Мы из блюза - Дмитрий Игоревич Сорокин
Пуля виноватого найдёт.
Проверим чемоданы — всё ли в порядке
Пошарим по карманам — всё ли на месте
Покашляем покурим посидим на дорожку
Всё ли понарошку?[55]
Между песнями почти не было пауз — и стояла тишина. И лишь когда Саша допел щемящую песню про дурачка, который всё ищет того, кто глупее его самого, выяснилось, что концерт окончен — и вот тогда квартира взорвалась овацией. Уже чуть позже Вертинский пояснил, что все песни принадлежат перу одного, безвестного прежде автора, который сложил голову на войне, а потом снял очки, фуражку и снова превратился в того Сашу, которого мы все знали. И спросил, как всегда, застенчиво: понравилось ли нам? Уж не знаю, как примет его публика в театре, но мы ему устроили настоящее чествование, а я предложил снять несколько киносюжетов с участием этого нового образа и показывать их во время концертов — идеи обрушились на меня лавиною…
Вот так оно и было. И, когда нам с Сашей семнадцать лет спустя в Лос-Анжелесе вручали премию американской киноакадемии за лучший в мире музыкальный фильм, мы оба, не сговариваясь, вспомнили этот «квартирник» у Веры Холодной.
* * *
Это была, пожалуй, самая неординарная сессия звукозаписи в моей карьере. Оставим в стороне архаичность оборудования — где привычные мне усилители, педалборд с «примочками», где главный микшерский пульт — краса и гордость любой студии, наконец? Да нету, не придумали пока. Но это ладно. В крохотном павильончике кроме довольно громоздкой древней аппаратуры, техников и меня поместилась ещё уйма народу: две императрицы, четыре царевны, одна Матрёна, десять человек охраны, три фрейлины и даже один репортер, которого под шумок протащили граммофонщики. Царь грустил и прийти не соизволил, ну и фиг с ним. В отдельном углу сидели «нотники» и влёт писали по двадцать диктантов каждый: один записывал ноты, второй — слова.
Пока не началась запись, я провел краткий инструктаж среди публики, попросив во время записи, по возможности, не шуметь, а также рассказав, что все происходящее, за вычетом моей только что озвученной просьбы, лучше всего воспринимать просто как домашний концерт. «Продюсер» подхватил идею и предложил после каждой песни аплодировать, и как можно громче. И процесс пошел. «Интродукция» — песня — аплодисменты. И так двадцать раз. Удивительно, но для такого большого концерта, да в микроскопическом битком набитом помещении, да с неизбежными паузами между песнями, публика держалась стойко и желающих покинуть наш царскосельский квартирник не было ни одного. Но вот записана последняя песня.
— Спасибо за поддержку, дорогие друзья, — я встал и поклонился публике, как-то подзабыв с устатку, кто там самые главные «друзья». — Вы мне очень помогли!
— Дядя Гриша! — раздался знакомы голосок откуда-то из угла. — А вы можете записать пластинку специально для детей?
Это Швыбзя. Я чертовски устал, но расслабляться рано. Но какова умница, а?
— Разумеется, ваше императорское высочество. Если господа не против…
— Ни в коем случае! Работаем, господа! — воодушевлённо вскричал «продюсер».
— …то вам стоит лишь повелеть, — закончил я мысль. — Насколько я понимаю, монархия работает именно таким образом.
— Тогда Мы, великая княжна Анастасия Николаевна, повелеваем вам записать песню для детей!
— Слушаюсь и повинуюсь, ваше императорское высочество! А вот есть у меня такая еще мысль… — я озвучил идею, получил одобрение обеих императриц, Швыбзя подошла ко мне и запись началась:
— Здравствуйте! Я — великая княжна Анастасия Николаевна, и по моей личной просьбе дядя Гриша Коровьев сейчас споёт для всех юных слушателей пластинок «Русского акционерного общества граммофонов» песню о звёздах.
Я тронул струны:
Ни дождика, ни снега, ни пасмурного ветра…
— Григорий Павлович, тогда и на вторую сторону нужно что-то детское! — резонно заметил делец от звукозаписи.
— Да, разумеется. Сейчас соображу, что именно… А, вспомнил. Давайте-ка ещё одну колыбельную — как раз очень тематическая пластинка получится. Готовы? Начали!
Скажи, сова, ты что не спишь?
Скажи, сова, куда летишь?
И отвечала мне сова: «Я голодна, поем сперва,
Лечу, спешу туда, где мышь»[56].
Десять минут спустя, выжатый, как лимон, но весьма богатый, я выбрался в парк. Закурил, пальцы дрожали.
— Знаете, сударь, пожалуй, это было потрясающе, — задумчиво сказала, подойдя, Мария Фёдоровна. — Огромное вам спасибо.
Газета «Петроградский листок»
Сенсация: Распутин мёртв!
При проведении дежурных работ по расчистке русла реки Мойки против руин дворца кн. Юсуповых из воды был поднят труп мужчины лет 45–60. Хотя изрешеченное пулями тело, определенно, провело в воде несколько дней, его удалось опознать. Это оказался небезызвестный «старец» Григорий Распутин. Опознание проводил, в том числе, совершеннолетний сын убитого, о чем надлежащим образом составлен полицейский акт. Как пояснил нашей газете судебный следователь Адмиралтейской части г-н Д., всё свидетельствует о том, что Распутин был убит, а тело его утоплено в реке незадолго до пожара во дворце. Заверяем, что будем самым прилежным образом информировать читателей о ходе расследования.
Глава 19
Распутин-блюз
Не снимая шинели по причине некоторой прохдады, Блок сидел за столом в хате и писал. Писал отнюдь не стихи — они здесь, в Белоруссии, среди унылой рутины войны, прорывались не часто, — но всего лишь дневной отчет о выполненной 13-й инженерно-строительной дружиной Союза земств и городов работе по восстановлению окопов, траншей и прочей полевой фортификации. Писанина эта давно стала привычной, немалый по размерам документ рождался быстро, благо почти на каждый его пункт имелась запись в блокноте, сделанная самим Блоком либо кем-нибудь из коллег на других участках.
Скрипнула дверь, вошел добрый знакомец — прапорщик Штиллер.
— Ага, как знал, Александр Александрович, что здесь застану. Чаем не богаты ли?
— Ох, Виктор Рудольфович, и богат, и нищ! — оторвался Блок от отчета. — Заработался, верите ли — совершенно забыл не то, что про чай, но даже про обед!
— Ну, это мы поправим, — и Штиллер, не прибегая к помощи нижних чинов, не без труда раздул огонь в печке, подбросил еще сухих березовых дров и поставил на плиту котелок с водой.
Пока он проделывал все эти увлекательные процедуры, Блок продолжал трудиться над отчетом.
— Фух! — шумно выдохнул прапорщик. — Ну, теперь только кипятку дождаться. Бросьте вы этот чертов отчет, ради бога, идемте во двор, покурим.
Во дворе Блок в бессчетный раз удивился, насколько же в хате душно — и как тут свежо. Работая,
