Прусское наследство (СИ) - Романов Герман Иванович
Самое любимое занятие второго и третьего по счету прусских королей — отца и сына — набирать рослых солдат. Наследственность, однако…
Глава 6
— Даже в переговоры со мной не вступил, еще издали срамил всячески, а ведь пять лет тому назад унижался передо мною, когда просил Штеттин отдать. А сейчас облаял, попер напролом, словно кабан, мин херц…
Меншиков хмыкнул, покосился на стоящего рядом «сердечного друга», и продолжил свой рассказ о несостоявшихся переговорах.
— Со мной говорить не стал, бурдюк на ножках, выслал прочь как непотребного холопа. Сказал, чтобы убирались из Пруссии, и вернули все награ… Что мы взяли в Мемеле на шпагу, то есть. Принц Леопольд даже не извинился за грубость, сказал мне, что скоро даст нам всем прежестокий урок. Он, дескать, еще поражений не терпел, и учили его Мальброк да герцог Савойский ратным делам, а потому одни виктории имеет. А ты, мин херц, прости, но это его слова, в гордыне и запальчивости сказанные…
— Ты говори все как есть, Сашка, меня словами не напугаешь, и от них краснеть не буду, чай не девица на выданье. Вот только бурдюком его королевское величество Фредирикуса не именуй — нам с ним потом договариваться все равно придется. Да и не по роду твоему королей срамить и облаивать, не пес ведь, а фельдмаршалом и «светлейшим» князем стал.
Петр Алексеевич усмехнулся, давая отповедь своему фавориту — «знай свое место». Меншиков все правильно понял, сам усмехнулся и кивнул, понимая, что не в своей они среде, привычной, а вокруг иноземцев множество, и ведь подслушать могут, и передать охульные слова, да еще к ним от себя добавить — склочный народец эти лютеране.
— Сказал, что бил ты нещадно Карла, а тот тебя, про «Нарвскую конфузию» упомянул, стервец. А вас двоих османы крепко побили, и не важно, что шведов была горсть, а у нас большая армия. А его пруссаки для науки нас крепко поколотят, ибо Карл бродяга, а тебя, мин херц, изгоем беспородным назвал, никаких прав на ливонскую корону не имеющим.
— Беспородным? Обнаглел принц, ты мне о том напомни, когда он в плен попадет. Поговорю с ним ласково…
Тон Петра, сжавшего ладони в кулаки, не сулил ничего доброго князю Ангальт-Дессау, прусского фельдмаршала, главнокомандующего армией короля Фридриха-Вильгельма. Такие обидные слова, связанные с происхождением, не принято «спускать», особенно монархами. Принц не просто ошибся, совершив бестактность — все уважение к нему у «герра Петера», которое тот постоянно выказывал, исчезло бесследно вместе с исказившей лицо мимолетной гримасой. Однако дальше говорить ничего не стал, только рукой показал на пару скачущих к русскому лагерю всадников, до боли узнаваемых в своих синих мундирах с желтыми отворотами и обшлагами. Но уже относились к шведам без враждебности — таковы реалии политик – вчерашний враг может стать если не другом, то союзником.
— Данилыч, а ведь это сам Карлуша скачет, обозрел видать поле для баталии. Пойдем, встретить и приветить надобно…
Петр еще раз внимательно посмотрел на скачущих к нему всадников, затем окинул взглядом палатки своей немногочисленной рати — меньше десяти тысяч войска к стенам Кенигсберга привел, не считая мужиков обозных. По прежним временам ничтожно мало, едва корпусом назвать можно, а отнюдь не армией. Вот только взять солдат негде — Алешка полки не отдал, однако разрешил всем приверженцам свергнутого с трона отца перейти к тому на службу. Таких набралось едва шесть тысяч, офицеров и солдат, включая гвардейцев. Последние составляли примерно треть из общего числа русских, слишком многие «потешные» погибли во время весенней смуты. Еще четыре тысячи являлись наемниками — в ливонских городах завербовали всех, кого смогли, но большую часть набрали в Курляндии, что вассалом Польши являлась, пусть и номинальным. Туда отправили вербовщиков, благо в казне серебро и золото имелось — Меншикову поневоле пришлось отдать припрятанные в голландских банках деньги. Но монет становилось с каждым днем все меньше и меньше, так что победа над прусским королем была нужна кровь из носа — пруссак скуп, и всячески старался экономить, так что денежки у «брата» Фредирикуса водились, и немалые…
— Действовать надлежит наступательно, брат Петер, тогда сама виктория придет. Только наступлением выигрываются баталии, даже малыми силами. У нас опытные солдаты — а в том залог победы!
