Гуд бай, Америка! Книга 2 (СИ) - Цой Юрий
— Как относится к вам?
— Как к младшей сестренке. Тем более что секс у него чуть ли не каждый день.
— Что рассказывает о себе.
— Ничего из того, чего бы мы не знали. Все в пределах известных фактов. Говорит, что скучает по жене.
— Скучает он! Трахнул в первый же день заслуженную артистку и скучает! Смотри! Осторожнее с этим ловеласом.
— Есть, быть осторожнее!
— Куда сегодня пойдем? — Спросил я, а Люся прицепилась к моему рукаву и задорно улыбалась, постреливая голубыми глазами.
— Давай поедем в парк Горького. Погуляем, посмотрим на город с колеса обозрения.
Возражений с моей стороны не последовало, и мы вскоре уже шли по Крымскому мосту в небольшом потоке людей, идущих с той же целью, радостно болтавших и выделявшихся беззаботными лицами отдыхающих отпускников, приехавших в столицу со всей огромной страны. Многие были с детьми, которые активно махали конечностями и звенели детскими голосами и веселым визгом.
— А у тебя есть братья или сестры? — Людмила лизнула мороженное на палочке и была похожа на школьницу в косичках и белых бантиках, высовывающихся из-под мохеровой шапочки.
— Есть. Две сестренки и три младших брата.
— У тебя большая семья!
— Да, — не стал вдаваться в подробности своей семьи. — А у тебя?
— У меня мама, папа и два брата девять и двенадцать лет. Мама работает в проектном институте, а папа мастер на заводе. Хочешь зайти в гости?
— Может быть позже. Пока плохо еще понимаю и еще хуже говорю по-русски. А сколько у вас стоит обучение?
— Где? В институте? Нисколько! Даже стипендию платят — тридцать пять рублей! А у вас что, все платят?
— Платят все, но за некоторых платят предприятия, другие берут беспроцентный образовательный кредит, а потом отрабатывают его в течении нескольких лет. Еще есть гранты от правительства для одаренных детей, короче при желании выучится можно.
— А что у вас есть бесплатного? Секс у вас тоже за деньги?
— Не рано ли тебе такие вопросы задавать?
— Мне уже девятнадцать! Я уже взрослая и работаю, между прочим!
— Секс… Секс за деньги, также как другие услуги, вещи, а любовь — бесплатная! — Я улыбнулся, а Люся смутилась и отвернулась, чтобы срыть внутреннее согласие с этим явлением, видимо негласно существующее в любом обществе, даже в советском.
Мы дошли до входной арки в столичный парк, с которой большие динамики выдавали бодрую музыку, подстегивая и без того хорошее настроение отдыхающих. Мы поддались общему настрою, и не удержавшись, как большие дети, сели в первый попавшийся аттракцион под названием «Ветерок». Люся хохотала как сумасшедшая, когда прохладный ветерок задирал ее пальто вместе с платьем, обнажая бедра в белых колготках.
— Давай на «Ромашку»! — Потянула меня за руку, сверкая в азарте голубыми глазами, и радуя задорным румянцем.
Короче, повеселились на славу. Прокатились в финале на колесе обозрения с сиденьями, которые можно было крутить по кругу, ухватившись за металлический руль в середине кабинки.
— А давай доедем до «Киевской» на речном трамвайчике! Будет быстрее, а заодно и виды красивые посмотришь.
Мы пошли к набережной по аллеям с деревьями, засыпающими асфальт и газоны желто-красными листьями.
— Смотри как красиво! — Людмила собрала большой букет резных листьев и держала перед собой как факел застывшего огня. — Ой! Что это там⁈
На гранитной набережной у пристани собралась толпа, а из ее середины доносились истеричные причитания голосящей женщины.
— Люди! Помогите! Чего вы стоите⁈ Где скорая⁈
— Что случилось, спросила Люся, приблизившись к крайним зевакам.
— Мальчик утоп. Упал со сходней. Пока достали, вода то холодная, да и в одежде был. Уже минут двадцать откачивают.
