Елена Гриб - Игра в чужую жизнь
Куда и девалась боязнь крови – схватилась, бросилась к нему, одним рывком разодрала хлипкую льняную рубаху, стремясь определить самые глубокие раны, перетянуть, не дать выплеснуться тем крупицам живой руды, которые удерживали паренька на этом свете. И поняла, что ее спутники отнюдь не были толстокожими и жестокими. Просто они знали – гартонцы бьют наверняка, и выжить после их ударов трудновато даже не-людю. А когда несколько десятков разъяренных воинов внезапно ощущают потребность мстить…
Лин беспомощно оглянулась, встретилась глазами с Марком. И прочла в них некоторое… колебание, что ли? Метаморф каменным изваянием застыл неподалеку, а Зелина медленно пятилась, не сводя взгляда с распростертого тела. С чего бы это? Богиня ведь Жизни, и не такое должна была повидать… Жизни! Решение пришло мгновенно.
– Зел, спаси его!
Та медленно, как в трансе, покачала головой.
– Ты же богиня Жизни! Это твой долг! – лучше бы не говорить этих слов…
Рыжая скривила губы в усмешке, решительно мотнула гривой:
– Я никому ничего не должна. Тем более ему! А насчет благотворительности меня сегодня просветили… Не обижайся, рьяска, но я покинула свой храм и возвращаться туда не собираюсь.
Девушка не дала себе времени на раздумья. Сегодня она уже потеряла одного ребенка, и хоть ее вины в том не было, на душе скребли кошки. А позволить Виму умереть лишь потому, что Зелина не в настроении… Нет, и пусть сожаления приходят потом!
– Я не прошу. Я предлагаю, – Лин не узнавала собственный голос – хриплый, усталый и обреченный. – Равноценный обмен, помнишь? Одно желание.
Богиня приостановилась. Девушка кожей чувствовала ее колебание.
– Любое желание. Ты же мечтала поквитаться! Второго шанса не будет.
Зелина внезапно широко улыбнулась, да так, что парочку подобравшихся ближе зевак как ветром сдуло.
– Это было твое решение, рьяска. Как же ты о нем пожалеешь! Да ты представить себе не можешь, о чем попросила!!!
Она исчезла в вихре портала вместе с парнишкой, а Лин поплелась, едва волоча ноги от непонятной усталости, в свою хижину.
И ужин, который вечером, как обычно, принес Кари, оказался у него на голове. В буквальном смысле…
* * *
Сизое кольцо, медленно выползавшее из ладони Первого мага, внезапно лопнуло, обдав его жгучими искрами. Ванис от неожиданности взмахнул руками… и осознал, что силы закончились. Нет, с его магическим потенциалом все было в порядке, а вот младший брат, используемый как резерв, стал пустышкой. Это могло означать только одно – Ангас мертв. Не мог же он сознательно прервать связь?
Беловолосый маг пробормотал несколько проклятий. Как не вовремя! Да, зря он послушал глупого мальчишку… А, плевать! Через пять дней начнется настоящая жизнь – та жизнь, о которой Первые маги мечтали в заточении.
Но неужели она еще жива?
Ванис попытался сосредоточиться на плетении заклинаний, однако с удивлением понял, что нервничает. Петли выходили сплошь кривые да покореженные, такими только крестьян пугать, а не воевать со Странным Лесом. Проклятье!
Маг глубоко вздохнул и направился в стан паломников.
* * *
Сердиться – очень трудное, муторное и совершенно неблагодарное занятие. В этом девушка убедилась на собственном печальном опыте. Решив после памятного «желания» метаморфа полностью того игнорировать, она столкнулась с первой проблемой: ввиду ухода расстроенного Марка в загул (а огорчило его отношение Зелины) поговорить хотя бы о погоде стало попросту не с кем. Император своими отцовскими обязанностями пренебрегал, предоставив «дочери» свободу, эльф с некоторых пор уже не проявлял былого дружелюбия и заботливости, в чем Лин не могла его винить, а Крезин и раньше держался особняком, не пытаясь перейти некую границу, отделявшую случайного попутчика от хорошего знакомого. Кстати, после того, как скоропостижно скончался гартонский король и Геданиот начал спешно готовиться к коронации, даже частые шуточки со стороны гвардейцев прекратились – вряд ли кто не знал, что у принца есть собственные понятия о достоинстве, непредсказуемый характер и Сила Огня…
Между прочим, с точки зрения управления страной перемены правителя Гартон почти не заметил. Это позволило недругам утверждать, будто Геданиот во всем копирует своего отца, а настроенным более дружелюбно – что он пойдет гораздо дальше Грайта, раз смог так быстро разобраться в правлении, да еще и не начал вводить реформы с бухты-барахты.
