Коммандер (СИ) - Коллингвуд Виктор
Одна из ветвей, наклонившись, подхватила уроненный хауптфельдфебелем полэкс и грациозно поднесла его к Аззи. Та подставила руки, и дерево, чиркнув лезвием топора, перерезало путы. Ведьма скинула с рук остатки веревки, растирая запястья; на лице ее уже не было никаких следов побоев.
Не торопясь, она подняла зеленоватый камушек из-под своей ноги, и, поигрывая им в ладони, подошла к онемевшему от страха Руппенкоху.
Тот стоял на месте как вкопанный, что неудивительно: его тело обвивала прочная и тонкая лоза, мгновенно выросшая у него под ногами. Выглядел он так, как будто сейчас обделается.
Аззи задумчиво повертела камушек в руке. Лицо ее, сосредоточенное и серьезное, выражало печальную неумолимость, как у кухарки, которой совершенно не хочется резать курицу, но - надо.
— Скажите-ка, советник, где живут эти самые «Вепри»?
Руппенкох ничего не ответил, таращась на нее с диким ужасом. Его барсучьи глаза-щелочки казались теперь совсем круглыми, неузнаваемо меняя лицо советника.
Аззи слегка нахмурилась. Лиана, обвивающая жирное тело пленника, вдруг вдавилась в него так, что исчезла в складках плоти. Лицо советника побагровело.
— Отвечай, — тихонько сказала ведьма, почти ласково глядя на него. Но тот как будто впал в ступор, не в силах издать ни звука.
Глаза Аззи вдруг стали холодными и пустыми, как замерзшая осенняя лужа. Внезапно лиана дрогнула и стала мохнатой, как гусеница! Из нее выскочили тонкие, острые шипы в добрых три дюйма длиной. Одежда несчастного окрасилась кровью, лицо стало страшным, видно было, что он терпит невероятные страдания на грани смерти от боли. Если бы он мог кричать, то орал бы как сумасшедший, но он лишь пытался наполнить легкие воздухом, хватая его ртом, как рыба.
— Аззи, постой. Он же не может говорить, дай ему вздохнуть!
Та с иронией посмотрела на меня, продолжая поигрывать камушком в руке, и лиана, дрогнув, отпустила свою жертву. Советник рухнул на землю.
Раздался дикий, утробный вой, полный запредельного ужаса.
— Ну вот, дала вздохнуть. И что, ты хотел послушать это? — спросила Азалайса в перерыве между завываниями советника. Конец лианы между тем толкнул крышку сундука, и та захлопнулась с тяжелым глухим стуком.
— Ты ведь можешь укротить его боль, правда?
— Могу, конечно, только что-то не хочется.
— Мы так ничего не добьемся.
— О, еще как, — рассмеялась она, весело глядя на меня своими разными глазами. — Именно так мы всего и добьемся, особенно от такого куска говна, как этот твой «советник». Кстати, о чем он дает советы? Как жить в городе, среди помоев и дерьма? Обманывать, предавать, убивать и грабить на большой дороге?
— Ну, типа того.
Руппенкох тем временем затих, судорожно хватая воздух открытым ртом. Аззи повернулась к нему. Глаза ее, циничные и пустые, казалось, кричали несчастному: "На, сволочь, получай!"
— Так что там с Вепрями?
В смертельном ужасе советник смотрел на нее. Его узкие, заплывшие жиром глазки почти вылезали из орбит.
— Вы найдете их в пяти лигах на юго-восток от развилки дорог южнее Мортенау, от того места, где стояла таверна, — произнес он наконец. На губах его выступили кровавые пузыри — похоже, лиана повредила легкие.
— Прелестно. Советник, где вы закопали золото убитых путешественников?
— Я все расскажу, госпожа. Оно лежит в глиняном сосуде на дне выгребной ямы у городской стены Теофилбурга. В женской части.
— Чудесно. Последний вопрос. Ты знаешь хоть одну причину, по которой мне не стоит убивать тебя прямо сейчас?
Руппенкох задрожал всем телом.
— Убей меня! Я не могу выносить этих страданий! Эти шипы жалят меня... Великий Свет, как же мне больно!
Голос советника был полон муки.
— Что ты знаешь о страданиях, дурачок! — сказала Аззи равнодушно-презрительно, отступая от него на шаг назад. Тут же из земли вылезло несколько тонких лиан. Одни обвили голову и ноги советника, другие приподняли его тело, изгибая дугой. Раздался жуткий, чавкающий треск — это сломался позвоночник. Толстяк Руппенкох на мгновение застыл в позе складного ножа, затем лианы бессильно упали, и тело гулко грохнулось наземь.
