Вскрываем карты! (СИ) - Сухов Александр Евгеньевич
Сохраняя лицо, чтобы не расплыться в довольной улыбке, император сказал с явной издевкой в голосе:
— Война, значит. А длинноносым варварам есть чем с нами воевать? Насколько мне известно из докладов разведывательных ведомств, общий военный потенциал русских не достигает семидесяти процентов от нашего. — Затем уже безо всякого ёрничества поинтересовался: — Может быть, наши специалисты из Кэмпэйтай и Токкэйтай все-таки чего-то не досмотрели? Как ты считаешь, мой дорогой Кичиро? Впрочем, можешь не отвечать, поскольку данный вопрос я должен адресовать не тебе, а руководителям соответствующих ведомств: генералу Кито Сигеру и адмиралу Ясухиро Ёсимуро, которые не далее, как пару часов назад в один голос уверяли меня, что Россия слаба, и войну с ней откладывать еще на год не имеет смысла. — Немного успокоившись, Арахито-гами перевел взгляд на циферблат настенных часов, показывавших четверть первого. Несложный подсчет в голове, за которым последовал очередной вопрос к секретарю: — Скажи мне, Кичиро, почему русские объявили нам войну полтора часа назад, а я об этом узнаю лишь теперь?
— Ваше Императорское Величество, — заметно дрогнувшим голосом и с кислой миной на физиономии начал секретарь, — дело в том, что после аудиенции с императором России автомобиль посла банально застрял в уличной пробке. Выйти на связь с посольством или напрямую с канцелярией Вашего Величества средствами магической коммуникации ему, по неизвестным нам причинам, не удалось. Лишь спустя час с лишним, господину Миядзава получилось добраться до здания посольства, в котором уже вовсю орудовала охранка русских. Перед арестом и помещением в изолятор, допуск для связи с нами, в соответствии с международными протоколами, ему был предоставлен. Помимо официальной радиограммы, я имел возможность кратко пообщаться по телефону с послом, после чего тут же направился с докладом к Вашему Величеству.
— Ну что же, — пафосно начал Арахито-гами, — русские хотят войны, они её… — закончить император не успел, поскольку окна его кабинета со стороны Токийского залива озарил нестерпимо яркий свет. Для того, чтобы преодолеть расстояние в пару десятков километров от эпицентра взрыва ударной волне потребовалось сорок пять секунд. Впрочем, магический купол, поддерживаемый парой сотен одаренных высочайшего ранга не нанес дворцовому комплексу никакого ущерба, чего нельзя было сказать об остальном Токио, особенно в районах, непосредственно прилегающих к акватории залива. С высокого холма взору японского императора предстал вид частично затопленной, частично горящей столицы. Вместе с этим пришло осознание, что могучего флота, способного успешно противостоять кораблям противника у него больше нет. После столь страшного удара, со всех концов империи начали поступать доклады о массированных налетах русских с воздуха и моря на ключевые военные объекты и высадке на острова многочисленных десантов морских и воздушных. При этом хваленая ПВО, на создание которой были потрачены баснословные денежные средства, оказалась не способной дать хотя бы маломальский отпор наглому вторжению врага. После доклада о переходе русских дивизий к успешным активным действиям на всем протяжении линии разграничения на Корейском полуострове, император бессильно опустил руки и безвольным голосом обратился к секретарю: — Кичиро, прикажи нашим специалистам, обеспечить немедленную связь с русским царем…
* * *Кремлевский императорский дворец примерно через час после вышеописанных событий. В колонном зале скопление военных и гражданских лиц самого высокого ранга замерли в ожидании Его Величества Государя Императора Всея Руси. Наконец монарх появился на подиуме и через микрофон мощной электронной акустической системы в несвойственным для него игривом тоне оповестил присутствующих:
— Уважаемые господа, имею сообщить вам, что у нас есть повод незамедлительно откупорить по бутылочке шампанского. — Довольная физиономия Федора Николаевича Вяземского, третьего по счету императора с таким именем на российском престоле, сияла подобно только что отчеканенному червонцу с его же царственным профилем. И безо всяких «мхатовских» пауз он пояснил причину этой своей радости: — В результате только что состоявшейся беседы Нашего Величества с Императором Японии были устранены все существующие разногласия между нашими государствами. Более того, наш кузен Арахито-гами готов немедленно подписать «Акт о полной и безоговорочной капитуляции».
Первой реакцией на слова монарха стала наступившая гробовая тишина. О предстоящем ударе по Японии были оповещены все присутствующие в зале лица. При этом многие непосвященные в проект «Немезида» выражали на сей счет откровенный скептицизм и считали означенный шаг провальной, даже самоубийственной авантюрой, поскольку по всем расчетам специалистов Россия катастрофически отстает от Японии в гонке вооружений и вряд ли её догонит за оставшееся до начала боевых действий на Дальнем Востоке время. И вдруг, нате вам, не прошло и пяти часов со времени начала войны, а царь уже сообщает о готовности самодержца Японии к безоговорочной капитуляции. Умом основательно поднаторевшие в политике сановники осознавали, что ничего подобного быть не может, но народ в зале собрался сообразительный, и если Федор Николаевич сделал какое-либо официальное заявление, объективных оснований не доверять его словам попросту не может быть. А это означает, что снова случилось чудо, и Господь Всемогущий и Всемилостивейший в очередной раз отвел беду от народа российского.
Тишина продлилась недолго. Её нарушил сначала первый нерешительных хлопок в ладоши, затем еще несколько, и наконец все присутствующие в огромном зале Кремлевского дворца разразились дружными и продолжительными аплодисментами. Именно такими словами на следующий день было описано во всех газетах Российской Империи всё произошедшее. По мнению значительной части борцов за чистоту русского языка выражение «бурные и продолжительные аплодисменты» звучит по канцелярски топорно и полностью противоречит исконно русской языковой и грамматической эстетике. Впрочем, всякие там жеманные эстеты непонятной сексуальной ориентации, брутальным российским журналистам не указ.
Эпилог
Капитуляция Японии в результате «Четырехчасовой войны», как её впоследствии начали именовать военные специалисты, а вслед за ними и прочие граждане, охладила милитаристический пыл всех прочих государств. Более того, из-за многовековых разногласий, буквально через месяц после безоговорочной капитуляции Японии, вспыхнула кровавая бойня между Турцией и Ираном. В Европе также назревало что-то не очень для неё хорошее. Отказавшись от Drang Nach Osten, неугомонные прусаки устремили жадные взоры на «исконные немецкие земли». Попытались присоединить к своему королевству юго-западные провинции, но в этой реальности войска кайзера получили жестокий отпор и, основательно умывшись кровью, вынуждены были вернуться домой не солоно хлебавши. А там и Венгрия с Австрией что-то не поделили. Вслед за ними Испания с Францией, а заодно и Италия неожиданно нашли, за что поцапаться друг с другом. Слава Богу, все эти дрязги Россию не затрагивались. И стоит отдать должное царю-батюшке, выступать на чьей-либо стороне он не торопился, точнее, несмотря на уговоры некоторых коронованных «бро» и «систерс», не собирался.
Несмотря на обострившиеся в целом международные отношения, для Российской Империи наступила мирная пора. Оно, конечно, многим в Европе и Азии хотелось бы откусить богатый людскими и природными ресурсами кусочек России, однако опыт «многострадальной Японии» стал холодным душем на горячие головы самых отчаянных забияк. Испытать на своей шкуре печальную судьбу разрушенного до основания Токио и других городов на побережье Токийского залива ни у одного правителя желания не возникло.
Что касается «многострадальной Японии», поначалу практически все западноевропейские средства массовой информации пытались раздуть данную тему. Однако после того, как в ряде редакций случились утечки бытового газа с известным исходом, или в подвале срабатывало неизвестно откуда появившееся там взрывное устройство, все подобные поползновения как-то резко сошли на нет. И вообще писать о России в негативном свете стало опасно для жизни как отдельных борзописцев, так и владельцев издательств. Появилась пасквильная статейка в какой газетенке о том, как царь наш батюшка, опившись водки, скакал нагишом по сугробам в догонялки с медведем, глядь через несколько дней её автор обнаружен в собственной постели отравленный угарным газом или почившим от банального триппера, а главный редактор, поскользнувшись случайно на арбузной (банановой, апельсиновой и так далее) корке и насмерть разбил при падении голову.
