься финну, сидевшему поблизости со связанными руками и подошёл к нашему костру вместе с ним, открыто демонстрируя недовольное выражение лица — дескать, оторвали от законного приема пищи. Усилием воли подавив раздражение, вспыхнувшее от неприкрытой наглости подчинённого, я спросил пленного:

Сколько вас было?

Восемнадцать солдаты два сержанты и лейтенант Линдквист.

Цели, задачи?

Разведать около Питкяранта, бить малый отряд, брать руска плен.

Уводи! — махнул я рукой Петрушину и спросил Петренко, — среди убитых офицера не было?

Нет, — задумчиво ответил Петренко, — Получается, их одиннадцать ушло, это с ранеными…

Бросай париться, если бы мы в преследование пошли, они бы нас всех положили, одной грамотной засады хватило бы… Да, кстати, а почему в дальний патруль не командира взвода, а тебя отправили?

Он вчера ходил с другим полувзводом, но у них маршрут был чуть севернее, они там в непроходимое болото упёрлись, стали обходить — застряли в буреломе, переломали лыжи, двое вывихнули ноги, командир нагоняй получил. А мы тогда на ближних подступах к городу в дозорах стояли, сегодня вот, поменяли задачи и Волков приказал мне по вашей лыжне пройтись, посмотреть, что да как… А я парней потерял… — Петренко замолчал и на его бледном лице отразились мучительные переживания собственной вины за гибель подчинённых.

Не накручивай. Их белофинны убили, а не ты потерял. Ты же всё делал, как научили — тремя колоннами с головным дозором впереди на дистанции пятьдесят метров. А знать наперед ты ничего не мог. И вообще, это не только я тебя спас, но и ты меня, без вашего отряда финны бы нас без проблем перебили бы, мы ведь тоже по лыжне шли, — я попытался успокоить товарища, хотя понимал, что и его вина в потерях есть — на открытом пространстве расстояние до головного дозора должно быть больше.

Михаил кивнул, хотя было видно, что я его не убедил. В это время подошёл командир отделения из первого взвода, фамилии которого я не помнил и доложил:

Отряд к выходу готов, надо распределить, кто в дозорах, кто волокуши тащит.

Тут нам пришлось поломать голову — людей мало, волокуш много, там ведь не только тяжелораненые, но и оружие, боеприпасы и другие трофеи, хорошо ещё, что трое раненых — в том числе и я — могут и дозор нести и волокушу тащить, ходячего пленного тоже решили в волокушу запрячь, а вот погибших решено было пока оставить с тем, чтобы вывезти их завтра. Меня с Сазоновым и Ильиным оставили в тыловом прикрытии, чтобы дать отряду спокойно отойти на безопасное расстояние, так как была возможность, что финны оставили часть своего отряда неподалеку. Закончив совещание, Петренко дал команду собираться, по лагерю забегали красноармейцы, а я с двумя бойцами занял оборонительные позиции. Дождавшись, когда колонна потрепанного полувзвода с волокушами скроется из виду, мы тоже встали на лыжи и с максимально возможной скоростью устремились вслед за основным отрядом. Более никаких происшествий не было, мы, не останавливаясь, брели по лыжне на запад, периодически меняясь в упряжи волокуш, и около пяти часов, когда вечерние сумерки окончательно сгустились, уступая место настоящей ночной тьме, наш отряд наконец встретился с патрулем ближнего охранения города. А ещё через полчаса вошли в Питкяранту, где нам навстречу вышли все, кто был в расположении роты, предупрежденные отправленным вперёд бойцом. Петренко хотел было построить отряд и доложить, как положено, но подошедший к нам Волков приказал:

Раненых в дивизионный медсанбат, Карпов, организуй! Бойцам в казарму отогреваться, там уже кипяток для чая готов. Командирам в штаб на доклад!

Рассудив, что мне сначала надо в штаб, а уж потом показаться лекарям, я взял свёрток, полученный от Бондаренко и подошёл к командиру четвертого взвода Карпову:

Тащ лейтенант, тут вот финн пленный раненный, — я указал на волокушу, — его наверное, тоже в медсанбат, у него серьёзное ранение — кость на ноге перебита.

Лейтенант глянул на финна, кивнул и, оглядевшись, подозвал бойца:

Шишкин!

Я!

Хватай эту волокушу и тащи в медсанбат! Это раненный пленный финн, поэтому, остаёшься там и охраняешь! Понял?

Есть!

Телогрейка на нем моя, не оставляй её в госпитале, если меня не найдешь, передай Калинину, — добавил я, вспомнив про своё имущество.

Затем я взял второго финна и зашёл с ним в штаб. У порога меня встретил Белькевич, и с ходу наехал:

Ты зачем его привел?

А куда его? Допросить же надо, наверное! — постарался я по-простому объяснить комиссару элементарные факты.

У нас тут переводчиков нет! Его армейской разведке надо передать, — не унимался непонятно чем раздраженный старший политрук.

Он по-русски говорит! — Выложил я последний козырь в этом непонятном споре.

Белькович сделал паузу, потом, после короткого раздумья, крикнул в коридор:

Кононов!

Я! В проёме двери мгновенно появился невысокий коренастый боец с винтовкой за спиной.

Отведи пленного в чулан, где Сапожников сидит! И смотри, головой отвечаешь!

Есть! — красноармеец схватил финна за плечо и толкнул перед собой, — Пошёл!

А ты, Ковалев, иди за мной! — комиссар развернулся и направился к лестнице.

Вслед за ним я поднялся на второй этаж и вошёл в комнату, выделенную под кабинет. Внутри обстановка была довольно скудной — длинный стол, составленный из двух, по бокам от него лавки, на которых сейчас сидели Горбушкина, командиры взводов и их помощники, в том числе Петренко. Во главе стола, спиной к зашторенному окну в деревянном кресле с высокой спинкой задумчиво курил командир роты, стряхивая пепел в самодельную пепельницу, сделанную из донышка гильзы трехдюймовки, слева от него над старомодным комодом с выдвижными ящиками висела схематическая карта нашей зоны ответственности, на которой я, бросив короткий взгляд, успел разобрать береговую линию Ладожского озера и Питкяранту. Освещение давала электрическая лампочка ватт на сорок.