Авиор - Михаил Иванов
Я же воспользовался заминкой, бросился вниз уходя с линии огня, и проскользив по влажной земле, нанёс удар обеими ногами в колено противника. Инерция моего тела была высокой, я сбил противника с ног, и он полетел прямо на меня. В полёте перехватил руку с зажатым в ней револьвером. Пару раз он успел нажать на спуск, и хлопки выстрелов, отражаясь в стенках окопа повторно оглушили меня, но на этот раз только на левое ухо. Зато я успел съездить ему кулаком по скуле, заставив ненадолго потерять концентрацию. А там я уже развил успех, вывернув руку, заставляя выронить револьвер, и ещё парочку раз заехал по лицу, однозначно вырубая противника, но не убивая.
К этому времени успел очухаться первый боец. Не пытаясь в темноте отыскать оброненное оружие он вытащил из ножен клинок и снова бросился в атаку. Я успел лишь перекатиться и вскочить на ноги, но за это получил широкий порез. Грудь обожгло, а форма слегка расползлась, обнажая рассечённую кожу, заливаемую моей кровью. Я отшагнул назад, разрывая дистанцию и стараясь не дать её сократить, я со всей силы зарядил гарнизонцу сапогом в грудь, отбрасывая назад. Неловко взмахнув руками, потеряв равновесие и поскользнувшись на влажной земле, а затем и вовсе запнувшись о своего лежащего без сознания товарища, гарнизонец сделал несколько быстрых шагов назад, пытаясь не упасть, но всё-таки завалился назад и рухнул на спину. Прямо на ту самую злополучную стрелу с неразорвавшимся кизельгуром.
Громыхнуло. В грудь ударил мощный поток, на меня налетела чья-то рука, я тоже опрокинулся на спину и проехался на ней несколько метров, а поверх меня грохнулся ещё кто-то. Поверх застучала падающая после взрыва земля, а затем что-то пребольно угодило мне в лоб, лишая сознания.
Открыв глаза, я обнаружил себя всё так же лежащим и придавленным. Вокруг было тихо, ничего не взрывалось, не стреляло, не кричало от боли. Я начал медленно шевелиться и будто сквозь набитую в уши вату услышал стоны где-то поблизости. Я приподнялся на локтях и спихнул навалившегося на меня гарнизонца. Он был однозначно мёртв, лишённый руки и вместе с ней правой стороны туловища. Я проверил все ли мои конечности на месте и нет ли каких сильных повреждений. Яркой точкой неприятных ощущений была грудь. Сквозь рассеченную острым лезвием форму виднелась моя загорелая кожа, с глубоким порезом из которого до сих пор слабыми толчками вытекала кровь.
- Майк... - хриплый голос Биними раздался неподалёку, и позабыв о своих ранениях я огляделся, пытаясь отыскать товарища. Он нашёлся неподалёку, присыпанный землёй придавленный двумя гвардейцами, с которыми успел расправиться, но и они оставили ему неприятный сюрприз в виде ножа, воткнутого в бок. Бини держался за бок и сквозь сжатые зубы и губы надрывно стонал.
- Держись, друг, держись! Я сейчас, - я попытался сориентироваться в окопе, и уже через мгновение отыскал место, где мы бросили свои рюкзаки и сидели, ожидая начала атаки. Вот только была небольшая проблема. На месте нашего отдыха зияла здоровенная воронка, а от сумок, в которых в том числе были базовые предметы первой помощи, не осталось и следа. Вернулся я к Биними быстро, и ещё раз внимательно осмотрел ранение. Неприятное, но на первый взгляд, раз уж он не умер, пока я валялся без сознания - жизненно важные органы не были задеты. А вот нож лучше не доставать, чтобы не увеличить кровопотерю, о чём я тут же и сообщил другу. Он закатил глаза и рыча зашевелил ногами в приступе бессильной ярости и острой боли, даже сейчас избегая лишних слов.
Я же тем временем выглянул из-за бруствера, пытаясь определить, насколько плохо наше положение, но, к своему удивлению, никого заметить не смог. За исключением валяющихся повсюду тел. Живых я не видел и не слышал, лишь неподалёку в воронке трещал огонь, пожирая пару вывернутых взрывом брёвен. План в голове сложился сам по себе. Аккуратно взвалить на себя Биними и броситься назад, к старым позициям. Там была палатка первой помощи, но укрепления разделяли почти пять километров холмистой местности, и ещё неизвестно, под чьим она контролем. Либо атака гарнизонцев захлебнулась, даже после артобстрела, и это расстояние мы относительно спокойно сможем преодолеть, либо смяв первый фронт, они сразу же двинулись вглубь.
Вариант бросить всё и сбежать мной даже не рассматривался даже несмотря на самый идеальный для этого момент за последний год. Я сорвал китель формы с ближайшего трупа, разделал его на полоски, и аккуратно наложил тугую повязку на ранение друга, а затем перемотал и собственную грудь. Только после этого бережно подняв его на руки, вытащил из окопа. В момент, когда я уже готов был выпрыгнуть следом, что-то зацепилось за мою штанину.
Переведя взгляд вниз, обнаружил два блестящих глаза. Один из гарнизонцев, совсем молодой паренёк, схватил мою грязную штанину мёртвой хваткой и не отпускал. Второй рукой он зажимал огнестрельную рану на бедре. В глазах молодого парня, являющегося врагом Анклава была с одной стороны холодная решимость не отпускать меня, а с другой мольба о помощи. Решение пришлось принимать после трёх глубоких вдохов и выдохов, в очередной раз я не заметил, как пальцы правой руки сами собой отбивали ритм щёлкая. Помогать гарнизонцу - идея крайне плохая. Как-то я уже помог нескольким дезертирам, и из-за этого мой товарищ едва выжил и остался хромым. Повторять я эту историю не хотел, но и бросить парня тут никак не мог. Это противоречило моим принципам.
Я схватил гарнизонца за шкирку и подтащил к себе. Оставшиеся ленты разрезанного кителя пустил на плотную повязку, перевязав его бедро. А затем выкинул парня из окопа, рядом со своим другом, и только после выбрался сам, прихватив с собой пару ремней. Я сцепил их в одно целое, одной стороной зацепив за ремень гарнизонца, а второй за собственный пояс. Поднял Биними на руки, а затем сделал первый шаг, после которого сразу обернулся назад. Молодой пацан, словно на поводке медленно волочился за мной, продолжая зажимать рану на бедре. Вытекающая из раны кровь мгновенно пропитала повязку и была почти чёрного цвета, или казалось такой из-за темноты ночи. В голову сами по себе закрались предательские мысли:
