Вторая жизнь Арсения Коренева. Книга вторая (СИ) - Марченко Геннадий Борисович
— А-а, Арсений Ильич! Приветствую! Ну как, смотрели концерт?
— Это было нечто, особенно вторая песня, когда весь зал аплодировал, включая Брежнева. Эти притопы и прихлопы — настоящая находка.
— А я говорил, что будет сюрприз, — довольно хихикает он в трубку. — А что у вас с Андреем Васильевичем?
— Вот только что к нему приехал, от него и звоню… Я, собственно, по какому поводу вас набрал… Моему соседу — тоже хорошему человеку, хирургу, между прочим — понравилась песня «Ты неси меня, река». Попросил у меня текст и аккорды для гитары. Текст-то я напишу, а вот с аккордами беда. Я ж её так, на слух сочинил, без всяких инструментов.
— Понял, понял, — снова смеётся он. — То есть партитура с нотами вам не нужны, а то есть готовая. Давайте поступим так… Вы пока занимайтесь Семибратовым, а я позвоню нашему балалаечнику, он гитарой неплохо владеет тоже, чтобы аккорды записал и мне занёс. Он живёт в паре кварталов от меня, дело недолгое. А я уже сам потом зайду к Андрею Васильевичу, благо что живу от него неподалёку. Только дождитесь меня.
— Да мы ещё сейчас чай будем пить, так что успеете.
Прохожу на кухню, большую и при этом уютную. Стены отделаны декоративной рейкой, повсюду дерево, включая резную хлебницу, только холодильник «ЗИЛ» смотрится инородным предметом.
— Вам чашку побольше?
Я выбираю большую, чуть ли не на пол-литра. Семибратов заваривает в небольшом чайничке «Индийский чай» со слоном, высший сорт, и пока он настаивается, ставит на стол вазочки с сушками, печеньями и шоколадными конфетами, при виде которых у меня начинается обильнее слюновыделение. Андрей Васильевич это замечает и с улыбкой предлагает угощаться. Сам садится напротив, и я в свою очередь замечаю, как на его лице мелькает гримаса боли. Со стороны можно подумать, что человека изводит геморрой. Ничего, сейчас мы вами, батенька, займёмся.
Прежде чем в чашках оказываются крепкая заварка и кипяток, я успеваю закинуть в себя несколько сушек и печенюшек. А в чашку бросаю аж четыре кубика рафинада, поскольку помню, что глюкоза особенно хороша для восстановления потраченной энергии. Во всяком случае, в моём варианте.
За чаем хозяин интересуется моим житьём-бытьём, а заодно спрашивает, что это за чудесный массаж, после которого Гришин помолодел словно бы лет на двадцать?
— Наука не стоит на месте, — скромно улыбаюсь я. — К традиционным техникам массажа добавляются нетрадиционные. Например, на последнем курсе мне в руки попала перепечатанная с английского брошюра, где описывалась техника, применяемая китайскими целителями. Там указываются точки, стимуляция которых способна воздействовать даже на весь организм в целом. То, что и произошло с Октябрём Васильевичем. Но при этом целитель — а это не просто массажист — теряет значительную массу своей жизненной энергии, китайцы называют её «ци». Они вообще считают, что «ци» — исходное вещество космоса, и всё вокруг нас пронизано этой энергией. Нужно только уметь направить её в нужное русло. И израсходовав часть своего «ци», целитель должен потратить какое-то время на её восстановление.
— Однако, — дёргает подбородком Семибратов. — Слышал что-то такое про каких-то китайских монахов, но чтобы в реальности… Так вы что же, и ко мне эту… хм… «ци» примените?
— Ну-у… Некоторым образом.
Я, в свою очередь, расспрашиваю будущего пациента о его проблеме. Жаль, нет под рукой медицинской карты, хотя он сам мне с ходу выдаёт: компрессия корешка спинномозгового нерва протрузией межпозвонкового диска, бедренное воспаление, хронический ишиас… В будущем это заболевание получит название невропатия седалищного нерва, а общее название невралгия, но слово «ишиас» мне больше нравилось. И короче, и звучит немного загадочно.
Со слов Семибратова, лечащим врачом назначались нестероидные противовоспалительные препараты, витамины группы B, проводились эпидуральные блокады… М-да, не очень приятная вещь эта эпидуральная блокада, когда иглой тебе тычут в спинной мозг. Ну и просто обезболивающие уколы. Что ж, в любом случае, есть от чего отталкиваться.