Девушка часто задумывалась, подозревал ли хоть кто-нибудь, что принц давно готовился занять трон, причем вакантное местечко освободилось не просто так? Вряд ли. Покойный король был столь харизматичной фигурой, что умудрялся подавлять всех вокруг, включая своего сына – правда, только перед другими. Ничего, вскоре гартонцев ожидают серьезные перемены – престол займет темная лошадка, которая, без сомнения, имеет собственные планы на страну. И не стоит обольщаться – теперешнее затишье всего лишь предваряет бурю, ведь Геданиот отнюдь не дурак, чтобы с наскока рушить древние законы, не успев взгромоздиться на трон. Единственное, что радовало – нежелание принцем войны. А остальное… но об этом пускай болит голова у настоящей принцессы Маргалинайи!
Вторая проблема казалась гораздо хуже: Лин боялась. Боялась, что возвратится богиня Жизни и потребует с нее долг. Девушка почти сразу пожалела о своей опрометчивости. Мысленно переигрывая сцену у подножия Скалы Перемен, она находила иные варианты спасения Вима. Почему-то теперь, когда все было позади, на ум приходило множество завлекательных предложений для Зелины, начиная от слезного взывания к ее совести и заканчивая обещанием никогда не действовать на нервы. Впрочем, Лин понимала – ничего вернуть нельзя. Любое желание. Одно. Всего одно любое желание, но, пожалуй, этого хватит богине, чтобы отыграться…
Стоило бы отвлечься на что-то иное и не мучить себя ожиданием. И на что же? Сначала почти все чувства затмевала ярость из-за утраченной возможности (реальной!) вернуться домой, потом – горькая обида (в большей мере на судьбу и Лито, чем на метаморфа, ведь если бы богиня Воздуха сначала спросила ее…), а вскоре остался лишь страх и какое-то неопределенное ощущение надвигающейся беды. Предчувствие, хотя ни во что подобное девушка не верила. И оно усиливалось с каждым мгновением, приближавшим Храм Земли…
Третью проблему Лин создала сама. Вернее, ее образовала жалость, которая тихонько ныла: «Ну нельзя, нельзя, нельзя долго злиться на того, кто охраняет тебя безмолвной тенью и смотрит глазами побитой собаки, моля о прощении… тем более, уже ничего не изменить. Да и что с не-людя взять-то?!». Гнев возражал: «Черт с ним, пусть мучается! Тебе ж тоже хреново». Гордость подытоживала: «Все равно первой выбрасывать белый флаг не стоит. И вообще – благотворительностью теперь даже боги не занимаются».
Также оставалось несколько мелких вопросов, ответы на которые существенно облегчили бы жизнь «принцессе», а заодно и Лин. Например, почему сердце Храма Земли – Пещера Плодородия – закрыта, и ни один паломник не может в нее войти? Как называть тамошнюю богиню: Гана или Геба? Зачем продолжать Путь Всех Святынь, если без Геданиота теряется весь смысл этой изначально бессмысленной затеи? Будут ли еще покушения или неведомый злодей прекратил свои настойчивые попытки? И самое главное – когда же, наконец, Маргалинайя разрешится от бремени, ведь до дня свадьбы осталось меньше двух недель?..
* * *
– Дисон, прошу тебя, позови Крезина, – попросил-приказал император Велли своему придворному врачу. – Мне необходимо с вами посоветоваться. Это срочно.
Эльф не стал задавать лишних вопросов. И так понятно, о чем хочет поговорить Малдраб – эта тема почти сутки не сходит с языков большей части населения. Новый король Гартона: что сулит его правление?
Советник нашелся возле входа в землянку, отведенную для него жрецами храма Земли. Правда, землянкой это сооружение называли лишь из уважения к предмету поклонения – на самом деле крепкий деревянный сруб стоял на грунте и был присыпан сверху неким количеством глинистой почвы. Внутри него кто-то сдавленно стонал. Дисон чутко повел ушами, ловя каждый шорох. Крезину это не понравилось, но он ничем не выдал своих чувств.
– Что-то случилось?
– А? – переспросил эльф, определив: в землянке находиться только один человек. – Император зовет. На совет. А кто там?
– Раб, – коротко ответил советник, мгновенно подбираясь. – Наказывает сам себя.
Врач ничем не выдал своего удивления, хоть до сих пор был уверен, что Крезин – идейный противник рабства, тем более телесных наказаний. Он когда-то даже пытался повлиять на судовую систему империи, упразднив палачей и заменив половину способов казни на простое повешение.
– Может, уже хватит? – неуверенно заметил Дисон. – Мне кажется, он скоро копыта отбросит.
