Полудержавный властелин - Николай Zampolit Соболев
— От тех занятий книгу составил, в коей более тысячи звезд описал и каждой место на небе указал.
Дальше мне рассказали про неведомого царя Абулкара, что кочует от Урала до Балхаша и от Арала до Тобола с ордой узбеков. Хм… у меня были несколько иные представления о том, где живут узбеки… Хотя за шестьсот лет кочевники могли сколько раз переместится.
— В стране Мисюр Барсбей-салтан умер…
Страна Мисюр, она же Миср, это у нас Египет. Правят там некие Буржиты, владеют не только Египтом, но и Кипр подчинили, и Киликию, откуда пришлось армянскому католикосу, коего книжники мои именовали патриархом, переезжать обратно в Эчмиадзин.
Стоило только помянуть неправославную христианскую церковь, как Никула и Феофан скатились в догматические дебри, пытаясь втолковать мне, чем отличаются диафизиты от миафизитов, и все вместе от монофизитов. Чудны дела твои, Господи — на что верующие силы расходуют. Христиане же и слава Вседержителю, какая разница, кто как крестится и считает ли Иисуса богом, человеком, богом и человеком или богочеловеком.
Пришлось сделать вид, что я все заумные пояснения понял и вернуть лекторов к теме, точнее, к сыгравшему в ящик султану. Или нет, не в ящик, он же в Египте, Хургада и Шарм-эль-Шейх и прочий дайвинг — значит, склеил ласты. Но интереснее, что покойный не был нравственным человеком. Все свои силы этот хитрозадый самозванец положил на то, чтобы жить за счет купеческого сообщества. Например, он запрещал торговать с привезшими пряности индусами, а когда те уже не знали, куда сбыть товар — не везти же обратно, — милостиво соглашался выкупить все за копейки. А после отбытия осчастливленных купцов и оставшись единственным обладателем ходового товара, впаривал его венецианцам по заоблачным ценам. Капитализмом это назвать трудно, чистая монополистическая спекуляция, но метода интересная, надо подумать, куда ее употребить. Своих разувать жалко, а вот Ганзу какую… Но теперь я понимаю, чего колумбы кинулись Индию искать на западе, при такой-то конъюнктуре любые затраты на экспедицию отобьются почти мгновенно.
Вот интересно, не будь египетские султаны такими жадными, случились бы Великие географические открытия?
Почти одновременно с моими мыслями до морей и Европы добрался и Никула. В Средиземноморье, оказывается, уже вовсю резвятся ливийские пираты, у фрязей-итальянцев бушуют войны между городами-государствами и морскими республиками.
— В стране же франков после большой замятни арманяки и бургунцы замирились…
Арманьяк… Бургундия… что-то знакомое по прежней жизни. Коньяк бы еще добавить с Шампанью.
— Круль тамошний аглицких немцев теснит и столицу свою, град Парижский, занял.
Я прервал изложение:
— У брата моего Дмитрия начальным человеком служит фландрский немец Ивашка Ванвермер.
Никула с Феофаном привычно взялись за стилусы и таблички, записывать.
— Оный Ивашка в той войне арманьяков с бургунцами ратился и многие подробности знает. Посему Ивашку спытать и записать, что раскажет, в особенности про ведьму Йогану[iv]. И прочих иных земель людишек, кто к нам прибился, расспрашивать и записывать.
Гуманитарии мои повеление зафиксировали и собрались было продолжить, но у меня еще дел выше крыши.
— Хватит на сегодня. Что по обителям у Студеного моря?
— Игумен Сила с Валаама-острова отписал, что трудами братьев Зосимы и Германа обитель на Соловецком острове основана, кельи срублены и церковь Преображения Господня освящена. Евфимий Новгородский игуменом им брата Павла поставил, ныне там два десятка иноков обретается…
— Чем живут? — а ведь это, не иначе, начало Соловецкого монастыря, одного из важнейших форпостов на севере!
— Рыбные тони богатые, да соляную варницу устроили.
Ай, молодцы монаси! Наловили, засолили, может, еще и продали.
— Узнай, Никула, чего братии потребно. Хлеба ли, рухляди какой, может топоров или другого кузнечного товара. И моим именем пошли им помощь. Но только гляди, чтобы по дороге не расточили, а то знаю я настоятелей, отщипнет каждый для своей обители и братии немножко, а до Зосимы с Германом вдесятеро меньше от посланного и дойдет.
Вечерком добрались до загородного двора, где в последние теплые деньки бабьего лета под надзором мамок и нянек ползал наследник, переночевали и прямо с утра мимо Андроникова монастыря, мимо Пушечного двора, где гулко бухал водяной молот, проехали до крутого сбега к Яузе.
Здесь, в четырех избах под горкой, да еще обнесенных валами, да огороженных в пятидесяти саженях крепким забором, на углах которого стояли сторожевые башенки, а вдоль прогуливались послужильцы со свирепыми псами, находился Зелейный двор.
Стратегическое предприятие по выделке пороха и, в особенности, гранулированного пороха. По всем столбам, это было эксклюзивное ноу-хау Московского княжества и берегли мы секрет пуще глаза. Потому как был он проще некуда — смочить пороховую мякоть водой, протереть сквозь сито да высушить. Полученного зелья, как тут именовали порох, для метания пудового ядра, нужно было раза в полтора меньше, чем обычного.
Иными словами, добавив элементарную операцию, мы фактически из ниоткуда получили половинную прибавку ценнейшего продукта. А в условиях весьма ограниченной доступности сырья это было весьма критично. Ямчугу и серу мы скупали где могли и практически за любые деньги, в самом Кремле, подумать только, завели селитряные ямы… Ничего, есть надежда на Персию и на жигулевскую серу, особенно если крепко встанем в Казани. А там и до Урала рукой подать.
Порядок на Зелейном дворе царил исключительный — сюда я набирал народ лично и не стеснялся пороть за малейшую провинность. Двоих, протащивших на пороховую мельницу настрого запрещенные огниво и кресало, пришлось показательно повесить, но с тех пор трудовая дисциплина взлетела на небывалую высоту. Впрочем, оказалось, что для здешней работы больше всего подходили женщины, вот и вырос за воротами двора Бабий городок, где селили вдовиц и прочих неприкаянных, кто подписался делать порох.
Пока я бродил по двору под почтительное молчание, за спиной все время маячил Волк, пугая своей страшной рожей молодух, и всем видом показывал, как ему не по нраву это зелье. Ну еще бы, он у нас специалист по благородному белому оружию — саблям-копьям и прочему пырялову, а картечь и залповая стрельба недостойны истинного воина. Ну да, ну да…
Ничего, обратным ходом предстоит ему поморщиться и на Пушечном дворе, а потом в Кремль — к ужину должен подъехать любознательный Мустафа Мухаммедович, сын казанского хана, живший в Москве на положении почетного гостя. Во всяком случае, это было обставлено именно так — свой небольшой двор и свита, но все понимали, что де-факто он
