Золото Советского Союза: назад в 1975 (СИ) - Майоров Сергей

Водитель Вася с досады решил закурить. Он достал из кармана пачку «Беломорканала», выбил щелчком папиросу и схватил её зубами.

— Ты давай ешь, боец, и рассказывай, что случилось, — напомнил он, прикуривая. Спичками.

Кажется, я понял, в какую степь ушли мои глюки. Но почему СССР? Не сказать, чтобы я был ярым фанатом тех времён. Впрочем, хорошо, что не котёл со смолой. А то ведь на рай я вряд ли заработал, а после трупа какая ещё альтернатива? Ладно, смотрим мультики дальше. В принципе, почему бы не поностальгировать.

— Ты слышишь? Товарищи, он всё-таки не в порядке, — тревожно сообщил мужской голос.

— А? Я тут. Сейчас соображу. Нас было трое, мы дошли…

— Подожди, ты был с ребятами в походе?

— Ну… да. Только не с ребятами — с мужиками.

— Как зовут, сколько лет? Они продержатся в тайге? Доберёмся до партии, по рации сообщим. Приметы вспомни.

— Лёха Валов и Макарыч, Муханов Владимир Макарыч. Лёхе пятьдесят два, Вовке пятьдесят один. Приметы…

— Погоди. Приметы радисту скажешь. А как вы сюда добрались? Далековато от ближайшего посёлка.

— На машине приехали до Кизина, дальше пешком.

— Что за машина?

— УАЗ.

— Ого! Ну вот, уже кое-что. Теперь о том, что и как случилось. Вы искали кратер?

— Да, Патомский кратер.

— Нашли?

— Нашли, что б ему пусто было. Палатку быстренько внизу поставили, даже чаю попили. И решили до темноты на разведку сходить. Начали подниматься. И тут…

— Ну-ну?

— Не знаю я, что дальше. Мужики вперёд ушли, а я вижу, солнце уже садится. А потом… гроза прямо надо мной. Упал, потерял сознание, очнулся…

«Закрытый перелом», — подсказал внутренний голос.

«Пошёл в жопу», — заткнул я его. Вид собственного трупа опять встал перед глазами как живой. Нет, нифига не живой. Мёртвый. Взгляд остекленевший. Бр-р!

— Очнулся, уже утро. И никого. И лагерь сгорел. Всё черным-черно.

— А показать сможешь это место?

— Я вам даже точные координаты скажу.

— Ого! Молодец! Диктуй.

И я сказал, потому как запомнил их ещё дома, а в пути они вдолбились намертво.

Потом мы тряслись на этом чуде враждебной техники, и я осознал, что настоящие танки реально не боятся грязи. Мы пёрли через подлесок, легко подминая всё, что встречалось на пути. Больших деревьев тут не росло, разве что горелые остовы с бог знает каких времён. Остальное — чахлые лиственницы, карельские берёзы, тонкие осины и какие-то кустарники. И много-много мха. Лесотундра. Один недостаток у вездехода — амортизации ноль. Так что швыряло нас безбожно, знай держись. Ну и не поговоришь, кричать разве что.

Тем не менее, мой молодой организм спокойно уснул под этот скрежет, гул и болтанку, и благополучно продрых до самой базы геологов. Прибыли уже в потёмках, и меня попытались сплавить начальнику партии, но тот махнул рукой и побежал пинать народ на разгрузку какого-то ценного оборудования, на котором я так сладко спал в пути.

Спасибо доброй девушке Люсе, которая взяла надо мной опеку и повела кормить в некое подобие кухни, которое заключалось в навесе, примыкающем к скальнику, а внутри был очаг и большой стол, слишком высокий относительно брёвен, служивших лавками.

Мне выдали миску гречки, щедро сдобренной тушёнкой, а к чифирю, который тут назывался чаем — сгущёнку, которую предлагалось наливать из пробитой в крышке дырки всё на те же галеты либо ананасовые вафли, которые так настойчиво предлагали, что я сразу понял — вафли тут не в чести, и все рады их сплавить приблудному мальчонке. А я был в полном ступоре, потому что свежий чай заварили из пачки со слоном, сгущёнка была офигенно вкусная — та самая, из детских воспоминаний, которую сейчас хрен купишь, я даже вафли эти вспомнил.

Впервые за сегодняшний день я подумал: «А не так уж плохи мои глюки, даже как-то приятно вспомнить детство и молодость».

Потом ко мне подсел начальник, которого все звали Михалычем и начал допрос. И я растерялся уже на первых вопросах, а дальше стало только хуже.

— Так как тебя зовут, говоришь — прищурившись, начал он.

