Para bellum (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич
Иными словами — муть всякая.
Для какого-нибудь дворника — сойдет. Для монарха, который руководит огромной страной… кошмар! Встречи с чиновниками и крупными политическими игроками просто фиксировались как данность. Что, зачем и почему оставалось за скобками. Дела? Он их вообще не касался в основном. В лучшем случае писал, что де «кончил с бумагами» или как-то еще указав на свою непосредственную работу монарха.
Но больше всего Михаила Васильевича взбесили записи, касающиеся событий февраля-марта 1917 года. Монарху, судя по всему, не было никакого дела до происходящих в Петрограде событий. А сразу после отречения он испытывал облегчение и «хорошо спал», больше уделяя внимание уборке снега.
— Ну и…удак! — тогда прокомментировал этот фрагмент нарком в сердцах.
Фрунзе точно знал — Николай II Александрович много работал. Честно. Ответственно. Но… в дневнике отчетливо проступало его отношение к этой работе. Он ее явно тяготился и «тянул лямку», стараясь как можно скорее убежать от нее и выбросить все «пустые» мысли из своей головы.
Смешно.
Больно.
Противно.
Один придурок просто ленился делать свою работу надлежащим образом, а им теперь — разгребай. А сколько людей из-за него пулю получило? И потом его еще и канонизировали…
— Ох… — помотал головой Фрунзе.
Комментировать это даже в мыслях не хотелось. Ибо у него не умещался в голове подобный «абстракционизм», если говорить «образами» Хрущева. Разве что непечатными словами. Но куда это годится? Эмоции для анализа мало годятся…
Так он и добрался до следующего своего объекта. Небольшого НИИ, в котором Борис Павлович Грабовский с помощниками занимались созданием телевидения на электронно-лучевой трубке. Уже больше года трудился. Опираясь на международный опыт и собственные наработки.
— Добрый день, — поздоровался он с руководителем этого НИИ в десятка полтора сотрудников.
— И вам доброго Михаил Васильевич.
— Показывайте, как продвинулись. Вы ведь для этого меня приглашали?
— Один момент! Сейчас все будет. Прошу.
Короткая прогулка.
И вот перед ним открыта рама прямоугольной «коробки» каркаса, в центре которой вольготно разместился маленькая электронно-лучевая трубка с диагональю сантиметров 18–20. На вскидку. Слева от нее был смонтирован динамик. Справа — блок управления. Простенький.
Грабовский чуть-чуть поколдовал.
Его помощники засуетились.
После чего этот прототип телевизора включили и, после того, как он прогрелся, на нем оказалась монохромная картинка. В невысокой детализации. Но Михаил Васильевич узнал на ней Ивана Филипповича Белянского — одного из ближайших помощников Грабовского. Он махал рукой и улыбался.
А потом из динамика раздался его, чуть искаженный голос:
— Как меня слышно?
— И где он находится? — поинтересовался нарком.
— В соседней комнате. Сигнал передается по проводам. Пока. — поспешно добавил Борис Павлович. — Приемник поставить не сложно.
— Понимаю. — покивал Фрунзе.
— Питание от обычной бытовой сети.
— Славно…
Разговорились.
Борис Львович Розинг, который в 1911 году построил в своей лаборатории первый электронно-лучевой кинескоп, тоже был здесь. Не хватало только Владимира Козьмича Зворыкина, который пока не желал возвращаться из эмиграции. Но в целом коллектив подобрался очень интересный — увлеченные делом энтузиасты.
Что и дало свой результат.
В оригинальной истории первые серийные телевизоры с электронно-лучевыми трубками стали производиться только в 1934 году. Где-то через десятилетие после доминирования механического телевидения. Сначала начали производство немцы, потом французы с англичанами и, наконец, в 1938 году — США. Здесь, кстати, Михаил Васильевич старался немцев привлекать. В частности, ту же самую компанию, которая в 1934 года сама запустила в серию первый такой телевизор — Telefunken. Как к разработке и выработке стандарта вещания, так и к строительству будущего завода по выпуску этих самых телевизоров.
Дорогих, понятно.
