Тьма. Том 3 - Лео Сухов
Уличные банды, мусор, алкоголики, полуразвалившиеся халупы. Одним словом, неблагополучное место. Я тут, понимаешь, планы на будущее строю, а сам живу в дерьме — вот как так?
Почему моя семья забилась в эту дыру? Если я правильно понимаю, то шестнадцать лет назад здесь было не лучше. Что гнало моих родителей в этот ад и Израиль? Зачем покупать дом в одном из немногих углов, где с годами он может только подешеветь?
Я пытался спрашивать у матери… К сожалению, она сразу приходит в бешенство от вопросов на эту тему. Пришлось забросить попытки понять логику родителей. Да и вообще, логики у них не было, похоже — только эмоции. Прямо так и представляю, как батя гордо презентует маме жилище:
— Смотри, дорогая, какой терем я прикупил!
— Но это же халупа, дорогой! Зачем?
— Да вот… Психанул чёт…
— А, ну тогда ладно!
Ну правда, за те же деньги можно было выбрать место поприличнее. Но вот упёрлось моим родителям поселиться в Усадебном углу…
Ладно, с этим я как-нибудь разберусь. Стану миллионером из трущоб, в конце концов. Не самый плохой жизненный концепт.
Но всё-таки зачем они купили здесь дом, а?
Тот день стал поворотным для Ишима. То проклятое 1 сентября, плавно перешедшее во 2-е, породило мощную волну негодования, которую не могли сдержать ни вера в царя и Бога, ни Полицейский Приказ, ни княжеские ратники. Тем более, что последние в полном составе отсутствовали в Ишиме: ушли отражать нашествие Тьмы.
Пока я, Костя и Малая возились с трупом водителя брички, город начинал бурлить, как закипающее варево в котле. И, конечно, мы ничего не заметили: всё-таки ночь — не время для активных протестов. Но, как я потом узнал, вечером этот процесс уже набирал обороты.
Чтобы утром вылиться в первый громкий «бульк». Пикет у здания Городского Собрания, устроенный родственниками погибших во время паники. Само собой, на этот признак народного недовольства особого внимания никто не обратил. «Недовольное стояние» продлилось несколько часов и завершилось к вечеру. Никто из городских властей к «стояльцам» не вышел.
А ночью со второго на третье сентября был обнаружен новый труп двусердого. Снова жертвой стал учащийся — на этот раз из Княжеского училища Ишима. И картина, опять-таки, была знакомая: тело буквально истыкано ножом, но при этом никто ничего не слышал и не видел. Об этом убийстве я узнал в то же утро, ещё перед первым занятием в Васильках.
Учебный год начался, и теперь новости я узнавал вовремя. Мои однокашники хоть и были родовитыми, но сплетничали, как самые обычные люди. Правда, с умными лицами и отсылками на авторитеты знакомых и родственников… Однако на этом разница и заканчивалась.
Поскольку учились мы в бывшем доме отдыха, то классы пришлось делать из спальных комнат. Между ними сломали перегородки, объединив по две спальни в одно помещение, но места всё равно не хватало. Сидеть приходилось скученно: либо по два человека за столом там, где успели поставить парты, либо всем вместе за одним большим столом.
Лично мне это не мешало, а вот благородным было неуютно: они привыкли к комфорту, а тут — «какие-то стеснённые условия, и дышать нечем». Впрочем, судя по активному ремонту, стихавшему лишь в учебные и ночные часы — страдать моим товарищам оставалось недолго.
В первый день занятий я сел в стороне, поглядывая вокруг и изучая обстановку. И почти сразу заметил, что мои одногодки разделились на три группы. Первая из них относилась к покровским родам: Андрей Вилкин, чья семья занималась нефтянкой под Покровском-на-Карамысе, Александр Зауральский из рода промышленников и Анна Лукьянова, дочка бывшего городского головы.
Эти трое предпочитали сидеть плотной группой, болтать исключительно между собой и бросать презрительные взгляды на Покровскую, которая по идее должна была быть в их компании, но… Не сложилось, да.
А вот мы с ней, учитывая нехватку свободных мест, частенько оказывались за одним столом. К слову, именно она рассказала мне, кто есть кто на нашем втором году обучения.
Ещё одной группой были «дальние» — ребята, чьи рода находились далеко, а их самих занесло в наши края неизвестным ветром. К ним относились Ямской и Пскович, а ещё Володя Патриархов из семьи крупных землевладельцев из-под Черноморска — города на берегу Чёрного моря, которое тут, кстати, иногда называли Греческим.
Как мне шепнула Покровская, Володя был единственным из наших однокашников, чьё происхождение давало повод задирать нос. Род Патриарховых был старый, крепкий, большой и очень богатый. Но сам Володя, на удивление, оказался весёлым, компанейским и жизнерадостным.
Третьей группой были ребята, чьи рода большей частью относились к элите Ишима. Среди них выделялась Вася, которую можно было причислить к общекняжеской элите, и близнецы Песцовы — брат и сестра — чей род владел торговыми и промышленными предприятиями по всему княжеству. Их, кстати, перевели в Васильки в последний момент, когда стало понятно, что на втором году обучения так и останутся два свободных места.
Все остальные «ишимцы» относились к элите города и окрестностей. Это были уже знакомые мне Пётр Беломорцев и Евдокия Овсова, а ещё Руслан Федосеев и Ярополк Коновалов, чьи рода занимались сельским хозяйством в окрестностях Ишима.
Ну а ещё, естественно, был я, весь такой красивый. И тоже, как и Покровская, стоял особняком. Правда, в отличие от девушки, изгоем не был. Мало того, что общался с Васей, Ямским и Псковичем, так ещё и почти сразу сошёлся с Патриарховым — впрочем, тот дружить умудрялся со всеми — и, как это ни странно, с Песцовыми. Последние сходу пошли со мной на контакт: вероятно, благодаря Василисе, которая провела на мой счёт активную рекламную кампанию.
Так что злобные взгляды, которыми одаривали меня «покровские» и некоторые «ишимцы», я благополучно игнорировал. А они пока не решались на активные действия, не зная, чего от меня ждать.
И тем самым упускали момент, когда «безродыша» можно было как-то приструнить. Как минимум, рискнуть это сделать.
Впрочем, упускали они его ещё и потому, что каждый вечер я был занят: шёл после уроков на дополнительные занятия, подтягивая знания по всем предметам.
А преподаватели, между тем, уверенно заявляли, что пара недель такой активной учёбы без роздыха — и я догоню «однокашников».
Ну а дальше мне предстояла сущая малость: вырваться вперёд, обогнав весь
