Гонзо-журналистика в СССР - Евгений Адгурович Капба
— А разнообразие?
— Да ну, какое разнообразие? Женщина — это что, сорт колбасы?
— А что, я бы, к примеру, сортов пятьдесят колбасы не отказался попробовать, — задумался Анатольич. А потом повернул ключ в замке зажигания: — Ладно… Так бы и сказал, что у тебя есть другая баба. А то развел мне тут… Яичница, вино, колбаса… Поехали что ли пожрем, а? На Болоте вроде как пельменную открыли новую!
В животе предательски заурчало.
— Ну, в пельменную так в пельменную! А открыто там?
— Я там повариху знаю одну, ух! В общем — для меня там всегда открыто!
Вот уж точно — вы такие, мы другие…
* * *
Пельменная оказалась приличной. Мы взяли по пиву, по две порции пельменей и стакан со сметаной. Ели стоя, за высокими деревянными столиками на ножках из сваренных металлических труб.
Анатольич степенно помогал себе хлебом, жевал со вкусом, утираясь и крякая от удовольствия. Кончики его ушей двигались в такт усилиям челюстей. Я же просто глотал пельмешки один за другим, набивая брюхо теплой и приятной пищей, за что был удостоен неодобрительного взгляда старого водилы. Он-то был тем еще эпикурейцем, можно даже сказать — гедонистом!
Тучи начали сгущаться как-то неожиданно. Знаете, как бывает? Сначала в стекло ударил голубь, потом разносчица споткнулась и уронила поднос с тремя тарелками, дальше на кассе какая-то тощая тётка стала вопить дурным голосом, что ее обсчитали…
— Юрий Анатольич, кажется надо валить отсюда, — сказал я, когда в дверь между ног какого-то нерасторопного дядечки втиснулась маленькая черно-белая псинка и принялась носиться по залу, создавая суету и заставляя запинаться посетителей сего заведения.
— Кажется, да… А нет, Гера. Поздно! Мы не успели.
Я сразу не понял, куда он смотрит. А потом проследил за его взглядом и удивился.
— Анатольич, это не за мной. Не моя весовая категория.
— За мной это, Гера… За мной.
Три абсолютно блатных мужичка возрастом от сорока до шестидесяти кучковались у входа, злобно зыркая из-под козырьков кепок.
— А в чем дело-то? Я вас в беде точно не оставлю, но знать бы хотелось…
— Да я как бы это сказать… Роги наставил Ушатому.
Кто такой Ушатый — было понятно сразу. Ухи… То есть — уши у него были выдающимися, оттопыренными. Но забавно это не выглядело — весь он был такой сердитый и опасный, что просто ужас один. Поперлись же мы за каким-то чертом на Болото… Как будто кроме этих пельменей в городе кушать нечего!
Ушатый поманил пальцем Анатольича, а тот скрутил внушительную дулю и показал ему.
Тот скривился, и вышел на улицу вместе со своими оруженосцами.
Вдруг из-за прилавка показалось конопатое и симпатичное лицо молодой еще, лет сорока женщины.
— Юра! — громко, на весь зал прошептала она, и Анатольич тут же рванул к ней.
Это, видимо, и была та самая повариха. Может быть она и являлась причиной всей ситуации?
Они о чем-то пошушукались, а потом Сивоконь махнул мне рукой, и мы побежали через кухню прочь. Тут был сквозной проход через хозяйственные помещения, прямо на улицу, и мы имели неплохие шансы скрыться, но Ушатый оставил дозорного на стрёме — щуплого мужчинку в кирзовых сапогах.
Соглядатай курил сидя на корточках у заборчика и из сетки-рябицы.
— Полундра-а-а!!! — заорал он, завидев, что мы пытаемся ретироваться.
Противостоять нам обоим он и не пытался. Вскочил, и взял с места в карьер, да так шустро, что подошвы его сапог выбили брызги из луж в асфальтовых выбоинах. Мужчинка рванул за подмогой с завидной скоростью!
Его попытка скрыться с места событий была прервана хорошим пинком под зад от боевого коня Сивоконя. Наш водила вроде как и не особый бегун был, но как-то резво подскочил кбеглецу и впечатал каблук тому прямо в кобчик:
— Это тебе за первомай, Жевжик! — прокомментировал он, явно намекая на что-то известное им обоим.
Жевжик рухнул прямо в грязную лужу. Но главного эффекта он добилсял — мы потеряли время. Ушатый со своей гвардией уже был тут как тут!
— Прибью, кобелина! — сказал он. — Хватайте его, хлопцы!
Анатольич завертел головой в поисках спасения. Мы находились в таком закутке, куда подъезжают машины, чтобы выгрузить товар на точку общепита. Тут было полно мусора, старой тары, каких-то ошметков и огрызков, а еще — бидоны и ящики с овощами. Сивоконь ухватил увесистый обломок доски и ощерился. Я и не видал его никогда таким — злобным, отчаянно-храбрым. В каких он там войсках прапором-то числился?
— Нет, хлопцы. Трое на одного — это не по-честному, — сказал я.
— А ты шо — за правду? — удивился Ушатый. — Ты чьих будешь?
— Свой собственный я. Ага — за правду.
— И шо ты предлагаешь?
— Ну так бросайте все свои припасы и давайте один на один на кулаках. Благородный бокс!
— Шо, не всех благородных в семнадцатом к стенке поставили? Хлопцы, надо это исправить…
Зря это он! Я подхватил из ящика кочан подгнившей капусты и запустил его прямо в рожу одному из прихвостней Ушатого. Тот вроде как головой дернул, отстраняясь, но метательный снаряд растительного происхождения всё-таки задел его башку по касательной. Раздался гулкий стук, и в следующую секунду противник уже сидел на заднице, очумело мотая головой.
Второй кочан полетел в Ушатого, но тот отбил его рукой, судя по скривившейся физиономии — довольно болезненно. Анатольич, увидев секундное замешательство, бросился в атаку, размахивая своей доской. В руках у Ушатого блеснул нож. Это было совсем скверно, но размышлять был некогда — приближался еще один враг.
Он крутил в руках велосипедную цепь. Господи, как же я не люблю Болото! Пришлось снова спасаться при помощи подручных предметов. Ухватив деревянный ящик, я хорошо им размахнулся — и обсыпал себя с ног до головы луковой шелухой. Кажется, оторопели мы оба — очень уж неожиданно получилось. Но в следующую секунду я атаковал сверху, не давая ему воспользоваться цепью и нанося удар за ударом.
— Я милицию вызвала! — послышался женский голос из-за задней двери пельменной.
— Ленка! Ну ты и дура! — рявкнул Ушатый. — Атас, хлопцы!
Мы с Анатольичем тоже поспешили скрыться.
Уже в машине Сивоконь спросил меня:
— Слушай, а чего ты за меня вписался? Ты ж мне только что рассказывал про эти вот помидоры… По-твоему ведь должно выходить, что я кругом неправ и настоящий