Мне со своего роста было видно поверх голов обезумевшую молодую женщину, и сердце резануло, от ее похожести на мою мать. Не американскую, а еще ту, из будущего. Я на подобии ледокола продавил толпу и склонился над лежащим мальчиком лет семи с белым как мел лицом. Отодвинул плечом мужчину, опустившего руки, который видимо пытался реанимировать утопленника. Грудь мальчишки была обнажена, и я практически обхватив своими ладонями неширокую грудную клетку сжал руки, отчаянно прося своего Ангела-Хранителя и свою внутреннюю энергию, сделать чудо. Что-то из этого помогло, во всяком случае тело вздрогнуло как от разряда и изо рта с синими губами вырвался кашель с брызгами воды.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Живой! — Ахнула толпа, а мамаша от избытка чувств потеряла сознание.
Я подержал еще с минуту вернувшееся к жизни тельце, представляя как невидимая энергия выходит из ладоней и убедившись, что мальчик уверенно дышит, а его щеки приобрели естественный цвет, передал его подъехавшим на скорой медикам.
— Разойдитесь! Дайте дорогу!
Скорая, забрав мальчика и несчастную мамашу умчалась, завывая сиреной, а ко мне обратился спасатель.
— Спасибо, товарищ! Охсмен? Какой уровень?
— Люсья. Что он хотеть?
— Простите! Это американец. Он плохо понимает по-русски.
— А! Молодец, американец! Дай пожму твою руку! Вот это лопата! — Он с удивлением посмотрел на свою руку, утонувшую в моей. — Наверное рабочий? Профсоюз, дружба! Передавай привет рабочему классу!
Народ одобрительно загудел, выражая солидарность американским рабочим, и нас с Люсей без билета пропустили на кораблик с открытой верхней палубой.
— Боб! — Люся села рядом на скамейку и уставилась своими голубыми блюдцами. — Ты волшебник? — И затаила дыхание ожидая чуда.
— Видишь руки? — Выставил перед ее лицом свои ладони. — БОльшая сила и общее сжатие грудной клетки воздействовала на сердце и легкие более интенсивно. Голая физика!
— Да? — Девушка наморщила лобик. — За одно сжатие?
— Ты чем недовольна? Одно или два… Мальчик жив — все радуются! Вот и ты радуйся!
Я был доволен спасением пацана и недоволен проявлением на публике кое-каких способностей моего организма, которые толи были, толи нет. Итак, хожу под надзором! А тут еще лишний повод чтобы присмотреться ко мне повнимательней.
На следующий день меня повели в театр, где я сидя в партере с удивлением смотрел на свою соседку по коммуналке игравшую на сцене героиню в Чеховской пъесе. Заслуженная артистка М. Маресьева, прочитал я в программке и почесал макушку. Это что же, я трахаю настоящую артистку⁈ А как же КГБ? Может она внештатный сотрудник? Точно! Скорее всего! Я успокоился и дальше смотрел уже с удовольствием.
— Тебе понравилось? — Я провожал Люсю до ее дома, а она съежилась от подкравшегося похолодания, нагрянувшего в ночной город.
— Ты чего так легко оделась?
— Так в театр же шли! Пошли быстрее!
Мы слегка пробежались, и девушка немного разогрелась к тому времени, когда мы забежали в темную парадную.
— Все, я дома! Спасибо тебе! — Подтянулась за мою шею и подпрыгнув клюнула губами в щеку. — Завтра с утра приду! В музей пойдем! — Крикнула, стуча туфельками по лестнице.
Хорошая девушка! К тому же не шпионка. Тогда кто же? Я оглянулся на улице, ожидая увидеть свою слежку, и пошел по мостовой подняв воротник пальто. Пора покупать шубу. Зима на носу… Я опять загрустил, думая о моей Мери и строя неопределенные планы своего возвращения.
— Вы были сегодня великолепны! — Сказал соседке привалившись голой спиной к стенке, облегчив свои яички и словив порцию эндорфинов.
— Ф-х… — Марина сдула упавшую челку. — Это, когда? В постели или на сцене?
— И там и здесь. Не сильно я вас помял?
— Ничего! Синяки на бедрах, а засосы на сиськах кроме тебя никто не увидит. Ты уже почти правильно шпрехаешь!
— Я способный! В университете учусь.
— Да уж! Очень способный! Я даже моргнуть не успела, как ты меня оприходовал! У вас в Америке все такие?
— Нет. Я особенный! А ты почему в коммуналке живешь? И одна?
— Развелась и пришлось квартиру менять, чтобы разъехаться. А тут ты, такой красивый!
— У тебя красивая грудь.