Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – штатгалтер
Он посмотрел с интересом.
– Что, решил вовремя остановиться? Мудро. А силенок хватит?
– Зависит от цели, – ответил я. – В общем, ты отдыхай и развлекайся, а я пойду навещу старого друга…
Он сказал живо:
– Я с тобой? Ты же обязательно во что-то интересное вляпаешься!
– Я к отцу Дитриху, – сказал я кротко.
Он отшатнулся так, что чуть не перевалился через перила.
– Фу… Нельзя же так пугать!.. Ладно-ладно, в церковь я за тобой не пойду. Но если вляпаешься, позови.
– Непременно, – пообещал я. – Если, то сразу.
В прошлый раз разговор с отцом Дитрихом не только облегчил душу, я ведь рассказал почти все, утаив только про слишком тесный альянс с левыми и ультралевыми, все-таки отец Дитрих за правых, по крайней мере, официально, а так как он еще и тайный кардинал, то даже за ультраправых, хотя, как я слышал, ультраправые и ультралевые легче находят точки соприкосновения друг с другом, чем умеренные.
Отец Дитрих ввиду чрезвычайного положения воспользовался данной ему властью, чтобы мобилизовать всех церковников, позже прибыли даже два хора мальчиков, тут же их поставили по обе стороны холма, где они чистыми детскими голосами начали распевать псалмы, усиливая мощь святой защиты.
Я обратил внимание, что священники уже в три ряда ходят у подножия холма по кругу, держа в руках святые дары, мощи и прочие святыни, которых вроде бы должны страшиться злые духи.
Еще успел заметить, как высокие ворота Штайнфурта и Воссу широко распахнулись, выпуская колонны священников и монахов, выстроившихся в две шеренги.
В соборе суматоха, хотя ввиду наступления ночи должна бы царить умиротворяющая тишина, везде взволнованные и встревоженные лица, отца Дитриха я едва разыскал, он окружен толпой священников, раздает им указания, но едва заметил меня, помахал рукой, подзывая немедленно.
Священники неохотно расступились, я подбежал, крикнул на ходу:
– Что случилось, отец Дитрих?
На меня посмотрели справа и слева с ревнивой неприязнью, к архиепископу надлежит обращаться почтительнее, хотя да, я не просто король, а еще и паладин, что здесь считается выше, паладин к церкви ближе, а король может оказаться редкостной свиньей.
Отец Дитрих ответил со сдержанным гневом:
– Нападение! Прямо на собор!
– Ого, – сказал я быстро. – Чем-то помочь могу?
Он посмотрел на меня пытливо.
– Сын мой, я знаю, как много выпало на твою долю. Но если ты сумел бы помочь, это сильно бы облегчило нам… гм… работу.
– Отец Дитрих?
Он покосился на священников, те виновато опустили головы, он сказал с усилием:
– Похитили послушницу Эммалину Златоголосую. Она пела в церковном хоре, а также без хора. У нее ангельский голос, а люди, слушающие ее, очищаются от скверны и каются в грехах.
Я сказал мрачно:
– Тогда понятно, почему ее похитили.
– Сын мой?
– Кому-то, – сказал я, – как я уже вещал, весьма жаждется, чтобы мир стал хуже и еще хуже. Чтоб Господь, осерчав, если не потопом, то Багровой Звездой прекратил бренное существование, а терраформированную землю отдал другому биологическому виду. Или небиологическому, есть тут такие, жадною толпою стоящие у трона, пасти пораскрывали, слюни глотают…
Он быстро взглянул вверх, затем строго сказал священникам:
– Отправляетесь по своим делам и на этот раз будете бдительнее. А вы, Ваше Величество, зачем рискуете и наживаете себе новых врагов, критикуя и даже подвергая критике такие высокие лица?
– Просто надеюсь, – сказал я нервно, – что услышат не только высокие, но и высшие. Мы уже выяснили… почти выяснили, что за исполнителями стоят довольно могущественные силы, но есть и повыше, от которых они прячут свои истинные и весьма гнуснейшие намерения.
– Сэр Ричард?
– Сейчас там наверху идет внутреннее расследование, – сообщил я. – Мы его инициировали вполне успешно, так что процесс будет доведен до конца. Расскажите, кто похититель? Куда унес?
– Хотите сказать, – проговорил он с надеждой, – она еще жива?
– Убить проще на месте, – заметил я, – чем похитить, а потом убить. Если похитили, то для каких-то целей.
Он повернулся, указал рукой в сторону окна.