Одна из тонких зеленых плетей скользнула к свинцовому сундуку и на мгновение приоткрыла крышку. Аззи ловко забросила зеленый камушек внутрь, и крышка с тусклым свинцовым стуком захлопнулась вновь. Наконец, она обернулась ко мне, и взгляд ее стал немного теплее.
— Ну что же, герр коммандер! Думаю, мы квиты. Вы запомнили место, которого следует опасаться, и другое, где стоит пошарить?
Я запомнил. Чего тут не запомнить?
— Да, Аззи. Как ты это сделала?
— Ну, вы же понимаете, я не совсем обычная девушка, — она мило улыбнулась мне, — а когда такой, как я, попадается интересный камушек, ее силы становятся... невероятны! Жаль только, нечасто ими можно воспользоваться!
— Эти камни действительно опасны?
— Очень! И для тебя — тоже.
— Гм. А почему ты одного разорвала деревом, а другого — опутала лианой?
— Просто у старого хрыча под ногами оказалось семя вяза, а у жирного каплуна — росток жимолости. Да и поговорить с ним стоило. Тебе ведь понадобятся деньги?
— Как и всем нам. Что с Литцем?
— О, все в порядке, не считая неизлечимого пристрастия к выпивке. Я его подлатала и погрузила в сон. Проспится, все будет хорошо. Хотя стоило бы его наказать за убийство безобидных зверушек!
— Это кого он убил?
— Вепрей, конечно же.
— Ты что, любишь людей с кабаньими головами? Ты что, чувствуешь себя ближе к Вепрям, чем к людям?
Она задумчиво посмотрела на меня, потом на вздернутые на ветки куски хауптфельдфебеля.
— Знаешь, иногда мне кажется, что у меня с людьми вообще ничего общего!
— Может быть, пойдем к лагерю?
— Боюсь, Энно, что наши пути теперь разойдутся!
Вот это да!
— Но отчего?
— Видишь ли, — она посмотрела на меня с грустью, — эти камушки — очень-очень сильные хранители магии. И очень большая редкость. А ты, если принесешь их в лагерь, не меньше половины отдашь своему пироману. А я хочу все. Я жадная. Прости, Энно. Ты хороший парень, но магию я люблю больше любых парней!
Мне стало грустно от такой перспективы. Впрочем, никто друг другу не клялся в верности.... Все по-честному. Наверное.
— Итак, сударь, вы заберете свою погремушку, — Аззи указала на отлетевший в сторону пенал с артефактом, — а я, — свою. Это ведь справедливо?
— Гм. А как ты это унесешь?
— О, ты беспокоишься обо мне? Как это мило!
Она поднесла губы к моей щеке в целомудренном сестринском поцелуе.
— Спасибо за платье, Энно. Я буду вспоминать тебя! — пропела она мне на ухо и, легко обернувшись, пошла вдоль опушки леса, беззаботно пританцовывая.
Рядом со мною раздался шум. Под сундуком как будто выросла кочка из густой дернины. Он зашевелился и приподнялся, затем, как будто поплыл за колдуньей. То, что с трудом несли четверо крепких мужчин, тащила теперь стремительно растущая трава.
— До лагеря всего пол-лье, — крикнула мне Аззи, обернувшись. — Иди по их следам, не ошибешься! Прощайте, коммандер Андерклинг!
И, весело помахав мне рукой, скрылась в чаще, шагая так беззаботно, как будто и не было густых кустов и подлеска.
И я остался наедине с двумя изуродованными мертвецами.
Оба представляли крайне жалкое зрелище, которое даже не хочется описывать. А мне нужно было их обыскать! Нельзя бросать ценные вещи, которые еще на них оставались — я просто не могу себе этого позволить.
Во — первых, тут лежал недурной полэкс, который, чувствую, мне еще пригодится, чтоб прорубаться сквозь орков. Ух ты, какой тяжелый... Во-вторых, на поясе Хозицера еще висел его прекрасный, прочный шлем из цельного куска металла, а на ногах — вполне себе целая пара сапог. Да и мешочек с монетами еще болтался на шнурочке, по-стариковски педантично подвязанном у пряжки ремня. А пятна крови — это же ерунда...
