Я Распутин. Книга 3 - Алексей Викторович Вязовский
Пришла пора приниматься за Москву, но тут со всей силой подключился сам Лев Николаевич. Вот порой даже и не знаю, вредит такая прямолинейность или помогает — объявил граф о лекциях в защиту мира. Так сказать, наш главный пацифист.
И публика испытала двойственные чувства. С одной стороны, однозначный моральный авторитет, чье положение бесило разве что уж самых отморозков-черносотенцев. Даже Патриархия терпела его сквозь зубы — ну а что еще делать, если сами же объявили, что “Церковь не считает его своим членом”.
С другой — столько лет публицисты всех мастей вдалбливали о славянском братстве, единоверцах, босфорах и дарданеллах, что это стало своего рода аксиомой. Проливы? Надо брать, дайте два!
Так что в московским обществе наблюдалась некоторая растерянность. Прямо и однозначно высказались только фланги противостояния — толстовцы поддержали, черносотенцы, хоть и раздробились уже на пять или шесть организаций, заявили, что не допустят.
А там и “сдох ишак”. Бряцанье оружием, даже не наше, Австро-Венгрии — сыграло роль и Турция объявила, что согласна на мирный конгресс в Париже. Дескать, давайте все спокойно обсудим, зачем воевать, лучше торговать. Черноморские зерновозы пошли через Проливы, ситуация вернулась в норму. Там, на юге. А в столице я имел неприятный разговор со всей военной верхушкой. На “правеж” меня вызвали Редигер, Корнилов, присутствовало несколько генералов с адмиралами.
— Что же вы это Григорий Ефимович, помимо Военного министерства мобилизацию проводите? Собираете добровольческие батальоны?! — Редигер вроде начал спокойно, но постепенно его голос обрел силу — Это теперь каждый депутат себе роту соберет? А каждый министр по полку?
— Да хоть бы и так! — завелся я. Учить они меня собрались! — Сколько у вас полков во время дошли до театру учений? Половина? Треть? А с подвозом провианта и огнеприпасов как? Все удачно? А я слышал иное. Дескать, солдатики и поголодать успели и без палаток осенью оказались. Пущай и на юге…
Генералы наморщились, адмиралы же воспряли, заулыбались. У них-то все прошло на пять с плюсом. Даже подлодка “Камбала” удачно отстрелялась учебными торпедами по броненосцу «Ростислав» и условно потопила его. Кроме того, впервые была испытана авиаразведка на море. Как раз тем самым лейтенантом Кульневым — несостоявшимся кавалером Танеевой.
— Ежели нас ждет тяжелая, длинная война, то без добровольцев нам никак — вдалбливал я генералам простую в целом истину — И это должен быть такой доброволец, которые не дезертирует сразу с фронта. Будет воевать. Стойко и упрямо! А еще, это такой доброволец, коей обучен стрелять, колоть штыком, обихаживать себя. Хоть у нас народ то поразбежался, однако ж некоторый костяк офицерского состава набрать удалось. Списочек то вот он! — я помахал пачкой бумаг.
Остудить пыл военных удалось не сразу. И крови они у меня попили много. Как же… рушится монополия армии и в мобилизации, и в обучении стрелковому делу. Сколько я не агитировал за всероссийское состязание “Лучший снайпер” — все бестолку. Генералы жаловались на отсутствие финансирования, прицелов для винтовок, на косность офицерства.
— Опять как в 4-м году со спущенными штанами окажемся перед войной — стращал я.
— Так патронные заводы трудятся — возражал Редигер — Снарядами тоже запасаемся.
— Крепости ремонтируем — соглашались генералы — Даже телеграф тянем в расположения полков и дивизий
— Мало! Мало этого — напирал я — Нужно больше железных дорог в будущей прифронтовой полосе, больше тяжелой артиллерии. А военные аэродромы? Каждому корпусу надо думать, куда их ставить, да не по одному.
У Редигера глаза стали круглыми.
— Что за аэродромы??
— Место стоянки самолетов. Вот смотрите: к концу года заводы выпустят уже тридцать-сорок штук серийных аэропланов; к концу следующего восемьдесят-девяносто, еще через год счет пойдет на сотни. Школа пилотов в Гатчине також работает, второй выпуск был, третий на подходе. Что со всем этим делать прикажете?
Господа генералы и адмиралы призадумались. Так-то вроде летают сами по себе стрекоталки, ну и пусть летают, а тут вдруг выясняется, что их будет много, да и польза от них уже очевидна. И разведка, и донесение доставить…
Мореманы было вздохнули — ну ясно же, что в первую голову этот чемодан без ручки достанется армейским, но я им тоже ежа подкинул:
— Или вот, поставить аэроплан вместо колес на поплавки — так он и с воды взлетать сможет, и садиться! Машинка маленькая, на ту же башню орудийную запросто влезет, а случись нужда — спустить его за борт лебедкой….
— Стрелой, — пробурчал кто-то из флотских, обиженных за незнание морских терминов.
Этой идеей я добил не только адмиралов, но и всю военную верхушку. Если будут самолеты, значит, это новый род войск и кто-то должен им командовать. А это новые чины, звания, деньги… Так что за авиаотряды разведчиков теперь можно не беспокоится.
— Ладно, это дело на завтра. Вы лучше вот что скажите, Григорий Ефимович, — вернул всех с небес на землю Редигер, — куда собранные деньги намерены потратить, коли батальона не будет?
Ай, молодец. Коли гражданским мобилизацию проводить нельзя, то и на деньги надо лапу наложить? А вот хрен тебе, Александр Федорович! Кинем косточку адмиралам:
— Полагаю, надо их употребить на выкуп у японцев крейсера “Варяг”. Поднять они его подняли, в порядок привели, негоже, чтобы символ русской славы в чужих руках оставался. Да и кораблей на Дальнем Востоке у нас не так, чтобы много.
Глава 20
— Семь пулек как в Сараеве — пробормотал я, разглядывая новую докладную записку Зубатова.
Некий поручик Фролов гудел с друзьями в “Доминике” на Невском. Рядом гуляла компания купцов. Слово за слово, мордой об стол — офицеры подрались с торговцами. Поле боя осталось за купечеством — поручика выкинули из ресторана на мороз. Но это еще не конец истории. Обиженный офицер зашел домой, взял наган, вернулся в “Доминик” и высадил шесть пуль в негоциантов. Один убит наповал, трое ранены. Фролов арестован, сидит в тюрьме.
— Простите, что? — Сергей Васильевич поерзал в кресле, допил кофе. Звякнула чашка, в кабинет тут же заглянула Лохтина
— Господа,
