Ротмистр Гордеев - Дмитрий Николаевич Дашко
- Можно использовать почтовых голубей.
- Ближайшая голубиная станция – в Порт-Артуре. Но тамошние голуби натренированы доставлять сообщения в Леоянь и Чифу. К тому же все они задействованы для связи с осаждённым городом.
- Местный купец Цянь использует голубей для связи со своими приказчиками в соседних уездах. Полагаю, будет несложно с ним договориться использовать его птиц.
Ванновский переглядывается с Али Кули Мирзой. Прямо вижу, как извилины шевелятся под их фуражками.
- А как вы намереваетесь преодолеть линию вражеских окопов с этими своими пулемётными телегами? – Подпускает сарказма Вержбицкий.
- Использую переносные деревянные мостки – три доски, сколоченные между собой поперечными планками. Двух довольно для преодоления подобного препятствия для одной тачанки.
- И у вас они, разумеется, уже имеются в полном комплекте? – Чувствую скрытый подвох в новом вопросе поляка.
- Нет. Но изготовление их не займёт много времени.
- Сколько понадобиться времени на подготовку, Николай Михалыч? – спрашивает Ванновский.
- Три дня, - прикидываю я.
- Вы же говорили, изготовить эти ваши мостки не потребует много времени? – корчит недовольную физиономию Вержбицкий.
- Потребуется время на слаживание взаимодействия бойцов при пересечении линии окопов. Да и договориться с китайским купцом о его почтовых голубях тоже займёт время, - излагаю я.
- Могу я напроситься в рейд с господином штабс-ротмистром? – Маннергейм поворачивается к Али Кули Мирзе.
- Мне бы тоже хотелось испробовать себя в настоящем деле, - неожиданно встревает в разговор Вержбицкий.
- Это, господа, уж как господин Гордеев решит, - персидский принц разводит руками.
Если компании тролля я искренне рад, то присутствие в рейде зловредного поляка энтузиазма во мне не вызывает. Ну, никакого.
- Господа, я не против, но, в рейде у отряда один командир, остальные беспрекословно выполнят его распоряжения и приказы вне зависимости от чинов.
- Согласен, - Маннергейм жмёт мою ладонь своею ручищей.
- Не имею возражений, - Вержбицкий пижонски щёлкает каблуками, сопровождая движение коротким кивком.
- Тогда возражений не имею.
А что остаётся?
Мостки сколотить успели – по три комплекта на каждую тачанку. С купцом о голубях договорились – на время рейда непосредственную заботу о пернатых СМСках взял на себя мой ординарец.
Домовой неплохо умеет договариваться с мелкой домашней живностью. Цену, правда, купец Цянов, как сам себя он именует на русский манер, запросил неимоверную – сто рублей золотом. Сам бы я не потянул, но тут платит казна, так что можно не переживать.
От ежедневных многочасовых занятий, к которым я не без удовольствия привлёк в качестве новобранцев Маннергейма и Вержбицкого, осталось даже немного времени, чтобы встретиться с местным кожевником и обрисовать ему задачу изготовления противопульной брони для тачанок и лошадей по принципу кожаного ламеллярного доспеха.
Вержбицкий меня несколько, признаюсь, удивил. От его обычного ехидства и сарказма почти не осталось следа. Штабс-капитан тянул тренировки наряду со всеми остальными и даже согласился переодеться на время рейда в наши «маскхалаты» по типу «леший».
Мы готовы к выступлению. Тачанки в бой хоть сейчас: рессоры проверены, ступицы смазаны, пулемётные ленты набиты патронами, бойцы вооружены до зубов – у каждого помимо карабина ещё и по револьверу – для увеличения огневой мощи, у всех запас ручных гранат. Все в маскировочных накидках, рожи размалёваны почище, чем у некоторых демонов.
Шведско-финский тролль и Вержбицкий не выделятся из общей массы. В глазах Маннергейма – искрится азарт. Да и у саркастичного поляка проглядывает искреннее любопытство.
Смотрю на карманные часы. В японских окопах, не ожидая дурного, кашевары разносят самураям пайки – рис, маринованные сливы, консервы, зелёный чай. Японцы орудуют своими хаси (палочками), поглощая отпущенное им императорским правительством пищевое довольствие.
Время.
Грохнули с нашей стороны пушки первым неожиданным залпом. Второй залп. Третий. Дальше беглым огнём по заранее намеченным целям. Пятнадцатиминутная артподготовка с закрытых позиций.
Секундная стрелка довершила последний круг, суматошно дёргаясь. Рухнула неожиданная после грохота и давящая тишина.
Пора.
Пехота, которая должна прикрывать наш прорыв, с криками «Ура» поднимается в атаку. Перебрасываем через наши окопы заранее приготовленные мостки. Тачанки, по команды Будённого, а за ними и мы верами, устремляемся следом за пехотой в атаку на японские позиции.
Не сразу, но японцы всё-таки очухиваются. Стучат навстречу нам выстрелы их «арисак».
Поздно. Лаву нашего наступления не остановить. Тачанки подлетают почти к линии японских окопов, делают резкий поворот, и, двигаясь вдоль них, поливают свинцовым дождём всё живое. Японские позиции прикрыты «колючкой» - «спиралями бруно». Поверх них наступающая пехота кидает мостки, преодолевая это препятствие и обрушивается в японские окопы. Выстрелы, крики ярости, удары штыками, саблями – ярость и круговерть рукопашной.
Как хочется принять в этом участие, но у нас другая задача.
Поперёк японских окопов, где всё ещё идёт рукопашная – фактор неожиданности сделал своё дело, японцы начинают поддаваться, кто-то бежит, выскакивая из схватки, кто-то поднимает руки вверх, надеясь на милосердие русского солдата, мои бойцы перекидывают ставшие штатными мостки, по которым линию окопов пересекают тачанки и наша конная группа. Мостки собраны, приторочены к тачанкам, и наша охотничья команда устремляется вглубь занятой японцами территории, оставляя за спиной резню в захваченных нашей пехотой японских траншеях.
Плотной группой мой отряд выскакивает на дорогу, движемся рысью – две тачанки в авангарде, две тачанки в арьергарде, передовой дозор, боковые дозоры, всё, как положено. Торопимся – надо уйти, как можно дальше, а затем скрыться в ближайших лесах и начать дальнейшее разведывательно-диверсионное веселье.
Спасибо передовому дозору, успеваем укрыться в лесу до того, как на дороге показывается спешно марширующий к месту нашего прорыва японский полк. Отдыхаем, а ночью возвращаемся на дорогу. Риск столкнуться с японцами в ночное время минимален. Здесь и сейчас ночью воевать не принято. Равно как и совершать маневры. Тем не менее, движемся осторожно с соблюдением необходимых мер предосторожности.
Следующий день проводим в лесу. Надо ж осмотреться, что тут вокруг нас происходит. В разных направлениях уходят разведтройки. Идут пешими за сведениями и языками.
Сеть раскидываю широко – в лагере остаётся примерно половина нашего отряда. За обедом ко мне подсаживаются Вержбицкий и Маннергейм, могу их понять – я им ровня, хотя нравы в нашем отряде, со стороны могли бы показаться, едва ли не анархической
