Алексей Замковой - Лесной фронт. Благими намерениями…
— …ись, — закончил я шепотом и покачал головой.
Грохнул взрыв, от которого чуть содрогнулся наш курганчик. Снова с неба посыпался дождь из грязи. Прогоняя звон в ушах, я снова принялся посылать короткие очереди в сторону немцев. Еща одна фигурка упала… Рядом рокочек ППД Шпажкина. Свист пуль, грохот выстрелов, звон падающих гильз… Перезарядиться… "Та-та-та-та!" – очередь ушла в небо из-за того, что я дернулся от просвистевших всего в каких-то сантиметрах над головой пуль. Автомат Дениса замолчал. Перезаряжается? Взгляд, брошенный в сторону товарища, впечатал в мозг его образ – Шпажкин лежит на боку, а снег под его головой стремительно наливается алым… Я остался один.
— Суки! — прошипел я, опустошая магазин. Остался еще один. Последний…
Быстрый взгляд из-за гребня курганчика показал, что немцы уже совсем близко. Слишком близко… Дрожащими, скорее от напряжения, чем от страха, руками я нашарил в подсумке гранату, матеря себя за то, что не догадался выложить гранаты раньше, до начала боя. Зашипел запал "яйца". Бросая гранату, я заметил, как на дороге, рядом с одной из машин, покачиваясь, выросла чья-то фигура. Немец? Нет, кто-то из наших! Он сделал неуверенный шаг к машине Коха. Еще один… Взмахнул рукой и снова упал на колени. Прямо в, обращенную к небу, распахнутую дверь мерседеса, как баскетбольный мяч в корзину, влетела черная точка.
Практически под самыми передними колесами "ханомага" расцвел небольшой огненный шар, впрочем – не причинивший никакого вреда бронетранспортеру. Но я не обратил на это никакого внимания. Если я правильно догадался… Все внимание приковано только к перевернутому мерседесу. Секунды замерли, превращаясь в вечность… Взрыв выстрелил во все стороны осколками стекол, еще остававшихся целыми, после аварии, в мерседесе, выбросил из всех отверстий машины щупальца дыма, перемешанного с язычками огня. Сделали! Если Кох и выжил, несмотря на то, что его машину опрокинуло взрывом, а потом – изрешетило пулями, то теперь он, на все сто процентов – труп.
— Даааа!!! — заорал я, Радость. За спиной словно выросли крылья и показалось, что даже мои мертвые друзья радуются вместе со мной. Их гибель – не напрасна!
Засмотревшись на дымящуюся машину, ныне покойного, гауляйтера, я не заметил, что, неподалеку от меня, покатился по снегу небольшой, похожий на яйцо, предмет. Точнее, заметил, но уже слишком поздно. Все, что я успел – только чуть дернуться в сторону от шипящей гранаты.
Что-то толкнуло меня в правый бок. Настолько сильно, что отшвырнуло на пару метров в сторону. Все тело тут же онемело, словно парализованное. Только потом я понял, что в ушах звенит так, словно я оказался в самом центре огромного колокола, в который кто-то лупит со всей дури. К горлу подступил вязкий комок. Я закашлялся и тут же мой рот наполнился соленым привкусом железа. "Кровь" – понял я и почувствовал, что одежда стремительно промокает. "Достали таки!" – я перевернулся на живот и попытался встать. — "Ты же не думал остаться в живых сегодня?..". Боли нет. Но все тело сковано слабостью, словно лишилось костей и держится на одних напряженных мышцах. Перед глазами все сверкает – мир видится в ярких разноцветных вспышках, перемежаемых "белым шумом" мельтешащих точек. Ноги подогнулись еще до того, как я сумел встать на колени. Лежа на боку, я увидел, как из-за гребня курганчика показалась голова в каске, на которой, в белом шилдике, чернеют две руны "зиг". Значит, все… Я снова сплюнул кровь, наполнившую рот. Легкое, что ли, повреждено… Глядя на меня – мне показалось, что прямо в глаза – немец поднял автомат, направил ствол в мою сторону. Что-то крикнул назад, не сводя с меня взгляда…
— Дев… — я закашлялся. Голос звучит хрипло и чуждо. Еле слышно. — Девятое… мая… сор… ок… пятого…
Глядя прямо в глаза немцу, я снова сплюнул кровь и улыбнулся.
Эпилог
Я парю в пустоте. Я и есть пустота! А пустота – есть я. Я – все, и я – ничто. Я – исчезающе малая планета, и я – огромная, словно сама вселенная, пылинка на этой планете. Я вишу в нигде без движения, и, одновременно, меня тянет куда-то… Куда?
Перед моими глазами – у меня есть глаза? — проходят бесчисленные мириады мгновений, каждое из которых, застывая, превращается в картинку, словно кадр киноленты. И этих кадров – даже не берусь назвать цифру. Ее попросту не существует. Да что ж такое! Куда меня тянет-то так?!!
Передо мной – или во мне? — появился крохотный шарик. Крохотная громадная планета… Вспышка… Что это за город? Город замер, окутанный страхом. Нет, это не один город – это два города. Абсолютно одинаковые, но неуловимо разные. И там, и там одинаково ходят люди в военной форме… Одинаково, но по-разному. "Немцы," — всплыло в голове слово. Что это означает? "Немцы"? Вспышка…
Высокий молодой человек в серой военной форме сидит за длинным столом. "Обер-лейтенант," — снова, при виде витых серебряных погон на его кителе, всплыло с памяти непонятное слово. Он не один в просторном кабинете. Напротив него, за большим письменным столом, приставленным к тому длинному столу, сидит еще один – чуть полный мужчина, преклонных лет, с зачесанными назад черными волосами, чуть тронутыми проседью, и с небольшими усиками над верхней губой. На его форме сверкает ряд медалей, кресты… Дубовые листья серебрятся в петлицах. Кроме этих двоих, в кабинете еще трое – двое сидят по обоим бокам длинного стола, как раз между молодым и усатым, который, как я понял, и является хозяином этого кабинета. Еще один сидит в другом конце кабинета, между высокой дверью и рядом окон. У ног хозяина кабинета зевнула громадная овчарка…
— …После ранения работаю по снабжению своего участка фронта, — молодой выглядит спокойно, но он очень напряжен внутренне. Слишком напряжен…
— Какого? — хозяин кабинета сверлит своего собеседника пристальным взглядом. Словно взвешивает, оценивает, обмеряет…
— Курского, — обер-лейтенант потянулся к нагрудному карману, хотя ему гораздо больше хочется запустить руку в правый карман брюк, где, рядом с носовым платком, ждет своего часа небольшой пистолет.
Трое, не принимавшие участия в разговоре, заметив движение, тут же напряглись. Даже привстали, прожигая молодого человека взглядами. У его ног тут же оказалась и собака… Обер-лейтенант замер, так и не донеся руку до кармана.
— Не беспокойтесь, — поднял руку хозяин. — Вы ведь показывали документы моему адъютанту?
Обер-лейтенант снова опустил руку на стол, и напряжение в кабинете, пусть и не до конца, спало. Снова потянулся разговор. Ничего не значащий – "Откуда вы родом?", "Какие настроения в армии?"… Но дальше, я всем естеством почувствовал, прозвучала ключевая фраза этой беседы. Сам хозяин кабинета даже не заметил того, однако, эхо сказанного загремело, многократно повторяясь, в голове обер-лейтенанта.
— …Возвращайтесь к себе в часть. Имейте в виду: фюрер именно на вашем курском участке готовит хороший сюрприз русским, — хозяин многозначительно посмотрел на посетителя, но тот, несмотря на бушевавшую внутри бурю, вызванную этими словами, ничем не выдал своих чувств. Единственное – желание выхватить оружие и застрелить своего собеседника вдруг куда-то исчезло.
— Я не сомневаюсь, герр гауляйтер, — ровным голосом произнес он, чуть склонив голову.
"Гауляйтер"? Почему, услышав это слово, я вспомнил еще одно – "Кох"? Что такое "Кох"? Или… Гауляйтер – это, судя по всему, хозяин кабинета. Может "Кох" – это его имя?
— Я удивлен, что вы, заслуженный офицер германской армии, человек арийской крови, да еще родом из Пруссии, ходатайствуете за какую-то польку, — гауляйтер резко переменил тему разговора, но обер-лейтенант совсем не удивился. Кажется, разговор переключился на причину этого визита.
Говорили о какой-то "фройляйн", которой пришла повестка отправляться на работу в Германию, но обер-лейтенант ходатайствовал о том, чтобы оставить ее в Ровно. Разговор продолжался еще долго, но, в конце концов, гауляйтер написал на бумаге, лежащей перед ним, "Оставить в Ровно. Предоставить работу в рейхскомиссариате". Дождавшись позволения, обер-лейтенант поднялся и, взяв переданную через охранников, бумагу, покинул кабинет. В приемной его ждала девушка. Та самая фройляйн…
Картинка потускнела и принялась расплываться. Словно растворяется… Новый кабинет, гораздо больше, чем предыдущий… Длинный стол, весь накрытый огромной картой, за которым сидят люди, судя по погонам – больших званий. Еще один человек, с пышными усами и прищуренными глазами, посасывая трубку, ходит вдоль стола.
— …донесение от отряда Медведева, — докладывает кто-то. — Немцы готовят большое наступление под Курском…
Голос звучит все тише… Картинка окончательно расплывается, а на ее месте начинает проступать другая. Она становится все четче, и я понимаю, что снова оказался в первом кабинете… Однако, выглядит он не совсем так, как раньше. Несомненно, это тот же самый кабинет, но стол стоит чуть по-другому. Другой письменный прибор, другая лампа… В кабинете, на этот раз, только двое. Все тот же обер-лейтенант стоит, вытянувшись, посреди кабинета. А напротив него, тоже стоит, опершись кулаками на стол, уже совсем другой собеседник. Длинный и худой, как жердь, со злым прищуром глаз…