И это «говоришь», мне сразу не понравилось.

— Саня.

— А фамилия-отчество?

— Александр Дмитриевич Шарипов.

— Как-как? Подожди, я запишу.

— Шарипов. Как Володя Шарапов, только через «и», — попытался я пошутить.

— Что за Володя? — наморщил лоб Михалыч.

— Ну который с Жегловым бандитов ловил, — дивясь дремучести геологов, ляпнул я.

Вокруг пожимали плечами и переглядывались, мол, кто в курсе, что за история? А я впервые задумался, в антураже какого года вообще нахожусь? Вдруг это совсем древние геологи, а я им ещё Высоцкого начну втирать. Очень трудно с глюками общаться, чтобы они тебя за психа не приняли или куда следует не сдали. Но ладно, вроде не тридцать седьмой год. Одеты более-менее в знакомые шмотки. А вот вытащи я сейчас такой мешающий золотой утяжелитель из правого голенища, что со мной сделают? Надо мне о нём позаботиться и найти место понадёжнее.

Продолжаем разговор.

— Ладно, про Володю потом расскажешь, страна должна знать своих героев, — сообразил начальник и как-то гаденько ухмыльнувшись в бороду, спросил: — Так откуда вы приехали?

— Из Иркутска, — честно глядя ему в глаза, ответил я.

— Самолётом?

— Нет, своим ходом, на машине.

— Не знал, что есть дорога.

— Есть конечно.

— Не близкий путь. Как там Иркутск, стоит?

— Куда он денется. Тряхануло нынче опять.

— Да ты что? Сильно?

— Ощутимо. Около пяти баллов.

— Ого! Сидим тут в глуши, отстали от жизни. Говорят, у вас там нынче Вечный огонь зажгли?

Оп-па! А вот и дата прояснилась. Спасибо Любане, такие факты из истории я знал. Семьдесят пятый, значит. На тридцать лет Победы огонь у нас зажгли. Кстати, спички у меня в кармане с этой датой. Ты смотри, какие логичные глюки. Всё-то одно к одному.

— Да, на девятое мая.

— Видел?

— Не, там столько народу было. Потом ездил посмотреть, — вдохновенно вещал я.

— Опять мы отвлеклись. Давай про твоих старших товарищей подумаем. Рация с ночи не работает. Магнитная буря что ли, или циклон идёт мощный. Связи нет. Поэтому ты завтра с водителем доедешь до Перевоза, там заявишь в милицию о пропавших. Может, с воздуха получится поискать. По земле-то, сам понимаешь, сложновато будет.

— А машина?

— Машина. А ты доедешь на ней сам до посёлка?

Доеду, конечно. Правда, есть сомнения, что Патриот будет дожидаться меня у Хомолхо. Не вписывается он в эту советскую реальность, даром что УАЗ. Но вдруг. Могу я помечтать, что завтра всё закончится, мои ребята найдутся, и мы как ни в чём ни бывало посмеёмся над моими мультиками. А потом поедем домой. Но где-то в глубине души грызло беспокойство затянувшимися и такими реалистичными картинами. А ну как проснусь я завтра — и геологи так и останутся геологами, а я — неизвестным пацаном, который вчерашний день ищет. У меня вообще-то жизнь, бизнес, бабы липучие… хотя вон Люся девушка зачётная со всех сторон. И глазки строит. Забота о младшем товарище, все дела, но я-то этот взгляд за версту вижу, опыт не пропьёшь.

Спать меня определили в одну из больших палаток, которую я чуть не снёс, врезавшись в жердь на входе. Геологи хохотали, похлопывая меня по плечу, ничего мол, научишься, какие твои годы. Нет уж, дудки. Таскайте сами на себе вашу брезентуху. И антимоскитной сетки нет, всё дымом провоняли, выживая гнус и людей. Глаза ест, дышать нечем. Пришлось напрашиваться в гости к девушкам, у которых вход был занавешен марлей, прелесть какая. Впрочем я не один такой был, и мы неплохо посидели, веселя девчонок байками и по очереди играя на гитаре.

И если страшилки про медведей и анекдоты про Чапаева мне без того были знакомы, то с музыкой вышел косяк. Пели они чёрт те что собственного «гениального» сочинения. Когда дошли до «Под крылом самолёта» я чуть не прослезился. Песен Боярского они пока не слыхивали, Пугачёвой тоже, как я потом узнал. И гитара у них дрова, помотайся-ка с хозяином по горам и долам. Надо сваливать поскорее. Эти дикие люди не знали даже «Изгиб гитары жёлтой», а на «Милую мою» встрепенулась одна Люся.