Лошадиное лицо шведского короля, обычно мрачное и невыразительное, сейчас чрезвычайно оживилось. Войну Карл любил до самозабвения, и готов был сражаться с кем угодно. А тем более, когда есть возможность возместить территориальные и финансовые потери страны в многолетнем противостоянии. Король прекрасно знал, что его подданные ропщут, недовольные медными далерами его фаворита, и чрезвычайной дороговизной хлеба. Да и подведенные итоги за восемнадцать лет немало удручали — царю Алексу пришлось возвратить Ингрию и Карелию, захваченные столетие тому назад. В дополнение согласился отдать еще Выборг с округой — в обмен московиты начали выводить войска из захваченной ими Финляндии.
Но не все — молодой монарх умен и хитер, изворотлив — иначе бы не скинул отца с престола. И сам прекрасно понимает, что необходимо вначале официально заключить мир, перемирие ведь в любой момент нарушить можно. И вроде все притязания Москвы на этом закончились — свое вернули, небольшую добавку получили как компенсацию, да и ладно.
Вот только потеря Ливонских провинций немало удручала Стокгольм — и сглаживало послевкусие только то, что Эстляндия и Лифляндия не должны были официально войти в состав Русского царства, а стали возрожденным Ливонским королевством, разодранным полтора столетия тому назад шведами и поляками. Участвовали в этом увлекательном процессе и русские, вот только добычу куда лучше делить на двоих, чем на троих.
Плохо то, что в Ливонии сейчас свой король, которого он официально признал, раз сам присутствовал на коронации. Как и то, что придется отдать «брату» Петеру лучшую и большую часть Передней Померании. Хорошо то, что все эти провинции уже захвачены русскими и пруссаками, и его недавний враг, ставший ныне союзником, сам нуждается в помощи Швеции. Главное, нанести поражение пруссакам, выбить их из альянса, и тогда он окончательно уверится в том, что Фортуна ему снова благосклонно улыбается. К тому же все его советники как сговорились — уши прожужжали, что лучше отдать ливонскому королю на время малое, но взамен приобрести куда большее, а там и все вернуть обратно потихоньку — пусть позже, нужно только потерпеть. Но о том «герру Петеру» пока лучше не знать…
— Ударим с левого фланга, охватим его и опрокинем в Прегель, брат. Так будет лучше всего — пруссаки самонадеянны чрезмерно, а принц Леопольд напрасно возомнил себя великим полководцем!
Карл ощерился, что волк, его глаза недобро сверкнули — король считал пруссаков и бранденбуржцев шакалами, которые напали на Швецию тогда, когда убедились, что та настолько изнурена войной, что не может дать должный отпор. И вели себя подло — за них воевали другие, а Берлин просто воспользовался удачным стечением обстоятельств. Зато завтра станет ясно, чего они стоят на поле боя, когда встретятся с его вернувшимися из русского плена ветеранами. А те уже снова вкусили вкус побед, взяв штурмом Пиллау — крепость блокировал с моря русский флот, тогда как шведские корабли мешали выйти на помощь датчанам.
— Вы, брат Петер, вместе с генералом Левенгауптом встретите пруссаков артиллерией на позициях. А мы с князем, — Карл кивнул на стоявшего рядом с ним Меншикова, — с драгунскими полками и лучшей инфантерией опрокинем неприятеля в Прегель — там всего два брода, и на ту сторону реки успеют переправиться немногие. Да и сикурса не будет, не успеет подойти…
Карл XII — печальный итог жизненного пути воинственного бродяги…