— 2820 рублей, — грустно произнес Грабовский.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Пока так, но уверен, мы найдем способ снизить стоимость. — поспешил заверить Розинг. Прекрасно понимая, что 2820 рублей при зарплате простого работяги в 60–70 рублей — это совершенно неподъемно.
Но лиха беда начало?
Тем более, что ставить их в каких-то общественных местах, продавать состоятельным гражданам и выдавать в качестве наград правительство вполне могло себе позволить. Охватывая таким образом достаточно широкую аудиторию. Ведь главнейшим из искусств являлось кино ДО появления телевидения.
И если киноиндустрия Союза бурно развивалась, то из телевизионного мира он был выключен практически полностью. Что совершенно никуда не годилось. Программа «Радио в каждый дом» уже набирала обороты. Чтобы как можно шире охватывать новостным и развлекательным контентом граждан Союза. А вот телевидение… оно еще даже толком и не родилось. Эмбриональное состояние. Но плод уже активно ворочался в животике и давал о себе знать.
Параллельно шли другие программы.
Тут и «Диафильм в каждый дом» со стремительно создаваемым перечнем диафильмов обучающего и развлекательного характера. И музыкальная программа, продвигающая первый в мире магнитофон, работающий на кассетах аналогичных Stereo 8. Причем он был простой и дешевый. Базовая версия его стоила 45 рублей 40 копеек, а кассета — 2 рубля. Да, с зарплаты рабочему не купить. Но накопить за полгода-год вполне реально. Тем более, что благодаря Фрунзе, в Союзе активно продвигались программы лизинга и рассрочки. Что стимулировало спрос и «прогревало» предприятия.
На внутренний рынок, правда, поступало, едва 20 % от всех производимых магнитофонов. Остальное уходило за границу по куда более существенной цене. Особенно автомобильные версии, питающиеся от бортовой сети транспортных средств. Это прям стало разом крайне модно — иметь в автомобиле кассетный магнитофон. Из-за чего в это дело вкладывались инвесторы, строя в Союзе заводы: уже четыре больших для самих магнитофонов и десять — для кассет. В рамках сделки по продаже лицензий. Очень выгодных, даже с учетом роялти. Да и иностранные исполнители валом валили в Союз для записи своих композиций, звучавших на новомодных кассетах кардинально лучше, чем на пластинках. Не отставали и студии звукозаписи, которые открыли в Союзе свои представительства, чтобы получать возможность всю эту волну обуздать…
— Кстати, Борис Львович, — обратился Фрунзе к Розингу. — А вы никогда не думали над тем, что кинескоп — прекрасное решение для различных научно-исследовательских задач.
— Не уверен, что вполне понимаю вас, Михаил Васильевич.
— Насколько я знаю, трубка Брауна, на основе которой построен данный телевизор, открыта давно. Кажется, в конце XIX века. И что изначально на ее основе был сооружен осциллограф.
— Это так.
— Так может развить это направление? Я уверен, что визуализация, — кивнул Фрунзе в сторону телевизора, — откроет нам новые горизонты. Начать, например, с запуска серийных советских осциллографов. Я могу путать, но мне кажется, что с ними дефицит и мы их закупаем за границей.
— Когда получается, — присоединился к разговору Грабовский. — Не всегда ведь продают.
— Вот и я о том. А мы, если сделаем годный, сможем открыто продавать. И не только осциллограф. Мало ли приборов можно сделать, что сильно бы выигрывали от визуализации? Да и вообще — нам нужно свое производство самых современных приборов.
— Это верно, — вполне живо откликнулся Розинг.
— Возьметесь?
— А как же телевидение? — несколько растерялся Борис Львович.
— А вы все равно первое время будете работать очень плотно вместе. Да и тут вы больше как консультант. Команда справляется. Но я не настаиваю. Вы сами решайте.
— Если только Борис Павлович не против. Вы ведь забираете у него ценного работника.
— Борис Павлович?
— Михаил Васильевич, — неловко улыбнулся тот, — я конечно этого не хочу. Но если бы не вы — всего этого, — махнул он рукой на телевизор, — не было бы. И дело, что вы предлагаете, стоящее. Так что я не смогу найти в себе сил возразить. Если Борис Львович возьмется, то пускай и делает. Я же со своей стороны это только поддержу…