Наконец с чаепитием покончено, я чувствую, что силёнок хоть и немного, но прибавилось. Во всяком случае, меня не покачивает, как сухопутную крысу на палубе корабля, и в голове уже не шумит.
Андрей Васильевич на мою просьбу снять халат и спустить трусы реагирует как-то смущённо, но всё же разоблачается и ложится животом на диван. Обе ягодицы покрыты оспинками от периодических инъекций, есть следы от уколов блокады и на пояснице. «Сканирование» подтверждает диагноз, и я приступаю к работе. Снимаю воспаление и устраняю причину ишиаса — межпозвоночную грыжу. В этот раз даётся вроде бы легче, нежели в начале моего целительского пути, когда я возился с грыжей тётушки. Руку, что ли, набил, или и впрямь я уже лекарь энного уровня…
— Полежите пока, не вставайте, — советую я Семибратову.
А сам буквально падаю в кресло. Два серьёзных исцеления за один день — это то ещё испытание. Сейчас бы вздремнуть хотя бы пару часиков, но придётся потерпеть. Хорошо ещё, что не мутит, хотя слабость достаточно сильная. Зато чувство голода нарастает, сейчас бы не помешало закинуть в топку своего организма что-нибудь посерьёзнее сушек с печеньями.
Вскоре я разрешаю Андрею Васильевичу встать, прошу походить по комнате. Тот осторожно встаёт, надевает халат, и так же осторожно, а затем всё смелее начинает ходить. Поначалу явно прихрамывает по привычке, но затем хромота уходит, и он меряет здоровенную залу, в которой всё и происходило, твёрдой поступью.
— Есть болевые ощущения? — спрашиваю я его.
Семибратов останавливается, смотрит на меня, и я вижу, как по его щекам текут слёзы.
[1] СНО — студенческое научное общество
[2] ОЧМТ — открытая черепно-мозговая травма
Глава 2
— Что с вами, Андрей Васильевич? — не на шутку пугаюсь я. — Что-то болит?
— Нет, — трясёт он головой. — Наоборот, ничего не болит. Потому и плачу.
— А, так это слёзы счастья, — облегчённо выдохнул я. — На вашем месте я бы, вероятно, тоже не сдержал эмоций. Столько лет мучиться, и тут на тебе — в одночасье всё проходит. Надеюсь, хворь к вам больше не вернётся.
Он вытирает слёзы носовым платком, в него же мощно сморкается. Поджимает на меня покрасневшие глаза.
— Но как, Арсений Ильич?.. Как вы это сделали⁈
— Я же вам рассказывал о новых методах с применением восточных практик. Вся проблема была в протрузии межпозвоночного диска. Я её убрал, а заодно и купировал воспалительный процесс… Андрей Васильевич, — приложил я ладони к груди, — простите меня за наглость, а у вас борща или хотя бы холодной котлеты случайно не найдётся? Эти процедуры столько энергии отнимают, а жиры, белки и углеводы помогают её восстанавливать.
— Один момент!
Хозяин кинулся на кухню, послышался звук открываемого холодильника.
— Борща нет, но жена рассольник делала вчера. И котлет нет, зато сардельки есть, могу отварить. Макароны тоже могу в качестве гарнира сварить. Или яичницу пожарить…
— Рассольник тоже сгодится, а сардельки можно и без гарнира, — согласился я, тоже входя на кухню и сразу падая на табурет — ноги держали плохо.
Пять минут спустя я уже вовсю уплетал густой рассольник, сделанный по всем правилам кулинарного искусства, даже тонкие ломтики лимона в тарелке плавали. Заедал куском «Сеяного», казавшегося мне невероятно ароматным и вкусным, хотя раньше особого аромата за этой разновидностью хлебобулочных изделий я не наблюдал. Андрей Васильевич уже варил в кастрюльке три сардельки. Хотел пять сварить, но я сказал, что мне и трёх достаточно. Всё это время он не уставал бормотать: «Это чудо! Я не верю своим глазам! Какие же молодцы эти китайцы и какой молодец вы, Арсений Ильич!»
А когда я проглотил последнюю сардельку и, чувствуя приятную тяжесть в желудке, согласно кивнул на предложение снова испить чайку, Семибратов спросил:
— Арсений Ильич, как мне вас отблагодарить? Предлагайте любую сумму… В пределах разумного, конечно.