– Только известно, что унесли вон в ту сторону. Но там нехорошие земли…
– Для человека нет ничего запретного, – заверил я и поспешно уточнил: – Если он паладин и с молитвой на губах. На устах, в смысле. Уста – это рот, окруженный губами. Сверху и снизу. Отец Дитрих, пока я жду отчета… ну, это я загнул, просто новостей насчет начатого расследования, то посмотрю, что смогу сделать по поводу украденной послушницы. Кстати, новости есть хорошие… вообще-то они не совсем хорошие, мы лишились важного и могучего союзника, но с другой стороны…
– Сын мой, перестань говорить загадками.
Я вздохнул и проговорил, словно бросаясь с высоты в ледяную воду:
– Помните, со мной сражались двое? Отец Дитрих, должен признаться, один из них был в прошлом как раз тем, кто отказался поклониться Адаму и был низвергнут в ад.
Он отшатнулся, быстро перекрестился, а на его лице отразилось отвращение, словно от меня пахнуло серой.
– Сэр Ричард… вы в своем уме? Как можно пойти на такое?..
– Отец Дитрих, – сказал я умоляюще, – он давно признал свою вину перед Господом, а загладить ее старался тем, что защищал меня, потомка Адама, которому некогда не возжелал поклониться!.. Но сейчас даже не это главное!
Он поинтересовался холодно:
– А что? Продолжай.
– Мне в спину пытались вонзить два копья, – воскликнул я с жаром, – а он перехватил и оба принял в свою грудь!.. Отец Дитрих, в том и гениальность Творца нашего! Он предусмотрел эту возможность и знал, что после тысячелетий в аду можно пересмотреть свои идейные убеждения и взгляды, переосмыслить жизнь и выйти на свободу с чистой совестью!.. Напоминаю, тот, который погиб и был взят на небо, это Темный ангел, некогда восставший бок о бок с Люцифером! Теперь он сражался за человека и погиб за него. За сие был прощен полностью и взят взад, где наверняка уже получил свои прежние крылья и золотые доспехи, хотя это не доспехи в нашем понимании, а только кираса и поножи с наручнями, хотя чего было ожидать от диких римлян?
Он слушал внимательно, на бледные ввалившиеся щеки слегка вернулась краска, а глаза заблестели жизнью.
– Что, в самом деле… Темный сражался… за людей?
– Именно!
Он перекрестился, сказал с жаркой мольбой:
– Господи, велика мудрость твоя! Только в горниле испытаний и горестей осознаем, что мы есть, чего стоим и каковы наши истинные идеалы!
Я перевел дух, отец Дитрих все же воспринял все намного легче, чем я ожидал, тем более Темный погиб, проблемы больше нет. Хотя, конечно, всей сути я не сказал и говорить не стану. Так, отдельные несознательные элементы хотели бы помешать, но сознательные, которых намного больше, не дадут им распускать руки, разевать клювы и топырить перья. Все путем, все в рамках, под контролем, а с отдельными вытекающими как-то да справимся.
– Это великая надежда, – воскликнул я патетически и в самом деле ощутил, что ничуть не переигрываю, момент действительно великий, близок к поворотному, – мы видим, милость Господа бесконечна, а кто-то уже усомнился!.. Создатель прощает не только людей, хотя частенько и напрасно, но даже ангелов, посмевших некогда воспротивиться ему лично!.. А это значит, недалек час Великого Примирения!.. Отец Дитрих…
Я смиренно поцеловал ему руку и поспешно отбыл, стараясь закончить разговор на возвышенной и даже высокой ноте.
Глава 14
Азазель развалился в кресле в такой свободной позе, словно так уготовился и заснуть, но едва я вошел, спросил совсем не сонным голосом:
– И что тебе нахрюкали святоши?
Бобик вскочил с ковра посредине комнаты и принялся обнюхивать меня старательно со всех сторон, особенно интересуясь карманом, откуда торчит краешек платка.
– Похищена послушница из хора, – сообщил я. – Правда, не солистка… а может, и солистка, хотя в хоре их вроде бы нет? Или есть?.. Не знаешь?
– Не знаю, – отрезал он, посмотрел на меня с новым интересом, – а вот почему ты не знаешь?
– У меня память плохая, – сказал я. – Все помню, потому не сразу могу найти то, что нужно. В общем, то ли дождаться утра, то ли щас…
Он поинтересовался ленивым голосом:
– Она очень красивая?
Я посмотрел на него с надменностью высокодуховного паладина.
– А это при чем?
– Ради уродливой, – сказал он со знанием дела, – ты не стал бы дергаться.
– Глупости, – возразил я. – Она прекрасно поет, так меня заверили. Это значит, не просто красивая, а прекрасная!.. Прима-балерина. Нет, прима-вокалистка. А на внешность можно и глаза закрыть.
– Или на лицо платок набросить, – согласился он. – Тебе помощь нужна?
– Сам управлюсь, – ответил я без уверенности. – И без намеков, лорд Азазель. Не нужна мне помощь в таких делах!
Он сказал поспешно:
